Неточные совпадения
«Не все между
мужчинамиОтыскивать счастливого,
Пощупаем-ка баб!» —
Решили наши странники
И стали баб опрашивать.
В селе Наготине
Сказали, как отрезали:
«
У нас такой не водится,
А
есть в селе Клину:
Корова холмогорская,
Не баба! доброумнее
И глаже — бабы нет.
Спросите вы Корчагину
Матрену Тимофеевну,
Она же: губернаторша...
— Как не думала? Если б я
была мужчина, я бы не могла любить никого, после того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду матери забыть вас и сделать вас несчастною;
у него не
было сердца.
— Разве я не вижу, как ты себя поставил с женою? Я слышал, как
у вас вопрос первой важности — поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Всё это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит.
Мужчина должен
быть независим,
у него
есть свои мужские интересы.
Мужчина должен
быть мужествен, — сказал Облонский, отворяя ворота.
Дети с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна, с трудом борясь с своими облепившими ее ноги юбками, уже не шла, а бежала, не спуская с глаз детей.
Мужчины, придерживая шляпы, шли большими шагами. Они
были уже
у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба. Дети и за ними большие с веселым говором вбежали под защиту крыши.
— Да, я теперь всё поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вам,
мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом, девушка, которая видит вас,
мужчин, издалека, принимает всё на слово, —
у девушки бывает и может
быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
В ней
было возбуждение и быстрота соображения, которые появляются
у мужчин пред сражением, борьбой, в опасные и решительные минуты жизни, те минуты, когда раз навсегда
мужчина показывает свою цену и то, что всё прошедшее его
было не даром, а приготовлением к этим минутам.
Все
у них
было как-то черство, неотесанно, неладно, негоже, нестройно, нехорошо, в голове кутерьма, сутолока, сбивчивость, неопрятность в мыслях, — одним словом, так и вызначилась во всем пустая природа
мужчины, природа грубая, тяжелая, не способная ни к домостроительству, ни к сердечным убеждениям, маловерная, ленивая, исполненная беспрерывных сомнений и вечной боязни.
Мужчины и женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем
был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и падали; скоро
у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль.
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и
будь работа Лонгрена — игрушки — менее независима от дел деревни, ему пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений. Товары и съестные припасы он закупал в городе — Меннерс не мог бы похвастаться даже коробком спичек, купленным
у него Лонгреном. Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное
мужчине сложное искусство ращения девочки.
Она великолепно, например, поняла вопрос о целовании рук, то
есть что
мужчина оскорбляет женщину неравенством, если целует
у ней руку.
У кого-то из старых французов, Феваля или Поль де-Кока, он вычитал, что в интимных отношениях супругов
есть признаки, по которым муж, если он не глуп, всегда узнает,
была ли его жена в объятиях другого
мужчины.
—
Мужчины — уходите! — скомандовала она. — Серафима, ты
будешь спать
у меня; все пьяны, провожать тебя некому.
— Ну, — черт его знает, может
быть, и сатира! — согласился Безбедов, но тотчас же сказал: —
У Потапенко
есть роман «Любовь», там женщина тоже предпочитает мерзавца этим… честным деятелям. Женщина, по-моему, — знает лучше
мужчины вкус жизни. Правду жизни, что ли…
Самгин сидел на крайнем стуле
у прохода и хорошо видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и
мужчин. Люди первых рядов сидели не очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их
было еще меньше. На хорах не более полусотни безмолвных.
— Ах, если б можно
было написать про вас,
мужчин, все, что я знаю, — говорила она, щелкая вальцами, и в ее глазах вспыхивали зеленоватые искры. Бойкая, настроенная всегда оживленно, окутав свое тело подростка в яркий китайский шелк, она, мягким шариком, бесшумно каталась из комнаты в комнату,
напевая французские песенки, переставляя с места на место медные и бронзовые позолоченные вещи, и стрекотала, как сорока, — страсть к блестящему
у нее
была тоже сорочья, да и сама она вся пестро блестела.
— Слышала я, что товарищ твой стрелял в себя из пистолета. Из-за девиц, из-за баб многие стреляются. Бабы подлые, капризные. И
есть у них эдакое упрямство… не могу сказать какое. И хорош
мужчина, и нравится, а — не тот. Не потому не тот, что беден или некрасив, а — хорош, да — не тот!
Стоя в буфете
у окна, он смотрел на перрон, из-за косяка. Дуняшу не видно
было в толпе, окружавшей ее. Самгин машинально сосчитал провожатых: тридцать семь человек
мужчин и женщин. Марина — заметнее всех.
— Вот, тоже, возьмемте женщину: женщина
у нас — отменно хороша и
была бы того лучше, преферансом нашим
была бы пред Европой, если б нас,
мужчин, не смутили неправильные умствования о Марфе Борецкой да о царицах Елизавете и Екатерине Второй.
