Неточные совпадения
— Тело. Плоть. Воодушевлена, но — не одухотворена — вот! Учение богомилов — знаете? Бог дал форму —
сатана душу. Страшно верно! Вот почему в народе — нет
духа.
Дух создается избранными.
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его
Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме
духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в
духа. Только
дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся
сатане и гордому
духу его всецело.
— Старые штуки! старые штуки! Зачем бежал ты во весь
дух, как будто бы сам
сатана за тобою по пятам гнался?
Сатана утвердил волю свою в себе самом и мнил собою заменить божество; человек же обратил свою волю на другое, — на низшую натуру, стремясь соединиться с нею не чрез одухотворение ее
духом божиим, а через уподобление себя ей или свое овеществление.
Статуя проваливается.
Духи становятся между
Сатаной и дон Жуаном, который падает в обморок.
Сатана исчезает.
— Возьми в дом чужое дитя из бедности. Сейчас все у тебя в своем доме переменится: воздух другой сделается. Господа для воздуха расставляют цветы, конечно, худа нет; но главное для воздуха — это чтоб были дети. От них который
дух идет, и тот ангелов радует, а
сатана — скрежещет… Особенно в Пушкарной теперь одна девка: так она с дитем бьется, что даже под орлицкую мельницу уже топить носила.
Предвечного решения Божия, которое осталось тайною даже «начальствам и властям» небесным, не мог разгадать и искуситель,
дух зависти, который уже по тому самому лишен был всякой проницательности в любви: судя по самому себе и не допуская ничего иного и высшего, он мог рассчитывать лишь на то, что Творец, обиженный непослушанием, отвернется от мира, бросит его, как сломанную игрушку, а тогда-то и воцарится в нем
сатана.
Хорошо волку быть волком, хорошо зайцу быть зайцем и червяку червяком, их
дух темен и скуден, их воля смиренна, но ты, человече, вместил в себя Бога и
Сатану — и как страшно томятся Бог и
Сатана в этом тесном и смрадном помещении!
Она, когда бывает не в
духе, зовет меня так: чучело, или аспид, или
сатана.
— Она не может быть женою католика! Она жена
сатаны! Неужели ты до сих пор не замечал, несчастный, что она не раз уже изменяла тебе для нечистого
духа? Иди домой и приведи ее сейчас сюда…
— Я ожидал, предвидел это! Но ничего. Мы найдем ее…Великий дар у Августина! О, чудный дар! Иди с миром и другой раз не женись на ведьмах! Были примеры, что нечистые
духи переселялись из жен в мужей…В прошлом году я сжег одного благочестивого католика, который через прикосновение к нечистой женщине против воли отдал душу свою
сатане…Ступай!
— Мое повествование, — так начал цейгмейстер, возвратясь в кабинет пастора, — будет продолжением того, которым пугал нас Фриц, когда мы подъезжали к Долине мертвецов. Вы помните, что я дал слово на возвратном пути свесть знакомство с тамошними
духами. Я и исполнил его. Да, господин пастор, побывал и я в когтях у
сатаны. Вы смеетесь и, может быть, думаете, что я подвожу мины под мужество моей бесстрашной сестрицы. Право, нет. Если хоть одно красное словцо скажу, так я не артиллерист, не швед! Довольны ли вы?