Неточные совпадения
Грустно вспоминался маленький
городок, прикрепленный к земле десятком церквей, теплый, ласковый
дом Денисова, умный красавец Фроленков.
Клим смотрел на каменные
дома, построенные Варавкой за двадцать пять лет, таких
домов было десятка три, в старом, деревянном городе они выступали резко, как заплаты на изношенном кафтане, и казалось, что они только уродуют своеобразно красивый
городок, обиталище чистенького и влюбленного в прошлое историка Козлова.
В чистеньком
городке, на тихой, широкой улице с красивым бульваром посредине, против ресторана, на веранде которого, среди цветов, играл струнный оркестр, дверь солидного, но небольшого
дома, сложенного из гранита, открыла Самгину плоскогрудая, коренастая женщина в сером платье и, молча выслушав его объяснения, провела в полутемную комнату, где на широком диване у открытого, но заставленного окна полулежал Иван Акимович Самгин.
— Жил в этом
доме старичишка умный, распутный и великий скаред. Безобразно скуп, а трижды в год переводил по тысяче рублей во Францию, в бретонский
городок — вдове и дочери какого-то нотариуса. Иногда поручал переводы мне. Я спросила: «Роман?» — «Нет, говорит, только симпатия». Возможно, что не врал.
Он слишком хорошо понял, что приказание переезжать, вслух и с таким показным криком, дано было «в увлечении», так сказать даже для красоты, — вроде как раскутившийся недавно в их же
городке мещанин, на своих собственных именинах, и при гостях, рассердясь на то, что ему не дают больше водки, вдруг начал бить свою же собственную посуду, рвать свое и женино платье, разбивать свою мебель и, наконец, стекла в
доме и все опять-таки для красы; и все в том же роде, конечно, случилось теперь и с папашей.
Хотя госпожа Хохлакова проживала большею частию в другой губернии, где имела поместье, или в Москве, где имела собственный
дом, но и в нашем
городке у нее был свой
дом, доставшийся от отцов и дедов.
Скоро подошел он к
дому госпожи Хохлаковой, к
дому каменному, собственному, двухэтажному, красивому, из лучших
домов в нашем
городке.
Вид был точно чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу
городок показывал все свои
дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.
С вечной заботой о загадочных выражениях «Слова» он ходил по улицам сонного
городка, не замечая ничего окружающего и забывая порой о цели своего выхода из
дому.
Пост имеет с моря приличный вид
городка, не сибирского, а какого-то особенного типа, который я не берусь назвать; основан он был почти 40 лет назад, когда по южному берегу там и сям были разбросаны японские
дома и сараи, и очень возможно, что это близкое соседство японских построек не обошлось без влияния на его внешность и должно было придать ей особые черты.
Когда-то Мало-Тымово было главным селением и центром местности, составляющей нынешний Тымовский округ, теперь же оно стоит в стороне и похоже на заштатный
городок, в котором замерло всё живое; о прежнем величии говорят здесь только небольшая тюрьма да
дом, где живет тюремный смотритель.
На всех
домах высокие шесты, вероятно, для флагов, и это придает
городку неприятное выражение, как будто он ощетинился.
Оно не похоже на Александровский пост; то
городок, маленький Вавилон, имеющий уже в себе игорные
дома и даже семейные бани, содержимые жидом, это же настоящая серая русская деревня без каких-либо претензий на культурность.
Ямщик кнутом махнул:
«Эй вы!» — и нет уж
городка,
Последний
дом исчез…
На триста верст какой-нибудь
Убогий
городок,
Зато как радостно глядишь
На темный ряд
домов,
Но где же люди?
В подобных
городках и теперь еще живут с такими средствами, с которыми в Петербурге надо бы умереть с голоду, живя даже на Малой Охте, а несколько лет назад еще как безнуждно жилось-то с ними в какой-нибудь Обояни, Тиму или Карачеве, где за пятьсот рублей становился целый
дом, дававший своему владельцу право, по испитии третьей косушечки, говорить...
Бедная слушательница моя часто зевала, напряженно устремив на меня свои прекрасные глазки, и засыпала иногда под мое чтение; тогда я принимался с ней играть, строя
городки и церкви из чурочек или
дома, в которых хозяевами были ее куклы; самая любимая ее игра была игра «в гости»: мы садились по разным углам, я брал к себе одну или две из ее кукол, с которыми приезжал в гости к сестрице, то есть переходил из одного угла в другой.