Самгин
был в том возрасте, когда
у многих
мужчин и женщин большого сексуального опыта нормальное биологическое влечение становится физиологическим любопытством, которое принимает характер настойчивого желания узнать, чем тот или та не похожи на этого или эту.
Цвет лица
у Ильи Ильича не
был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может
быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может
быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для
мужчины.
Он и среди увлечения чувствовал землю под ногой и довольно силы в себе, чтоб в случае крайности рвануться и
быть свободным. Он не ослеплялся красотой и потому не забывал, не унижал достоинства
мужчины, не
был рабом, «не лежал
у ног» красавиц, хотя не испытывал огненных радостей.
Иван Иванович Тушин
был молодец собой. Высокий, плечистый, хорошо сложенный
мужчина, лет тридцати осьми, с темными густыми волосами, с крупными чертами лица, с большими серыми глазами, простым и скромным, даже немного застенчивым взглядом и с густой темной бородой.
У него
были большие загорелые руки, пропорциональные росту, с широкими ногтями.
— Уж хороши здесь молодые люди! Вон
у Бочкова три сына: всё собирают
мужчин к себе по вечерам, таких же, как сами,
пьют да в карты играют. А наутро глаза
у всех красные.
У Чеченина сын приехал в отпуск и с самого начала объявил, что ему надо приданое во сто тысяч, а сам хуже Мотьки: маленький, кривоногий и все курит! Нет, нет… Вот Николай Андреич — хорошенький, веселый и добрый, да…
Надежда
быть близким к Вере питалась в нем не одним только самолюбием:
у него не
было нахальной претензии насильно втереться в сердце, как бывает
у многих писаных красавцев,
у крепких, тупоголовых
мужчин, — и чем бы ни
было — добиться успеха.
Была робкая, слепая надежда, что он может сделать на нее впечатление, и пропала.
Она, как кажется,
была тут старшая, вроде начальницы, как и
у мужчин были тоже старшины.
Вон и другие тоже скучают: Савич не знает,
будет ли уголь, позволят ли рубить дрова, пустят ли на берег освежиться людям? Барон насупился, думая, удастся ли ему… хоть увидеть женщин. Он уж глазел на все японские лодки, ища между этими голыми телами не такое красное и жесткое, как
у гребцов. Косы и кофты
мужчин вводили его иногда в печальное заблуждение…
Женщины, то
есть тагалки, гораздо лучше
мужчин: лица
у них правильнее, глаза смотрят живее, в чертах больше смышлености, лукавства, игры, как оно и должно
быть.
Было раннее ненастное сентябрьское утро. Шел то снег, то дождь с порывами холодного ветра. Все арестанты партии, 400 человек
мужчин и около 50 женщин, уже
были на дворе этапа и частью толпились около конвойного-старшòго, раздававшего старостам кормовые деньги на двое суток, частью закупали съестное
у впущенных на двор этапа торговок. Слышался гул голосов арестантов, считавших деньги, покупавших провизию, и визгливый говор торговок.
— Что же тут дурного? Я вам в нашей литературе укажу на проект одного немецкого писателя, который прямо предлагает, чтобы это не считалось преступлением, и возможен
был брак между
мужчинами, — сказал Сковородников, жадно с всхлюпыванием затягиваясь смятой папиросой, которую он держал между корнями пальцев
у ладони, и громко захохотал.
Такие же
были у оборванных опухших
мужчин и женщин, с детьми стоявших на углах улиц и просивших милостыню.
Когда он
был девственником и хотел остаться таким до женитьбы, то родные его боялись за его здоровье, и даже мать не огорчилась, а скорее обрадовалась, когда узнала, что он стал настоящим
мужчиной и отбил какую-то французскую даму
у своего товарища.
Как на воле главные интересы ее жизни состояли в успехах
у мужчин, так точно это продолжало
быть и на допросах, и в тюрьме, и в ссылке.
Антонида Ивановна, по мнению Бахаревой,
была первой красавицей в Узле, и она часто говорила, покачивая головой: «Всем взяла эта Антонида Ивановна, и полнотой, и лицом, и выходкой!» При этом Марья Степановна каждый раз с коротким вздохом вспоминала, что «вот
у Нади, для настоящей женщины, полноты недостает, а
у Верочки кожа смуглая и волосы на руках, как
у мужчины».
Это
был средних лет
мужчина, с выправкой старого военного; ни в фигуре, ни в лице, ни в манере себя держать, даже в костюме
у него решительно ничего не
было особенного.
