Неточные совпадения
— А! — сказал Левин, более слушая звук ее голоса, чем слова, которые она говорила, всё время
думая о дороге, которая шла теперь
лесом, и обходя те места, где бы она могла неверно ступить.
Не
о корысти и военном прибытке теперь
думали они, не
о том, кому посчастливится набрать червонцев, дорогого оружия, шитых кафтанов и черкесских коней; но загадалися они — как орлы, севшие на вершинах обрывистых, высоких гор, с которых далеко видно расстилающееся беспредельно море, усыпанное, как мелкими птицами, галерами, кораблями и всякими судами, огражденное по сторонам чуть видными тонкими поморьями, с прибрежными, как мошки, городами и склонившимися, как мелкая травка,
лесами.
И где такой народ благочестивой,
C которым
думаешь ты жить в ладу?» —
«
О, я прямёхонько иду
В
леса Аркадии счастливой.
И не одну сотню раз Клим Самгин видел, как вдали, над зубчатой стеной елового
леса краснеет солнце, тоже как будто усталое, видел облака, спрессованные в такую непроницаемо плотную массу цвета кровельного железа, что можно было
думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы»,
о котором с таким ужасом говорила Серафима Нехаева.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь к кустам, стала рассказывать
о Корвине тем тоном, каким говорят,
думая совершенно
о другом, или для того, чтоб не
думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в усадьбу, и мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик убежал от него, спрятался в
лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
— Так вот — провел недель пять на лоне природы. «
Лес да поляны, безлюдье кругом» и так далее. Вышел на поляну, на пожог, а из ельника лезет Туробоев. Ружье под мышкой, как и у меня. Спрашивает: «Кажется, знакомы?» — «Ух, говорю, еще как знакомы!» Хотелось всадить в морду ему заряд дроби. Но — запнулся за какое-то но. Культурный человек все-таки, и знаю, что существует «Уложение
о наказаниях уголовных». И знал, что с Алиной у него — не вышло. Ну,
думаю, черт с тобой!
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал
думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного
леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Александр часто гулял по окрестностям. Однажды он встретил толпу баб и девок, шедших в
лес за грибами, присоединился к ним и проходил целый день. Воротясь домой, он похвалил девушку Машу за проворство и ловкость, и Маша взята была во двор ходить за барином. Ездил он иногда смотреть полевые работы и на опыте узнавал то,
о чем часто писал и переводил для журнала. «Как мы часто врали там…» —
думал он, качая головой, и стал вникать в дело глубже и пристальнее.
О чем
думали удальцы разудалые, сидя на поляне, среди
леса дремучего?
—
О нет, нет… Я буду в
лесу в это время, никуда из хаты не выйду… Но я буду сидеть и все
думать, что вот я иду по улице, вхожу в ваш дом, отворяю двери, вхожу в вашу комнату… Вы сидите где-нибудь… ну хоть у стола… я подкрадываюсь к вам сзади тихонько… вы меня не слышите… я хватаю вас за плечо руками и начинаю давить… все крепче, крепче, крепче… а сама гляжу на вас… вот так — смотрите…
Около Дмитровки приятели расстались, и Ярцев поехал дальше к себе на Никитскую. Он дремал, покачивался и все
думал о пьесе. Вдруг он вообразил страшный шум, лязганье, крики на каком-то непонятном, точно бы калмыцком языке; и какая-то деревня, вся охваченная пламенем, и соседние
леса, покрытые инеем и нежно-розовые от пожара, видны далеко кругом и так ясно, что можно различить каждую елочку; какие-то дикие люди, конные и пешие, носятся по деревне, их лошади и они сами так же багровы, как зарево на небе.
— Не печалься за нас, пане, — говорит Опанас, — Роман будет на болоте раньше твоих доезжачих, а я, по твоей милости, один на свете, мне
о своей голове
думать недолго. Вскину рушницу за плечи и пойду себе в
лес… Наберу проворных хлопцев и будем гулять… Из
лесу станем выходить ночью на дорогу, а когда в село забредем, то прямо в панские хоромы. Эй, подымай, Ромасю, пана, вынесем его милость на дождик.
Бабушке немалого труда стоило успокоить дьяконицу, что она ничего
о ее брате худого не
думает и нимало на него не сердится; что «любовь это хвороба, которая не по
лесу, а по людям ходит, и кто кого полюбит, в том он сам не волен».
Но умирающий уже забыл
о нем и молча метался.
Думали, что началась агония, но, к удивлению, Колесников заснул и проснулся, хрипло и страшно дыша, только к закату. Зажгли жестяную лампочку, и в чернеющий
лес протянулась по-осеннему полоса света. Вместе с людьми двигались и их тени, странно ломаясь по бревенчатым стенам и потолку, шевелясь и корча рожи. Колесников спросил...
Справа по обрыву стоял
лес, слева блестело утреннее красивое море, а ветер дул на счастье в затылок. Я был рад, что иду берегом. На гравии бежали, шумя, полосы зеленой воды, отливаясь затем назад шепчущей
о тишине пеной. Обогнув мыс, мы увидели вдали, на изгибе лиловых холмов берега, синюю крышу с узким дымком флага, и только тут я вспомнил, что Эстамп ждет известий. То же самое, должно быть,
думал Дюрок, так как сказал...
Нужно что-то сделать, чем-то утешить оскорблённую мать. Она пошла в сад; мокрая, в росе, трава холодно щекотала ноги; только что поднялось солнце из-за
леса, и косые лучи его слепили глаза. Лучи были чуть тёплые. Сорвав посеребрённый росою лист лопуха, Наталья приложила его к щеке, потом к другой и, освежив лицо, стала собирать на лист гроздья красной смородины, беззлобно
думая о свёкре. Тяжёлой рукою он хлопал её по спине и, ухмыляясь, спрашивал...
