Неточные совпадения
Обед, вина, сервировка — всё это было очень хорошо, но всё это было такое, какое видела Дарья Александровна на званых обедах и балах, от которых она отвыкла, и с тем же характером безличности и напряженности; и потому в обыкновенный
день и в маленьком
кружке всё это произвело на нее неприятное впечатление.
На льду собирались в этот
день недели и в эту пору
дня люди одного
кружка, все знакомые между собою.
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в гору во весь дух;
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в
кружокИх не зовет его рожок;
В избушке распевая,
деваПрядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
Дело в том, что он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе не имеет он связей позначительнее даже в своем
кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса; мало того: и дела-то своего, пропагандного, может, не знает порядочно, потому что-то уж слишком сбивается и что уж куда ему быть обличителем!
— Вы, разумеется, знаете, что Локтев — юноша очень способный и душа — на редкость чистая. Но жажда знания завлекла его в
кружок гимназистов и гимназисток — из богатых семей; они там, прикрываясь изучением текущей литературы… тоже литература, я вам скажу! — почти вскрикнул он, брезгливо сморщив лицо. — На самом
деле это — болваны и дурехи с преждевременно развитым половым любопытством, — они там… — Самойлов быстро покрутил рукою над своей головой. — Вообще там обнажаются, касаются и… черт их знает что!
Дня через два он вышел «на люди», — сидел в зале клуба, где пела Дуняша, и слушал доклад местного адвоката Декаполитова, председателя «
Кружка поощрения кустарных ремесел».
— Я — Самойлов. Письмоводитель ваш, Локтев, — мой ученик и — член моего
кружка. Я — не партийный человек, а так называемый культурник; всю жизнь возился с молодежью, теперь же, когда революционная интеллигенция истребляется поголовно, считаю особенно необходимым
делом пополнение убыли. Это, разумеется, вполне естественно и не может быть поставлено в заслугу мне.
Через несколько
дней Самгин убедился, что в Москве нет людей здравомыслящих, ибо возмущенных убийством министра он не встретил. Студенты расхаживали по улицам с видом победителей. Только в
кружке Прейса к событию отнеслись тревожно; Змиев, возбужденный до дрожи в руках, кричал...
— Естественно, вы понимаете, что существование такого
кружка совершенно недопустимо, это — очаг заразы.
Дело не в том, что Михаила Локтева поколотили. Я пришел к вам потому, что отзывы Миши о вас как человеке культурном… Ну, и — вообще, вы ему импонируете морально, интеллектуально… Сейчас все заняты мелкой политикой, — Дума тут, — но, впрочем, не в этом
дело! — Он, крякнув, раздельно, внушительно сказал...
— Мне рассказала Китаева, а не он, он — отказался, — голова болит. Но
дело не в этом. Я думаю — так: вам нужно вступить в историю, основание: Михаил работает у вас, вы — адвокат, вы приглашаете к себе двух-трех членов этого
кружка и объясняете им, прохвостам, социальное и физиологическое значение их дурацких забав. Так! Я — не могу этого сделать, недостаточно авторитетен для них, и у меня — надзор полиции; если они придут ко мне — это может скомпрометировать их. Вообще я не принимаю молодежь у себя.
В университете Райский
делит время, по утрам, между лекциями и Кремлевским садом, в воскресенье ходит в Никитский монастырь к обедне, заглядывает на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит в «своем
кружке», то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
Даже пресную воду стали выдавать по порциям: сначала по две, потом по одной
кружке в
день на человека, только для питья.
Европейцы сидят большую часть
дня по своим углам, а по вечерам предпочитают собираться в семейных
кружках — и клуб падает.
Он не вмешивался никогда не в свои
дела, никому ни в чем не навязывался, был скромен, не старался выставить себя и не претендовал на право даже собственных, неотъемлемых заслуг, а оказывал их молча и много — и своими познаниями, и нравственным влиянием на весь
кружок плавателей, не поучениями и проповедями, на которые не был щедр, а просто примером ровного, покойного характера и кроткой, почти младенческой души.
Воду же в
кружке переменяли ему на каждый
день.
Кружок — это ленивое и вялое житье вместе и рядом, которому придают значение и вид разумного
дела;
кружок заменяет разговор рассуждениями, приучает к бесплодной болтовне, отвлекает вас от уединенной, благодатной работы, прививает вам литературную чесотку; лишает вас, наконец, свежести и девственной крепости души.
Вот как он говорил и вел свои
дела, а
дел у него была бездна, и все
дела, не касавшиеся лично до него; личных
дел у него не было, это все знали; но какие
дела у него, этого
кружок не знал.
Кроме как в собраниях этого
кружка, он никогда ни у кого не бывал иначе, как по
делу, и ни пятью минутами больше, чем нужно по
делу, и у себя никого не принимал и не допускал оставаться иначе, как на том же правиле; он без околичностей объявлял гостю: «мы переговорили о вашем
деле; теперь позвольте мне заняться другими
делами, потому что я должен дорожить временем».
