Неточные совпадения
Завтра мы
едем, надо видеть его и
готовиться к отъезду», сказала она себе.
30 сентября показалось с утра солнце, и, надеясь на погоду, Левин стал решительно
готовиться к отъезду. Он велел насыпать пшеницу, послал к купцу приказчика, чтобы взять деньги, и сам
поехал по хозяйству, чтобы сделать последние распоряжения перед отъездом.
— Я очень рад, что вы приехали, — сказал он, садясь подле нее, и, очевидно желая сказать что-то, он запнулся. Несколько раз он хотел начать говорить, но останавливался. Несмотря на то, что,
готовясь к этому свиданью, она учила себя презирать и обвинять его, она не знала, что сказать ему, и ей было жалко его. И так молчание продолжалось довольно долго. — Сережа здоров? — сказал он и, не дожидаясь ответа, прибавил: — я не буду обедать дома нынче, и сейчас мне надо
ехать.
Он поскорей звонит. Вбегает
К нему слуга француз Гильо,
Халат и туфли предлагает
И подает ему белье.
Спешит Онегин одеваться,
Слуге велит
приготовлятьсяС ним вместе
ехать и с собой
Взять также ящик боевой.
Готовы санки беговые.
Он сел, на мельницу летит.
Примчались. Он слуге велит
Лепажа стволы роковые
Нести за ним, а лошадям
Отъехать в поле к двум дубкам.
Тогда он
поехал в Кисловодск, прожил там пять недель и, не торопясь, через Тифлис, Баку, по Каспию в Астрахань и по Волге поднялся до Нижнего, побывал на ярмарке, посмотрел, как город чистится,
готовясь праздновать трехсотлетие самодержавия, с той же целью побывал в Костроме.
Он решился
поехать к Ивану Герасимовичу и отобедать у него, чтоб как можно менее заметить этот несносный день. А там, к воскресенью, он успеет
приготовиться, да, может быть, к тому времени придет и ответ из деревни.
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать в деревню письма, дописывать план устройства имения,
приготовиться ехать за границу, — словом, он не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц не узнает его, воротясь.
Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с Ольгой только в воскресенье, при свидетелях. Поэтому, когда пришло завтра, он не подумал с утра начать
готовиться ехать к Ольге.
— Да, я хочу
ехать в деревню пожить, так
приготовляюсь понемногу.
Отправка партии, в которой шла Маслова, была назначена на 5-е июля. В этот же день
приготовился ехать зa нею и Нехлюдов. Накануне его отъезда приехала в город, чтоб повидаться с братом, сестра Нехлюдова с мужем.
Приехав в Москву, Нехлюдов первым делом
поехал в острожную больницу объявить Масловой печальное известие, о том, что Сенат утвердил решение суда и что надо
готовиться к отъезду в Сибирь.
Этот ужасный процесс… я непременно
поеду, я
готовлюсь, меня внесут в креслах, и притом я могу сидеть, со мной будут люди, и вы знаете ведь, я в свидетелях.
Вот буйные сани опять
поехали шагом, отстали, а небуйные сани
едут коварно, не показали, обгоняя, никакого вида, что запаслись оружием; вот буйные сани опять несутся на них с гвалтом и гиканьем, небуйные сани
приготовились дать отличный отпор сюрпризом, но что это? буйные сани берут вправо, через канавку, — им все нипочем, — проносятся мимо в пяти саженях: «да, это она догадалась, схватила вожжи сама, стоит и правит», говорят небуйные сани: — «нет, нет, догоним! отомстим!
Владимир обнял их с восторгом и
поехал домой
приготовляться.
Но все это только цветочки. Приближается 13-е декабря, день ангела Арсения Потапыча. К этому дню
приготовляются очень деятельно, так как исстари заведено, что у Пустотеловых к именинам хозяина съезжается целая масса гостей. Филанида Протасьевна наскоро объезжает соседей и всем напоминает о предстоящем празднестве. Арсений Потапыч тем временем продает еще партию хлеба и
едет в город для новых закупок.
Луша действительно
готовилась ехать в горы и теперь, под руководством Прейна, училась стрелять в цель из монтекристо.
Этот день был исключением в Александровой слободе. Царь,
готовясь ехать в Суздаль на богомолье, объявил заране, что будет обедать вместе с братией, и приказал звать к столу, кроме трехсот опричников, составлявших его всегдашнее общество, еще четыреста, так что всех званых было семьсот человек.