И вот перед этими людьми встает вопрос: искать других небес. Там они тоже будут чужие, но зато там есть настоящее солнце, есть тепло и уже решительно не нужно
думать ни
о сене, ни
о жите, ни об огурцах. Гуляй, свободный и беспечный, по зеленым паркам и
лесам, и ежели есть охота, то решай в голове судьбы человечества.
Антон также глядел на дряблую избушку свою; бог весть
о чем он
думал: чужая голова — темный
лес.
Скучно стало мне, и от этой скуки пристрастился я к птичьей охоте. Уйду в
лес, поставлю сеть, повешу чапки, лягу на землю, посвистываю,
думаю. В душе — тихо, ничего тебе не надобно. Родится мысль, заденет сердце и падёт в неизвестное, точно камешек в озеро, пойдут круги в душе — волнение
о боге.
Размышляли
о том, как мы пройдем насквозь весь опасный
лес, аукаясь, перекликаясь и перепрыгивая ямки и овражки, в которых дотлевает последний снег, а и не
подумали, будет ли все это одобрено, когда возвратится наше высшее начальство.
Все
думали только
о том, как им весело будет разбрестись по
лесу, куда все боятся ходить, а они не боятся.
Князь, который был мысленно занят своим делом,
подумал, что ему не худо будет познакомиться с человеком, который всех знает и докладывает сам министру. Он завел с ним разговор
о политике,
о службе, потом
о своем деле, которое состояло в тяжбе с казною
о 20 т<ысячах> десятин
лесу. Наконец князь спросил у Горшенки, не знает ли он одного чиновника Красинского, у которого в столе разбираются его дела.
Не хочется
думать о нем, — я смотрю в поле: на краю его синий
лес, а за ним, под горою, течет Волга, могучая река, — точно она сквозь душу твою широко течет, спокойно смывая отжившее.
Был уже весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от холода, как в декабре, и едва высунешь язык, как его начинало сильно щипать. Волчиха была слабого здоровья, мнительная; она вздрагивала от малейшего шума и все
думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Запах человеческих и лошадиных следов, пни, сложенные дрова и темная унавоженная дорога пугали ее; ей казалось, будто за деревьями в потемках стоят люди и где-то за
лесом воют собаки.
Теперь у нас пляски в
лесу в молодом,
Забыты и стужа и слякоть —
Когда я
подумаю только
о том,
От грусти мне хочется плакать!
В поле было жарко и тихо, как перед дождем. В
лесу парило, и шел душистый тяжелый запах от сосен и лиственного перегноя. Петр Михайлыч часто останавливался и вытирал мокрый лоб. Он осмотрел свои озимые и яровые, обошел клеверное поле и раза два согнал на опушке куропатку с цыплятами; и все время он
думал о том, что это невыносимое состояние не может продолжаться вечно и что надо его так или иначе кончить. Кончить как-нибудь глупо, дико, но непременно кончить.
Опять же и время такое настало, что христиане не только у вас на Москве, но и в наших
лесах о своих выгодах стали больше
думать, чем
о Господе,
о спасенье души ровно бы и помышлять забыли…
— Девку выкрали! — спокойно промолвит прохожий и пойдет своим путем, не
думая больше
о встрече. Дело обычное. Кто в
лесах за Волгой свадеб уходом не видывал?..
Теперь больше здесь делать было нечего, и я пошел домой. Когда я подходил к фанзе Кивета, из
лесу вышли два удэхейца Вензи и Дилюнга, и мы вместе вошли в дом. Я стал рассказывать своим спутникам
о том, что видел, и
думал, что сообщаю им что-то новое, оригинальное, но удэхейцы сказали мне, что филин всегда таким образом ловит рыбу. Иногда он так долго сидит в воде, что его хвост и крылья плотно вмерзают в лед, тогда филин погибает.
Он прекрасно говорит, но кто поручится мне, что это не фразерство? Он постоянно
думает и говорит только
о своих
лесах, сажает деревья… Это хорошо, но ведь очень может быть, что это психопатия… (Закрывает лицо руками.) Ничего не понимаю! (Плачет.) Учился на медицинском факультете, а занимается совсем не медициной… Это все странно, странно… Господи, да помоги же мне все это обдумать!
Перечитал я написанное вчера… Меня опьянили яркое утро, запах
леса, это радостное, молодое лицо; я смотрел вчера на Наташу и
думал: так будет выглядеть она, когда полюбит. Тут была теперь не любовь, тут было нечто другое; но мне не хотелось об этом
думать, мне только хотелось, чтоб подольше на меня смотрели так эти сиявшие счастьем глаза. Теперь мне досадно, и злость берет: к чему все это было? Я одного лишь хочу здесь, — отдохнуть, ни
о чем не
думать. А Наташа стоит передо мною, — верящая, ожидающая.
В осеннюю тишину, когда холодный, суровый туман с земли ложится на душу, когда он тюремной стеною стоит перед глазами и свидетельствует человеку об ограниченности его воли, сладко бывает
думать о широких, быстрых реках с привольными, крутыми берегами,
о непроходимых
лесах, безграничных степях.
Как цветистое дерево в пышном саду, русский реалист прекрасно знал и изображал близлежащий пейзаж, а в то, что лежит за пределами
леса, либо не верил, как и в черта, либо
думал о нем с отвращением и досадой Но как в самое Россию, — заканчивал Андреев, — я верю в русскую литературу, в ее молодую силу, в ее крепкое органическое здоровье.