По обыкновению, шел и веселый разговор со множеством воспоминаний, шел и серьезный разговор обо всем на свете: от тогдашних исторических
дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький
кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных
кружках, и о великой важности различения реальных желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
Я отворил окно —
день уж начался, утренний ветер подымался; я попросил у унтера воды и выпил целую
кружку. О сне не было и в помышлении. Впрочем, и лечь было некуда: кроме грязных кожаных стульев и одного кресла, в канцелярии находился только большой стол, заваленный бумагами, и в углу маленький стол, еще более заваленный бумагами. Скудный ночник не мог освещать комнату, а делал колеблющееся пятно света на потолке, бледневшее больше и больше от рассвета.
Он горячо принялся за
дело, потратил много времени, переехал для этого в Москву, но при всем своем таланте не мог ничего сделать. «Москвитянин» не отвечал ни на одну живую, распространенную в обществе потребность и, стало быть, не мог иметь другого хода, как в своем
кружке. Неуспех должен был сильно огорчить Киреевского.
Ужинают на воздухе, под липами, потому что в комнатах уже стемнело. На столе стоят
кружки с молоком и куски оставшейся от обеда солонины. Филанида Протасьевна отдает мужу отчет за свой хозяйственный
день.
Для этого зажигают кусок пеньки, бросают в
кружку и опрокидывают ее вверх
дном в миску, наполненную водою и поставленную на животе больного; потом, после зашептываний, дают ему выпить ложку этой самой воды.
— Эх, хват! за это люблю! — говорил Черевик, немного подгулявши и видя, как нареченный зять его налил
кружку величиною с полкварты и, нимало не поморщившись, выпил до
дна, хватив потом ее вдребезги. — Что скажешь, Параска? Какого я жениха тебе достал! Смотри, смотри, как он молодецки тянет пенную!..
«Народных заседаний проба в палатах Аглицкого клоба». Может быть, Пушкин намекает здесь на политические прения в Английском клубе. Слишком близок ему был П. Я. Чаадаев, проводивший ежедневно вечера в Английском клубе, холостяк, не игравший в карты, а собиравший около себя в «говорильне»
кружок людей, смело обсуждавших тогда политику и внутренние
дела. Некоторые черты Чаадаева Пушкин придал своему Онегину в описании его холостой жизни и обстановки…
Около него составился
кружок людей, уже частью знаменитостей, или таких, которые показывали с юных
дней, что из них выйдут крупные художники, как и оказывалось впоследствии.
Только немногим удавалось завоевать свое место в жизни. Счастьем было для И. Левитана с юных
дней попасть в
кружок Антона Чехова. И. И. Левитан был беден, но старался по возможности прилично одеваться, чтобы быть в чеховском
кружке, также в то время бедном, но талантливом и веселом. В дальнейшем через знакомых оказала поддержку талантливому юноше богатая старуха Морозова, которая его даже в лицо не видела. Отвела ему уютный, прекрасно меблированный дом, где он и написал свои лучшие вещи.
Ранее, до «Щербаков», актерским трактиром был трактир Барсова в доме Бронникова, на углу Большой Дмитровки и Охотного ряда. Там существовал знаменитый Колонный зал, в нем-то собирались вышеупомянутые актеры и писатели, впоследствии перешедшие в «Щербаки», так как трактир Барсова закрылся, а его помещение было занято Артистическим
кружком, и актеры,
день проводившие в «Щербаках», вечером бывали в
Кружке.
Штрафы были такие: в 2 часа ночи — 30 копеек, в 2 часа 30 минут — 90 копеек, то есть удвоенная сумма плюс основная, в 3 часа — 2 рубля 10 копеек, в 3 часа 30 минут — 4 рубля 50 копеек, в 4 часа — 9 рублей 30 копеек, в 5 часов — 18 рублей 60 копеек, а затем
Кружок в 6 часов утра закрывался, и игроки должны были оставлять помещение, но нередко игра продолжалась и
днем, и снова до вечера…
Ему даны были нарта собак,
дней на 35 сухарей, чаю да сахару, маленький ручной компас и вместе с крестом Невельского ободрение, что «если есть сухарь, чтоб утолить голод, и
кружка воды напиться, то с божией помощью
дело делать еще возможно».
Чертили они медленно, часто советовались со стариком и ставили свои значки
кружками, крестиками и уголками; с помощью какой-то рыбьей косточки орочи измеряли расстояния и считали число
дней пути.
— Хорошо. Работайте…
Дня на два еще хватит вашего золота. А ты, молодец… тебя Матвеем звать? из Фотьянки?.. ты получишь от меня
кружку для золота и будешь доставлять мне ее лично вместо штейгера.
Маркизин
кружок не был для Лизы тем высоким миром, к которому она стремилась, гадя людьми к ней близкими со
дня ее выхода из института, но все-таки этот мир заинтересовал ее, и она многого от него ожидала.
