Неточные совпадения
Пройдя большую
половину болота, Левин с Весловским добрались
до того места, по которому длинными полосками, упирающимися в осоку, был разделен мужицкий покос, отмеченный где протоптанными полосками, где прокошенным рядком.
Половина из этих полос была уже скошена.
— Нет, штука. Идите, идите, Василий Лукич зовет, — сказал швейцар, слыша приближавшиеся шаги гувернера и осторожно расправляя ручку в до-половины снятой перчатке, державшую его за перевязь, и подмигивая головой на Вунича.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу
до поста,
до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как
половина приданого не могла поспеть к этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
— Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул
половину бараньего бока к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал
до последней косточки.
Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что
до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и
половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях, и служившая постелью Раскольникову.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый
до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и
половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Свадьба была отложена
до осени по каким-то хозяйственным соображениям Татьяны Марковны — и в доме постепенно готовили приданое. Из кладовых вынуты были старинные кружева, отобрано было родовое серебро, золото, разделены на две равные
половины посуда, белье, меха, разные вещи, жемчуг, брильянты.
Было, я думаю, около
половины одиннадцатого, когда я, возбужденный и, сколько помню, как-то странно рассеянный, но с окончательным решением в сердце, добрел
до своей квартиры. Я не торопился, я знал уже, как поступлю. И вдруг, едва только я вступил в наш коридор, как точас же понял, что стряслась новая беда и произошло необыкновенное усложнение дела: старый князь, только что привезенный из Царского Села, находился в нашей квартире, а при нем была Анна Андреевна!
А назавтра поутру, еще с восьми часов, вы изволили отправиться в Серпухов: вы тогда только что продали ваше тульское имение, для расплаты с кредиторами, но все-таки у вас оставался в руках аппетитный куш, вот почему вы и в Москву тогда пожаловали, в которую не могли
до того времени заглянуть, боясь кредиторов; и вот один только этот серпуховский грубиян, один из всех кредиторов, не соглашался взять
половину долга вместо всего.
И не
половину бы отдал, потому что тогда вышла бы одна пошлость: я стал бы только вдвое беднее и больше ничего; но именно все, все
до копейки, потому что, став нищим, я вдруг стал бы вдвое богаче Ротшильда!
— «Отчего же так?» — «Потребления больше:
до двенадцати тысяч одного английского войска; хлеб и вино идут отлично; цены славные: все в два с
половиной раза делается дороже».
От шести
до семи с
половиной встают и офицеры и идут к поднятию флага, потом пьют чай, потом — кто куда.
Дорогу эту можно назвать прекрасною для верховой езды, но только не в грязь. Мы легко сделали тридцать восемь верст и слезали всего два раза, один раз у самого Аяна, завтракали и простились с Ч. и Ф., провожавшими нас, в другой раз на
половине дороги полежали на траве у мостика, а потом уже ехали безостановочно. Но тоска: якут-проводник, едущий впереди, ни слова не знает по-русски, пустыня тоже молчит, под конец и мы замолчали и часов в семь вечера молча доехали
до юрты, где и ночевали.
— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец
до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя слово Иисусе, придержал рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено, поклонился в землю, а хор запел последние слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на
половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые ноги.
Но Лука не слышал последних слов и на всех парах летел на
половину Марьи Степановны. Добежав
до комнаты Надежды Васильевны, старик припал к замочной скважине и прошептал...
Раньше эти вечера были скучны
до тошноты, потому что на
половине Марьи Степановны собиралось только исключительно женское общество, да и какое общество: приплетется старуха Размахнина, придет Павла Ивановна со своими бесконечными кружевами, иногда навернется еще какая-нибудь старушка — вот и все.
Поэтому после вспышки со стороны Василия Назарыча Данила Семеныч увлекался на
половину «самой», где его поили чаем, ублажали, и Марья Степановна снисходила даже
до того, что из собственных рук подносила ему серебряную чарку анисовки.
Раньше она как-то индифферентно относилась к этим двум
половинам, но теперь их смысл для нее выяснился вполне: Марья Степановна и не думала смиряться, чтобы по крайней мерс дойти
до кабинета больного мужа, — напротив, она, кажется, никогда еще не блюла с такой щепетильностью святую отчужденность своей
половины, как именно теперь.
Вдали на соборных часах пробило
половину двенадцатого. Мальчики заспешили и остальной довольно еще длинный путь
до жилища штабс-капитана Снегирева прошли быстро и почти уже не разговаривая. За двадцать шагов
до дома Коля остановился и велел Смурову пойти вперед и вызвать ему сюда Карамазова.
— Изо второй
половины я
до сих пор ничего не понимаю, — сказал Алеша.
