Неточные совпадения
«Эти
люди чувствуют меня своим, — явный признак их тупости… Если б я хотел, — я, пожалуй, мог бы играть в их среде значительную роль.
Донесет ли
на них Диомидов? Он должен бы сделать это. Мне, конечно, не следует ходить к Варваре».
— Покойник. Оставим. Вы знаете, что не вполне верующий
человек во все эти чудеса всегда наиболее склонен к предрассудкам… Но я лучше буду про букет: как я его
донес — не понимаю. Мне раза три дорогой хотелось бросить его
на снег и растоптать ногой.
Я писал вам, что упавшая у нас
на Джукджуре, или Зукзуре, якутском или тунгусском Монблане, одной из гор Станового хребта, вьючная лошадь перебила наш запас вина (так нам
донесли наши
люди), и мы совершили путь этот, по образу древних, очень патриархально, довольствуясь водой.
Я только что проснулся, Фаддеев
донес мне, что приезжали голые
люди и подали
на палке какую-то бумагу. «Что ж это за
люди?» — спросил я. «Японец, должно быть», — отвечал он. Японцы остановились саженях в трех от фрегата и что-то говорили нам, но ближе подъехать не решались; они пятились от высунувшихся из полупортиков пушек. Мы махали им руками и платками, чтоб они вошли.
Исправник
донес Тюфяеву. Тюфяев послал военную экзекуцию под начальством вятского полицмейстера. Тот приехал, схватил несколько
человек, пересек их, усмирил волость, взял деньги, предал виновных уголовному суду и неделю говорил хриплым языком от крику. Несколько
человек были наказаны плетьми и сосланы
на поселенье.
Это — «Два помещика» из «Записок охотника». Рассказчик — еще молодой
человек, тронутый «новыми взглядами», гостит у Мардария Аполлоновича. Они пообедали и пьют
на балконе чай. Вечерний воздух затих. «Лишь изредка ветер набегал струями и в последний раз, замирая около дома,
донес до слуха звук мерных и частых ударов, раздававшихся в направлении конюшни». Мардарий Аполлонович, только что поднесший ко рту блюдечко с чаем, останавливается, кивает головой и с доброй улыбкой начинает вторить ударам...
Убыток был не очень большой, и запуганные обыватели советовали капитану плюнуть, не связываясь с опасным
человеком. Но капитан был не из уступчивых. Он принял вызов и начал борьбу, о которой впоследствии рассказывал охотнее, чем о делах с неприятелем. Когда ему
донесли о том, что его хлеб жнут работники Банькевича, хитрый капитан не показал и виду, что это его интересует… Жнецы связали хлеб в снопы, тотчас же убрали их, и
на закате торжествующий ябедник шел впереди возов, нагруженных чужими снопами.
Кержацкий конец вышел
на работу в полном составе, а из мочеган вышли наполовину: в кричной робил Афонька Туляк, наверху домны, у «хайла», безответный
человек Федька Горбатый, в листокатальной Терешка-казак и еще несколько
человек. Полуэхт Самоварник обежал все корпуса и почтительно
донес Ястребку, кто не вышел из мочеган
на работу.
— А все же вы паспорт, господин Лихонин, непременно завтра же предъявите, — настойчиво сказал управляющий
на прощанье. — Как вы
человек почтенный, работящий, и мы с вами давно знакомы, также и платите вы аккуратно, то только для вас делаю. Времена, вы сами знаете, какие теперь тяжелые.
Донесет кто-нибудь, и меня не то что оштрафуют, а и выселить могут из города. Теперь строго.
— Ах, пожалуйста, будь осторожен! — подхватила Мари. — И не вздумай откровенничать ни с каким самой приличной наружности молодым
человеком и ни с самым почтенным старцем: оба они могут
на тебя
донести, один из выгоды по службе, а другой — по убеждению.
«Пишу к вам почти дневник свой. Жандарм меня прямо подвез к губернаторскому дому и сдал сидевшему в приемной адъютанту под расписку; тот сейчас же
донес обо мне губернатору, и меня ввели к нему в кабинет. Здесь я увидел стоящего
на ногах довольно высокого генерала в очках и с подстриженными усами. Я всегда терпеть не мог подстриженных усов, и почему-то мне кажется, что это делают только
люди весьма злые и необразованные.