Более Райнер держался континентального революционного
кружка и знакомился со всеми, кто мало-мальски примыкал к этому
кружку. Отсюда через год у Райнера составилось весьма обширное знакомство, и кое-кто из революционных эмигрантов стали поглядывать на него с надеждами и упованиями, что он будет отличный слуга
делу.
После смиренства, налегшего на этот
кружок с арестом кроткого Персиянцева, взявшего на себя грехи сумасбродства своего
кружка, и несколько скандального возвращения Сережи Богатырева из рязанской деревни, перед Лизою как-то вдруг обнажилась вся комическая сторона этого
дела.
Революционные парижские
кружки тоже не нравились Райнеру. Еще он мог симпатизировать федеративным стремлениям чехов, но участие католического духовенства и аристократии в
делах польской национальности отворачивало его от этих
дел. Брошенные отцом семена презрения к папизму крепко разрослись в молодом Райнере, и он не мог вообразить себе никакой роли в каком бы то ни было участии с католическим попом. К тому же, как уже сказано, Райнер не был почитателем принципа национальностей.
Если, например, Родион Антоныч и другие заслуженные дельцы являлись своими в управительском
кружке и появлялись даже на завтраках Раисы Павловны, то жене Родиона Антоныча, как существу низшего порядка, нельзя было и думать о возможности
разделять общественное положение мужа.
[Маточкой называется небольшой компас или, лучше сказать, грубо сделанная коробочка с крышкою; внутри коробки, под самою крышей, вделывается бумажный
кружок, на котором означены страны света, на
дне же ее прикрепляется железная шпилька, на которой вращается магнитная стрелка.
— Ну, так садитесь! — произнес математик, подвигая одной рукой увесистый стул, а другой доставая с окна деревянную
кружку с квасом, которую и выпил одним приемом до
дна.
С каждым
днем я больше и больше извинял непорядочность этого
кружка, втягиваясь в их быт и находя в нем много поэтического. Только одно честное слово, данное мною Дмитрию, не ездить никуда кутить с ними, удержало меня от желания
разделять их удовольствия.
Всякий раз после таких разговоров я втихомолку злился на Вареньку, на другой
день подсмеивался над бывшими гостями, но находил еще больше удовольствия быть одному в семейном
кружке Нехлюдовых.
Стихотворение это было довольно известное в наших
кружках. Кто-нибудь прислал его В.Д. Левинскому, слегка изменив. На самом
деле оно таково...
За следующими
кружками пива выяснилось
дело. А.М. Пазухин, который под псевдонимами потихоньку от Н.И. Пастухова давал сценки в газету В.Э. Миллера, дал и эту мелочь. Она прошла вместе с другими.
Зимой тулупчик просунут ей да каждый
день корочку хлебца и
кружку воды.
Дело в том, что они хоть и ждали еще с весны Петра Верховенского, возвещенного им сперва Толкаченкой, а потом приехавшим Шигалевым, хоть и ждали от него чрезвычайных чудес и хоть и пошли тотчас же все, без малейшей критики и по первому его зову, в
кружок, но только что составили пятерку, все как бы тотчас же и обиделись, и именно, я полагаю, за быстроту своего согласия.
Толстому же монаху с
кружкой из монастыря почему-то не поднесли вовсе, хотя тот до сих пор каждый
день получал свой стакан.
Туда в конце тридцатых и начале сороковых годов заезжал иногда Герцен, который всякий раз собирал около себя
кружок и начинал обыкновенно расточать целые фейерверки своих оригинальных, по тогдашнему времени, воззрений на науку и политику, сопровождая все это пикантными захлестками; просиживал в этой кофейной вечера также и Белинский, горячо объясняя актерам и разным театральным любителям, что театр — не пустая забава, а место поучения, а потому каждый драматический писатель, каждый актер, приступая к своему
делу, должен помнить, что он идет священнодействовать; доказывал нечто вроде того же и Михайла Семенович Щепкин, говоря, что искусство должно быть добросовестно исполняемо, на что Ленский [Ленский Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805—1860), — актер и драматург-водевилист.], тогдашний переводчик и актер, раз возразил ему: «Михайла Семеныч, добросовестность скорей нужна сапожникам, чтобы они не шили сапог из гнилого товара, а художникам необходимо другое: талант!» — «Действительно, необходимо и другое, — повторил лукавый старик, — но часто случается, что у художника ни того, ни другого не бывает!» На чей счет это было сказано, неизвестно, но только все присутствующие, за исключением самого Ленского, рассмеялись.
— Скверно! — резюмировал Фрей общее положение
дел, как капитан севшего на мель корабля. — Да… Человек,
кружку!..
Здесь нас ставили на молитву, вели строем вниз в столовую и давали жидкого казенного чаю по
кружке с небольшим кусочком хлеба А потом ученье, ученье целый
день!
— Как что за
дело! — возразил купец, который между тем осушил одним глотком
кружку браги. — Да разве мы не православные? Мало ли у нас князей и знаменитых бояр? Есть из кого выбрать. Да вот недалеко идти: хоть, например, князь Дмитрий Михайлович Пожарский…