Прокурор так и впился в показание: оказывалось для следствия ясным (как и впрямь потом вывели), что
половина или часть трех тысяч, доставшихся в руки Мите, действительно могла оставаться где-нибудь припрятанною в городе, а пожалуй так даже где-нибудь и тут в Мокром, так что выяснялось таким образом и то щекотливое для следствия обстоятельство, что у Мити нашли в руках всего только восемьсот рублей — обстоятельство, бывшее
до сих пор хотя единственным и довольно ничтожным, но все же некоторым свидетельством в пользу Мити.
И вот я ехидно отсчитываю
половину от трех тысяч и зашиваю иглой хладнокровно, зашиваю с расчетом, еще
до пьянства зашиваю, а потом, как уж зашил, на остальную
половину еду пьянствовать!
От города
до монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел по пустынной в этот час дороге. Почти уже стала ночь, в тридцати шагах трудно уже было различать предметы. На
половине дороги приходился перекресток. На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил на перекресток, как фигура сорвалась с места, бросилась на него и неистовым голосом прокричала...
Но во второй
половине речи как бы вдруг изменил и тон и даже прием свой и разом возвысился
до патетического, а зала как будто ждала того и вся затрепетала от восторга.
— Это так, это именно так, — восклицал во внезапном возбуждении Алеша, — брат именно восклицал мне тогда, что
половину,
половину позора (он несколько раз выговорил:
половину!) он мог бы сейчас снять с себя, но что
до того несчастен слабостью своего характера, что этого не сделает… знает заранее, что этого не может и не в силах сделать!
Мало того, когда он уверял потом следователя, что отделил полторы тысячи в ладонку (которой никогда не бывало), то, может быть, и выдумал эту ладонку, тут же мгновенно, именно потому, что два часа пред тем отделил
половину денег и спрятал куда-нибудь там в Мокром, на всякий случай,
до утра, только чтобы не хранить на себе, по внезапно представившемуся вдохновению.
В то время реку Билимбе можно было назвать пустынной. В нижней
половине река шириной около 20 м, глубиной
до 1,5 м и имеет скорость течения от 8
до 10 км в час. В верховьях реки есть несколько зверовых фанз. Китайцы приходили сюда в Санхобе зимой лишь на время соболевания. В этот день нам удалось пройти км тридцать;
до Сихотэ-Алиня оставалось еще столько же.
После перевала тропа идет сначала правым берегом реки, потом переходит через топкое болото на левый берег, затем снова возвращается на правую сторону, каковой и придерживается уже
до самого устья. В верхней
половине река Квандагоу заросла хвойным лесом, а в нижней — исключительно лиственными породами: тополем, дубом, березой, осокорем, осиной, кленом и т.д.
Вторую
половину пути мы сделали легко, без всяких приключений и, дойдя
до другой зверовой фанзы, расположились в ней на ночь как дома.
На другой день мы продолжали наш путь вниз по долине реки Такемы и в три с
половиной дня дошли
до моря уже без всяких приключений. Это было 22 сентября. С каким удовольствием я растянулся на чистой циновке в фанзе у тазов! Гостеприимные удэгейцы окружили нас всяческим вниманием: одни принесли мясо, другие — чай, третьи — сухую рыбу. Я вымылся, надел чистое белье и занялся работой.
Миноносцы уходили в плавание только во второй
половине июня. Пришлось с этим мириться. Во-первых, потому, что не было другого случая добраться
до залива Джигит, а во-вторых, проезд по морю на военных судах позволял мне сэкономить значительную сумму денег. Кроме того, потеря времени во Владивостоке наполовину окупалась скоростью хода миноносцев.
С января
до апреля 1907 года я был занят составлением отчетов за прошлую экспедицию и только в
половине мая мог начать сборы в новое путешествие. В этих сборах есть всегда много прелести. Общий план экспедиции был давно уже предрешен, оставалось только разработать детали.
Ограниченные запасы продовольствия заставили нас торопиться. Мы сократили большой привал
до 30 минут и во вторую
половину дня шли
до самых сумерек.
В полдень мы были на
половине пути от Тадушу
до перевала, а к вечеру дошли
до реки Удагоу [У-да-гоу — пятая большая долина.], самого верхнего притока Динзахе.
Во вторую
половину дня нам удалось пройти только
до перевала. Заметив, что вода в речке начинает иссякать, мы отошли немного в сторону и стали биваком недалеко от водораздела. Весело затрещали сухие дрова в костре. Мы грелись около огня и делились впечатлениями предыдущей ночи.