— Опять… — произносила Хиония Алексеевна таким тоном, как будто каждый шаг Привалова по направлению к бахаревскому дому
был для нее кровной обидой. — И чего он туда повадился? Ведь в этой Nadine, право, даже интересного ничего нет… никакой женственности. Удивляюсь, где только
у этих
мужчин глаза… Какой-нибудь синий чулок и… тьфу!..
Для особенно почетных и знатных посетителей из
мужчин отведены
были даже совсем уже необыкновенные места сзади стола, за которым помещался суд: там появился целый ряд занятых разными особами кресел, чего никогда
у нас прежде не допускалось.
Об этих Дыроватых камнях
у туземцев
есть такое сказание. Одни люди жили на реке Нахтоху, а другие — на реке Шооми. Последние взяли себе жен с реки Нахтоху, но, согласно обычаю, сами им в обмен дочерей своих не дали. Нахтохуские удэгейцы отправились на Шооми и, воспользовавшись отсутствием
мужчин, силой забрали столько девушек, сколько им
было нужно.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы
были срублены прочно. Видно
было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился
мужчина. Это
был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться
у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Мужчины были одеты по-китайски. Они носили куртку, сшитую из синей дабы, и такие же штаны. Костюм женщин более сохранил свой национальный характер. Одежда их пестрела вышивками по борту и по краям подола
была обвешана побрякушками. Выбежавшие из фанз грязные ребятишки испуганно смотрели на нас. Трудно сказать, какого цвета
была у них кожа: на ней
были и загар, и грязь, и копоть. Гольды эти еще знали свой язык, но предпочитали объясняться по-китайски. Дети же ни 1 слова не понимали по-гольдски.
Если бы они подружились с нею, и
у меня не
было бы причины жалеть их, и
у них исчезло бы желание: «Ах, зачем я не родилась
мужчиною!».
— Вот оно: «ах, как бы мне хотелось
быть мужчиною!» Я не встречал женщины,
у которой бы нельзя
было найти эту задушевную тайну. А большею частью нечего и доискиваться ее — она прямо высказывается, даже без всякого вызова, как только женщина чем-нибудь расстроена, — тотчас же слышишь что-нибудь такое: «Бедные мы существа, женщины!» или: «
мужчина совсем не то, что женщина», или даже и так, прямыми словами: «Ах, зачем я не
мужчина!».
Кроме
мужчин,
есть на свете женщины, которые тоже люди; кроме пощечины,
есть другие вздоры, по — нашему с тобою и по правде вздоры, но которые тоже отнимают спокойствие жизни
у людей.
Потом, разумеется, вырос и стал взрослым
мужчиною; а в это время какому-то богачу и прогрессисту в сельском хозяйстве вздумалось устроить
у себя на южном берегу Крыма, вместо виноградников, хлопчато-бумажные плантации; он и поручил кому-то достать ему управляющего из Северной Америки: ему и достали Джемса Бьюмонта, канадского уроженца, нью-йоркского жителя, то
есть настолько верст не видывавшего хлопчатобумажных плантаций, насколько мы с вами, читатель, не видывали из своего Петербурга или Курска гору Арарат; это уж всегда так бывает с подобными прогрессистами.
Почти только одно,
быть гувернантками; да еще разве — давать какие-нибудь уроки, которых не захотят отнять
у нас
мужчины.
— Чем вас потчевать? — захлопотала вдова. —
Мужчины, я знаю, любят чай с ромом
пить, а
у нас, извините, не то что рому, и чаю в заводе нет. Не хотите ли молочка?
У меня
было больше дружеских и близких отношений с женщинами, чем с
мужчинами.
— Дурак! Из-за тебя я пострадала… И словечка не сказала, а повернулась и вышла. Она меня, Симка, ловко отзолотила. Откуда прыть взялась
у кислятины… Если б ты
был настоящий
мужчина, так ты приехал бы ко мне в тот же день и прощения попросил. Я целый вечер тебя ждала и даже приготовилась обморок разыграть… Ну, это все пустяки, а вот ты дома себя дурак дураком держишь. Помирись с женой… Слышишь? А когда помиришься, приезжай мне сказать.
Но
у нее
была какая-то болезненная потребность, чтобы в доме непременно
был мужчина, и притом
мужчина непременно законный.
Любовь Андреевна. Надо
быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить… надо влюбляться! (Сердито.) Да, да! И
у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной чудак, урод…
Что же касается
мужчин, то Птицын, например,
был приятель с Рогожиным, Фердыщенко
был как рыба в воде; Ганечка всё еще в себя прийти не мог, но хоть смутно, а неудержимо сам ощущал горячечную потребность достоять до конца
у своего позорного столба; старичок учитель, мало понимавший в чем дело, чуть не плакал и буквально дрожал от страха, заметив какую-то необыкновенную тревогу кругом и в Настасье Филипповне, которую обожал, как свою внучку; но он скорее бы умер, чем ее в такую минуту покинул.