Кинув все это в ту же рассыльную книгу, в которой бумага была доставлена, он вышел на крыльцо и отдал книгу солдату; явившемуся длинному дьячку Павлюкану велел мазать кибитку и
готовиться через час
ехать с ним в уезд по благочинию, а работницу послал за Ахиллой.
Стоило некоторым людям, участникам и неучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда только
готовились к этому делу, смело высказывать свое негодование перед совершившимися в других местах истязаниями и отвращение и презрение к людям, участвовавшим в них, стоило в настоящем тульском деле некоторым лицам выразить нежелание участвовать в нем, стоило проезжавшей барыне и другим лицам тут же на станции высказать тем, которые
ехали в этом поезде, свое негодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковых командиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать свое мнение, что военные не могут быть палачами, и благодаря этим и некоторым другим, кажущимся неважными частным воздействиям на людей, находящихся под внушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, не совершили истязаний, а только срубили лес и отдали его помещику.
Сказать, что люди эти, все эти чиновники, офицеры и солдаты не знают того, что им предстоит и на что они
едут, — нельзя, потому что они
готовились к этому.
Сдав недавно главное начальство над завоеванной Польшею генерал-поручику Романиусу, он
готовился ехать в Турцию служить при графе Румянцове.
На дачу я
готовился переезжать в очень дурном настроении. Мне все казалось, что этого не следовало делать. К чему тревожить и себя и других, когда все уже решено. Мне казалось, что
еду не я, а только тень того, что составляло мое я. Будет обидно видеть столько здоровых, цветущих людей, которые
ехали на дачу не умирать, а жить. У них счастливые номера, а мой вышел в погашение.
Губернатору и графу Функендорфу угрожало то же самое: в зале пробило уже два часа, а они еще не жаловали. Обладавшие аппетитом гости напрасно похаживали около окон и посматривали на открытую дорогу, на которой должен был показаться экипаж, — однако его не было. Проходила уже и отсроченная четверть часа, и княгиня
готовилась привстать и подать руку Рогожину, который имел привилегию водить бабушку к столу, как вдруг кто-то крикнул: «
Едут!»
Уж
ехать он
приготовлялся,
Но обернулся, — испугался,
И, состраданьем увлечен,
Хотел ее утешить он...
Этот тревожный призыв неприятно взволновал Ипполита Сергеевича, нарушая его намерения и настроение. Он уже решил уехать на лето в деревню к одному из товарищей и работать там, чтобы с честью
приготовиться к лекциям, а теперь нужно
ехать за тысячу с лишком вёрст от Петербурга и от места назначения, чтоб утешать женщину, потерявшую мужа, с которым, судя по её же письмам, ей жилось не сладко.
Таня. Да как же, Федор Иваныч, дело теперь сладилось… Я бы к маменьке, к крестной
поехала,
приготовилась бы. А на красную горку и свадьба. Скажите, батюшка Федор Иваныч!
— Сидят-сидят, да и
едут, — сказал Семен Иваныч,
приготовляясь встать с места. Но Иван Ильич предупредил его, тотчас встал из-за стола и взял с камина свою соболью шапку. Он смотрел как обиженный.
В этот день Александр Антонович не
поехал в правление и после обеда, за которым он выпил много вина, пришел в светлое и мягкое настроение. Обняв Николая за талию, он повел его в библиотеку, закурил сигару и,
приготовившись к долгому слушанию, добродушно сказал...
Вообще Султанов резко изменился. В вагоне он был неизменно мил, остроумен и весел; теперь, в походе, был зол и свиреп. Он
ехал на своем коне, сердито глядя по сторонам, и никто не смел с ним заговаривать. Так тянулось до вечера. Приходили на стоянку. Первым долгом отыскивалась удобная, чистая фанза для главного врача и сестер, ставился самовар,
готовился обед. Султанов обедал, пил чай и опять становился милым, изящным и остроумным.
Караулов, еще совсем молодой человек, был уже гордостью русского медицинского мира. С год тому назад он защитил блестящим образом докторскую диссертацию и вместо того, чтобы
поехать за границу
готовиться к профессуре, сам вызвался
ехать на борьбу с посетившей его отечество страшной гостьей — холерой.