Этого маленького разговора совершенно было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось
на маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех
людей, что там делается, и
доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.
Следственно, если при таком строгом содержании, как в нашем остроге, при военном начальстве,
на глазах самого генерал-губернатора и, наконец, ввиду таких случаев (иногда бывавших), что некоторые посторонние, но официозные
люди, по злобе или по ревности к службе, готовы были тайком
донести куда следует, что такого-то, дескать, разряда преступникам такие-то неблагонамеренные командиры дают поблажку, — если в таком месте, говорю я,
на преступников-дворян смотрели несколько другими глазами, чем
на остальных каторжных, то тем более смотрели
на них гораздо льготнее в первом и третьем разряде.
Вдруг один
человек в Перми, другой в Туле, третий в Москве, четвертый в Калуге объявляют, что они присягать не будут, и объясняют свой отказ все, не сговариваясь между собой, одним и тем же, тем, что по христианскому закону клятва запрещена, но что если бы клятва и не была запрещена, то они по духу христианского закона не могут обещаться совершать те дурные поступки, которые требуются от них в присяге, как-то:
доносить на всех тех, которые будут нарушать интересы правительства, защищать с оружием в руках свое правительство или нападать
на врагов его.
— Месяц и двадцать три дня я за ними ухаживал — н-на! Наконец —
доношу: имею, мол, в руках след подозрительных
людей. Поехали. Кто таков? Русый, который котлету ел, говорит — не ваше дело. Жид назвался верно. Взяли с ними ещё женщину, — уже третий раз она попадается. Едем в разные другие места, собираем народ, как грибы, однако всё шваль, известная нам. Я было огорчился, но вдруг русый вчера назвал своё имя, — оказывается господин серьёзный, бежал из Сибири, — н-на! Получу
на Новый год награду!
Из Тобольска немедленно посылается надежный профос (солдат), который и забирает всех,
на кого
донес неизвестный
человек, а затем всех пятерых везет в Тобольск.
Да и шалили же мы и проказничали во весь льготный год! Сколько окон в людских перебили! сколько у кухарок горшков переколотили! сколько жалоб собиралось
на нас за разные пакости! Но маменька запрещали
людям доносить батеньке
на нас."Не долго им уже погулять! — говорили они. — Пойдут в школу, — перестанут. Пусть будет им чем вспомнить жизнь в родительском доме".
— Где это ты, зверь, отрезал нос? — закричала она с гневом. — Мошенник! пьяница! Я сама
на тебя
донесу полиции. Разбойник какой! Вот уж я от трех
человек слышала, что ты во время бритья так теребишь за носы, что еле держатся.
Бывает так, что
на горизонте мелькнут журавли, слабый ветер
донесет их жалобно-восторженный крик, а через минуту, с какою жадностью ни вглядывайся в синюю даль, не увидишь ни точки, не услышишь ни звука — так точно
люди с их лицами и речами мелькают в жизни и утопают в нашем прошлом, не оставляя ничего больше, кроме ничтожных следов памяти.
«Но, господа, — снова продолжал чтец, — если, паче чаяния, взбредет нам, что и мы тоже
люди, что у нас есть головы — чтобы мыслить, язык — чтобы не
доносить, а говорить то, что мыслим, есть целых пять чувств — чтобы воспринимать ощущение от правительственных ласк и глазом, и ухом, и прочими благородными и неблагородными частями тела, что если о всем этом мы догадаемся нечаянно? Как вы думаете, что из этого выйдет? Да ничего… Посмотрите
на эпиграф и увидите, что выйдет».
Иван Карамазов учит: «Так как бога и бессмертия нет, то новому
человеку позволительно стать человекобогом, даже хотя бы одному в целом мире, и с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится… Все дозволено». Мысли свои Иван сообщает лакею Смердякову, Смердяков убивает отца-Карамазова при молчаливом невмешательстве Ивана. Иван идет в суд
доносить на себя. И черт спрашивает его...