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл,
дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый
городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
— Как это хорошо! Какие это мучительные стихи, Ваня, и какая фантастическая, раздающаяся картина. Канва одна, и только намечен узор, — вышивай что хочешь. Два ощущения: прежнее и последнее. Этот самовар, этот ситцевый занавес, — так это все родное… Это как в мещанских домиках в уездном нашем
городке; я и
дом этот как будто вижу: новый, из бревен, еще досками не обшитый… А потом другая картина...
Темно. По улицам уездного
городка Черноборска, несмотря на густую и клейкую грязь, беспрестанно снуют экипажи самых странных видов и свойств. Городничий уже раз десять, в течение трех часов, успел побывать у подъезда ярко освещенного каменного
дома, чтобы осведомиться о здоровье генерала. Ответ был, однако ж, всякий раз один и тот же: «Его высокородие изволят еще почивать».
Курорт — миниатюрный, живописно расположенный
городок, который зимой представляет ряд наглухо заколоченных отелей и въезжих
домов, а летом превращается в гудящий пчелиный улей. Официальная привлекательность курортов заключается в целебной силе их водяных источников и в обновляющих свойствах воздуха окружающих гор; неофициальная — в том непрерывающемся празднике, который неразлучен с наплывом масс досужих и обладающих хорошими денежными средствами людей.
Живя в Москве широкой жизнью, вращаясь в артистическом и литературном мире, задавая для своих друзей обеды, лет через десять В.М. Лавров понял, что московская жизнь ему не под силу. В 1893 году он купил в восьми верстах от
городка Старая Руза, возле шоссе, клочок леса между двумя оврагами, десятин двадцать, пустошь Малеевку, выстроил в этом глухом месте
дом, разбил сад и навсегда выехал из Москвы, посещая ее только по редакционным делам в известные дни, не больше раза в неделю.
Вот засияла вечерняя звезда над потемневшим лесом, и
городок стихает, даже перестали дымиться трубы в еврейских
домах.
13 января 1771 года они собрались на площади, взяли из церкви иконы и пошли, под предводительством казака Кирпичникова, в
дом гвардии капитана Дурнова, находившегося в Яицком
городке по делам следственной комиссии.
Приступом, что ли, взяли вчера этот город, мор, что ли, посетил его — ничего не бывало: жители
дома, жители отдыхают; да когда же они трудились?..» И Бельтов невольно переносился в шумные, кипящие народом улицы других
городков, не столько патриархальных и более преданных суете мирской.
Года два тому назад на этом месте стоял
дом огородника Панфила; огородника кто-то убил,
дом подожгли, вётлы обгорели, глинистая земля, смешанная с углём и золою, была плотно утоптана игроками в
городки; среди остатков кирпичного фундамента стояла печь, торчала труба; в ясные ночи над трубою, невысоко в небе, дрожала зеленоватая звезда.
В общем, злобинский
дом представлял собой целый
городок, битком набитый всевозможным людом — тут жили и бедные родственники, и служащие, и разные богомольные старушки, и просто гости, как Смагин.
Осенью над городом неделями стоят серые тучи, поливая крыши
домов обильным дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода реки становится рыжей и сердитой;
городок замирает, люди выходят на улицы только по крайней нужде и, сидя
дома, покорно ждут первого снега, играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских книг.
О женитьбе, так как сама старушка никогда не намекала на это, он не смел, кажется, и подумать и даже обыкновенную легкую помещичью любовь не позволил себе завести у себя
дома, а устроил это в уездном
городке, верст за тридцать от Гаврилкова, с величайшею таинственностью и платя огромные деньги, чтобы только как-нибудь это не огласилось и, чего боже сохрани, не дошло до maman!
Городок наш вообще оригинален, это губернское правление, обросшее разными
домами и жителями, собравшимися около присутственных мест; он тем отличается от других городов, что он возник, собственно, для удовольствия и пользы начальства.
К Пасхе Манефа воротилась в Комаров с дорогой гостьей. Марье Гавриловне скитское житье приятным показалось. И немудрено: все ей угождали, все старались предупредить малейшее ее желанье. Не привыкшая к свободной жизни, она отдыхала душой. Летом купила в соседнем
городке на своз деревянный
дом, поставила его на обительском месте, убрала, разукрасила и по первому зимнему пути перевезла из Москвы в Комаров все свое имущество.
Моряком он с 16 лет, испробовав до этого несколько профессий, после того как оставил родительский
дом в одном из маленьких
городков штата Кенектикут, получив от отца три доллара.
Узнавши, что присутственные места в
городке до того обветшали, что заниматься в них стало невозможно, он вступил в переговоры с начальством, чтобы наняли смолокуровский
дом, ежели нет в казне денег на его покупку.