В Петербурге в это время
готовились к свадьбе великого князя. Туда спешили гости из Малороссии. Наталья Демьяновна собралась со всей семьей. Она
ехала по зову государыни, но главным образом влекло ее на север свиданье с ее младшим сыном, которого она не видала несколько лет.
— Я исполнил данный обет и свой долг, — сказал он Михаилу Павловичу, — печаль о потере нашего благодетеля останется во мне вечною, но, по крайней мере, я чист перед священною его памятью и перед собственною совестью. Ты понимаешь, что никакая сила уже не может поколебать моей решимости. Ты сам отвезешь к брату и матушке мои письма.
Готовься сегодня же
ехать в Петербург.
— Вошли они к дядюшке вашему прямо в спальню и так учтиво попросили их тотчас же одеваться и с ними
ехать… Дяденька ваш сейчас же встали, а я уж
приготовился их причесывать, делать букли и косу и пудремантель приготовил, только Николай Петрович изволили сказать, что это не нужно… Дяденька ваш наскоро надел мундир и в карете Николая Петровича уехали, а куда неведомо… Меня словно обухом ударило, хожу по комнатам словно угорелый, так с час места ходил, вы и позвонили…
По доходившим известиям, поляки сильно укрепили Прагу и
готовились к отпору. Александр Васильевич не скрывал этого от солдат, а, напротив, заранее им внушал, что Прага даром в руки не дастся. По своему обыкновению, объезжая ежедневно на походе войска, он останавливался у каждого полка, здоровался, балагурил, называл по именам знакомых солдат, говорил о предстоящих трудах. Чуть не весь полк сбегался туда, где
ехал и беседовал с солдатами Суворов, — это беспорядком не считалось.
— Не понимаешь?.. Ха, ха! Из каких же это побуждений — из любви ко мне, что ли, Пятов на той неделе стал предлагать мне — содержать меня, на свой счет, целых два года, чтобы я
ехал за границу и
готовился там на магистра?
Владислав начал
приготовляться к отъезду; он
поехал к своему начальнику, показал ему письмо матери, в котором она писала, что отчаянно больна и желает его скорее видеть и благословить.
Графиня Белавина
поехала сделать некоторые покупки, а Федор Дмитриевич стал
готовиться к поезду.
Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это было возможно, ему надо было переменить место. Он отдал приказание
готовиться к отъезду, который назначил на завтрашний день. На другой день князь призвал в свой кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил в Тамбов. По въезде в этот город князь приказал
ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.
Между тем в голове моей созрел план. Я обдумывал его и
приготовлялся к его исполнению в течение нескольких месяцев. Наконец я заявил матери, что мой отпуск кончился и мне надо
ехать в армию.
Шныряют взад и вперед санки. Обыватели везут провизию. Кульки с гусями и поросятами весело торчат из передков и с колен проезжающих — в шубах и салопах. Все
готовится к усиленной
еде и ликованию.
Я
поехал не
готовиться на какую-нибудь кафедру, а просто поступить в ученье к вековой мысли, к вековому знанию, к вековой человечности!
Вот как было дело. После обеда я легла спать,
готовилась к ночи… В половине девятого я послала за каретой и
поехала в Толмазов переулок. Туда был принесен мой костюм. Домбрович меня дожидался. Мы с ним немножко поболтали; он поправил мою куафюру на греческий манер. В начале десятого мы уже были на дворе нашей обители. Порядок был все тот же. Мы сейчас отослали извощика. Когда я посылаю Семена нанимать карету, я ему говорю, чтоб он брал каждый раз нового извощика и на разных биржах.
За перегородкой на кровати лежала жена Попова, Софья Саввишна, приехавшая к мужу из Мценска просить отдельного вида на жительство. В дороге она простудилась, схватила флюс и теперь невыносимо страдала. Наверху за потолком какой-то энергический мужчина, вероятно ученик консерватории, разучивал на рояли рапсодию Листа с таким усердием, что, казалось, по крыше дома
ехал товарный поезд. Направо, в соседнем номере, студент-медик
готовился к экзамену. Он шагал из угла в угол и зубрил густым семинарским басом...
Раньше нужно было сдать два зачета, — по ним Марина много
готовилась, и откладывать их было невозможно. Между тем рвоты были ужасны, об
еде она думала с ужасом, голова не работала. А тут еще Темка. К нему она чувствовала самой ей непонятную, все возраставшую ненависть. А когда он пытался ее ласкать, Марину всю передергивало. И она сказала ему...