И, как нарочно, по линии пробежал ветер и
донес звук, похожий
на бряцание оружия. Наступило молчание. Не знаю, о чем думали теперь инженер и студент, но мне уж казалось, что я вижу перед собой действительно что-то давно умершее и даже слышу часовых, говорящих
на непонятном языке. Воображение мое спешило нарисовать палатки, странных
людей, их одежду, доспехи…
Михаил Андреевич расходовался сам
на свои предприятия и платил расходы Казимиры, платил и расходы Кишенского по отыскиванию путей к осуществлению великого дела освещения городов удивительно дешевым способом, а Кишенский грел руки со счетов Казимиры и рвал куртажи с тех ловких
людей, которым предавал Бодростина, расхваливая в газетах и их самих, и их гениальные планы, а между тем земля, полнящаяся слухами, стала этим временем
доносить Кишенскому вести, что то там, то в другом месте, еще и еще проскальзывают то собственные векселя Бодростина, то бланкированные им векселя Казимиры.
В камере сидело пять женщин. Жена и дочь бежавшего начальника уездной милиции при белых. Две дамы,
на которых
донесла их прислуга, что они ругали большевиков. И седая женщина с одутловатым лицом, приютившая Катю в первую ночь, — жена директора одного из частных банков. С нею случилась странная история. Однажды, в отсутствие мужа, к ней пришли два молодых
человека, отозвали ее в отдельную комнату и сообщили, что они — офицеры, что большевики их разыскивают для расстрела, и умоляли дать им приют
на сутки.
Охотник и лесник, не отрывая глаз от темного окна, стали слушать. Сквозь шум леса слышны были звуки, какие слышит напряженное ухо во всякую бурю, так что трудно было разобрать,
люди ли то звали
на помощь, или же непогода плакала в трубе. Но рванул ветер по крыше, застучал по бумаге
на окне и
донес явственный крик: «Караул!»
После нескольких недель заключения Киноварова в остроге, Анониму
донесли, что он умер там и, как следует, похоронен. Через дней десять после того полицмейстер, из немцев, небойкого ума и характера, по секрету рассказывает мне, что хоронил Киноварова, но что
человек, которого он хоронил, был совершенно непохож
на него.
С небольшим через час посланные
на сторож
люди донесли, что Ермак с
людьми подходит к усадьбе.
Вечером того же дня пришло в местечко известие, что отряд Брандта, вышедший из Мариенбурга, не нашел
на розенгофском форпосте ничего, кроме развалин, и ни одного живого существа, кроме двух-трех израненных лошадей; что Брандт для добычи вестей посылал мили за три вперед надежных
людей, которые и
донесли о слышанной ими к стороне Эмбаха перестрелке, и что, вследствие этих слухов, отряд вынужден был возвратиться в Менцен и там окопаться.
— Я думаю, что никто. Выслушай меня спокойно. Только четыре
человека знают тайну прошлой ночи. Ты, твоя дочь, которая не пойдет
доносить на тебя, я, который нем как могила, и Егор Никифоров.
Ему все казалось, что княжна Маргарита, которую он считал в живых, там, в далекой каторге, вдруг одумается, и наученная окружающими ее новыми, опытными
людьми,
донесет на него, раскроет все, что так упорно скрывала
на суде, и его, по этому доносу, позовут к ответу.
— Ободритесь, граждане новгородские, пусть судит Бог виновных пролития крови! Зла отныне не будет никому, ни единого. Узнал я, но поздно… злодейство. Кладу
на душу мою излишество наказания, допущенное по моему неведению… Оставляю правителей справедливых… но памятуя, что
человеку сродно погрешить, я повелел о делах ваших
доносить мне прежде выполнения карательных приговоров…
Только всей и причины было со стороны отца Платона, а Гапочка была впечатлительна, особенно в новом, чутком состоянии своего организма, и стала горько плакать; но, как скрытная малороссиянка, она ни за что не хотела сказать, о чем плачет. Степан Иванович сам о всем доведался:
люди видели, как священник говорил с Гапкою, и
донесли пану, а тот сейчас потребовал своего духовного отца к себе
на исповедь и говорит ему...
Перфилий будто и не хотел бы
доносить, но боязнь его к тому понудила. А чтобы зачинаемое против отца Кирилла дело было
на суде лепко и крепко, канцелярист Перфилий прописал и не малый облак свидетелей. «Видели, говорит, и слышали весь оный мятеж священник Гавриил Григорьев, дьякон Петр Степанов, жилец его Шелковник, пономарь Федоров, сторож Михаил Иванов, да купецких
людей по именам 11
человек, да подьячий 1, да других довольное число».