Поджидая дочку и зная, что года через два, через три женихи станут свататься, Марко Данилыч весь
дом переделал и убрал его с невиданной в том
городке роскошью — хоть в самой Москве любому миллионщику такой
дом завести.
Невзлюбила она Анисью Терентьевну и, была б ее воля, не пустила б ее на глаза к себе; но Марко Данилыч Красноглазиху жаловал, да и нельзя было идти наперекор обычаям, а по ним в маленьких
городках Анисьи Терентьевны необходимы в
дому, как сметана ко щам, как масло к каше, — радушно принимаются такие всюду и, ежели хозяева люди достаточные да тороватые, гостят у них подолгу.
С
домом оставалось только развязаться, тогда бы и дело с концом, но продать большой
дом в маленьком
городке — не лапоть сплести.
Охотников до чужбинки в том
городке, где жил покойный Марко Данилыч, было вдоволь, и потому Герасим Силыч по ночам в
доме на каждой лестнице клал спать по нескольку человек, чтоб опять ночным делом не забрался в покои какой-нибудь новый Корней Прожженный.
— После того нагнал я Таифу, — после недолгого молчанья продолжал Самоквасов, обращаясь к Марку Данилычу. — Про знакомых расспрашивал. Матушка Манефа
домов в ихнем
городке накупила — переселяться туда желает.
А главное дело в том, что по всему
городку ни у кого не было столько денег, чтоб купить смолокуровский
дом, красу
городка, застроенного ветхими деревянными домишками, ставленными без малого сто лет тому назад по воле Екатерины, обратившей ничтожное селенье в уездный город.
Каждый год не по одному разу сплывал он в Астрахань на рыбные промыслá, а в уездном
городке, где поселился отец его, построил большой каменный
дом, такой, что и в губернском городе был бы не из последних…
Шестнадцати лет еще не было Дуне, когда воротилась она из обители, а досужие свахи то́тчас одна за другой стали подъезжать к Марку Данилычу —
дом богатый, невеста одна дочь у отца, — кому не охота Дунюшку в жены себе взять. Сунулись было свахи с купеческими сыновьями из того
городка, где жили Смолокуровы, но всем отказ, как шест, был готов. Сына городского головы сватали — и тому тот же ответ.
Почти на самом краю
городка, в самом укромном, уединенном уголке, стоял обширный деревянный
дом, обшитый тесом, выкрашенный дикой краской, с девятью окнами по лицу.
В то время по всем
городкам, по всем селеньям в каждом
доме нá зиму капусту рубят, к зажиточным людям тогда вереницами девки да молодки с тяпками под мышками сбираются.
Дома совсем не то: в немногих купеческих семействах уездного
городка ни одной девушки не было, чтобы подходила она к Дуне по возрасту, из женщин редкие даже грамоте знали; дворянские
дома были для Дуни недоступны — в то время не только дворяне еще, приказный даже люд, уездные чиновники, смотрели свысока на купцов и никак не хотели равнять себя даже с теми, у кого оборотов бывало на сотни тысяч.
Ему пришлось идти длинной и неширокой просекой, усыпанной щебнем. Просека тянулась почти до самого
городка. На средине она пересекалась железной дорогой. Недалеко от перекрестка, образуемого просекой и полотном железной дороги, стоит
дом лесничего Блаухера.
Сергей Андреевич подошел к стоявшему против церкви ветхому домику. Из-под обросшей мохом тесовой крыши словно исподлобья смотрели на церковь пять маленьких окон. Вокруг
дома теснились старые березы. У церковной ограды сын Сергея Андреевича гимназист Володя играл в
городки с деревенскими ребятами.
Покатил он как-то в уездный город соль-сахар закупать. Пыль пылит, колесо шипит, колокольчик захлебывается. Только в
городок вплыл, ан тут на первом повороте у исправникова
дома и заколодило. Ставни настежь, новый исправник, — бобровые подусники, глаза пупками, — до половины в окно высунулся, гремит-кричит...
Ричмонд оказался маленьким английским
городком на берегу той же Темзы, с прямыми широкими, но пустыми улицами, с высокими, но узкими в три окна
домами, выстроенными из красного кирпича, с запертыми магазинами и погруженными в праздничный сон обывателями.
В слободе в описываемое нами время было уже множество каменных
домов, лавок и лабазов с русскими и заморскими товарами — словом, в два года пребывания в ней государя она необычайно разрослась, обстроилась и стала оживленным
городком.
Брязга подплыл к Самарову
городку незаметно и напал врасплох на спящих караульных, успел перебить весь княжеский род, что заставило всех остяков разбежаться по
домам и признать власть русских.