На
половине пути от моря, на месте слияния Сицы и Дунцы, с левой стороны есть скала Да-Лаза. Рассказывают, что однажды какой-то старик китаец нашел около нее женьшень крупных размеров. Когда корень принесли в фанзу, сделалось землетрясение, и все люди слышали, как ночью скала Да-Лаза стонала. По словам китайцев, река Санхобе на побережье моря является северной границей,
до которой произрастает женьшень. Дальше на север никто его не встречал.
После нескольких колебаний определили считать за брата или сестру
до 8 лет четвертую часть расходов взрослой девицы, потом содержание девочки
до 12 лет считалось за третью долю, с 12 — за
половину содержания сестры ее, с 13 лет девочки поступали в ученицы в мастерскую, если не пристраивались иначе, и положено было, что с 16 лет они становятся полными участницами компании, если будут признаны выучившимися хорошо шить.
Особенно это: «с супругой!» — Тот круг, сплетни о котором спускались
до Марьи Алексевны, возвышался лишь
до действительно статского слоя общества, а сплетни об настоящих аристократах уже замирали в пространстве на
половине пути
до Марьи Алексевны; потому она так и поняла в полном законном смысле имена «муж и жена», которые давали друг другу Серж и Жюли по парижскому обычаю.
— Дмитрий, ты стал плохим товарищем мне в работе. Пропадаешь каждый день на целое утро, и на
половину дней пропадаешь по вечерам. Нахватался уроков, что ли? Так время ли теперь набирать их? Я хочу бросить и те, которые у меня есть. У меня есть рублей 40 — достанет на три месяца
до окончания курса. А у тебя было больше денег в запасе, кажется, рублей
до сотни?
До этого дошли только в
половине третьего года, а прежде того перешли через несколько разных ступеней, начиная с раздела прибыли пропорционально заработной плате.
— Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают — не знаю. Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена, гоним в Казань. Я их принял верст за сто; офицер, что сдавал, говорил: «Беда, да и только, треть осталась на дороге» (и офицер показал пальцем в землю).
Половина не дойдет
до назначения, — прибавил он.
Я забыл сказать, что «Вертер» меня занимал почти столько же, как «Свадьба Фигаро»;
половины романа я не понимал и пропускал, торопясь скорее
до страшной развязки, тут я плакал как сумасшедший. В 1839 году «Вертер» попался мне случайно под руки, это было во Владимире; я рассказал моей жене, как я мальчиком плакал, и стал ей читать последние письма… и когда дошел
до того же места, слезы полились из глаз, и я должен был остановиться.
С тех пор он перерос
половину их, сделался «невенчанным царем» народов, их упованием, их живой легендой, их святым человеком, и это от Украины и Сербии
до Андалузии и Шотландии, от Южной Америки
до Северных Штатов.
До семи лет было приказано водить меня за руку по внутренней лестнице, которая была несколько крута;
до одиннадцати меня мыла в корыте Вера Артамоновна; стало, очень последовательно — за мной, студентом, посылали слугу и
до двадцати одного года мне не позволялось возвращаться домой после
половины одиннадцатого.
Лет
до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу в доме моего отца, что у него на
половине я держу себя чинно, что у моей матери другая
половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
В усадьбе и около нее с каждым днем становится тише; домашняя припасуха уж кончилась, только молотьба еще в полном ходу и будет продолжаться
до самых святок. В доме зимние рамы вставили, печки топить начали; после обеда, часов
до шести, сумерничают, а потом и свечи зажигают; сенные девушки уж больше недели как уселись за пряжу и работают
до петухов, а утром, чуть свет забрезжит, и опять на ногах. Наконец в
половине октября выпадает первый снег прямо на мерзлую землю.
Действительно, в
половине пятого у околицы на выезде Ильинки показывается желтая четвероместная карета, которую трусцой спускает с пригорка четверка старых, совсем белых лошадей. Затем карета въезжает на мостовник и медленно ползет по нем
до самой церкви.
Сделавши это распоряжение, Анна Павловна возвращается восвояси, в надежде хоть на короткое время юркнуть в пуховики; но часы уже показывают
половину шестого; через полчаса воротятся из лесу «девки», а там чай, потом староста… Не
до спанья!
Мы выехали из Малиновца около часа пополудни.
До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие, по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло провести в дороге не меньше двух дней с
половиной.
До первой станции (Гришково), тридцать верст, надо было доехать засветло.
И вместе с башней Троекуров начал строить свой дом, рядом с домом Голицына, чтобы «утереть ему нос», а материал, кстати, был под рукой — от Сухаревой башни. Проведал об этом Петр, назвал Троекурова казнокрадом, а все-таки в 1691 году рядом с домом Голицына появились палаты, тоже в два этажа. Потом Троекуров прибавил еще третий этаж со сводами в две с
половиной сажени, чего не было ни
до него, ни после.