Неточные совпадения
― Нет! ― закричал он своим пискливым голосом, который поднялся теперь еще нотой выше обыкновенного, и, схватив своими большими пальцами ее за руку так сильно, что красные следы остались
на ней от браслета, который он прижал, насильно посадил ее
на место. ― Подлость? Если вы хотите употребить это слово, то подлость ― это. бросить мужа, сына
для любовника и есть
хлеб мужа!
Дойдя по узкой тропинке до нескошенной полянки, покрытой с одной стороны сплошной яркой Иван-да-Марьей, среди которой часто разрослись темнозеленые, высокие кусты чемерицы, Левин поместил своих гостей в густой свежей тени молодых осинок,
на скамейке и обрубках, нарочно приготовленных
для посетителей пчельника, боящихся пчел, а сам пошел
на осек, чтобы принести детям и большим
хлеба, огурцов и свежего меда.
— Я думаю, надо иметь большую силу
для охоты
на медведей, — сказал Алексей Александрович, имевший самые туманные понятия об охоте, намазывая сыр и прорывая тоненький, как паутина, мякиш
хлеба.
Всякое стеснение перед барином уже давно исчезло. Мужики приготавливались обедать. Одни мылись, молодые ребята купались в реке, другие прилаживали место
для отдыха, развязывали мешочки с
хлебом и оттыкали кувшинчики с квасом. Старик накрошил в чашку
хлеба, размял его стеблем ложки, налил воды из брусницы, еще разрезал
хлеба и, посыпав солью, стал
на восток молиться.
— Да я и строений
для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву.
На фабриках у меня работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска
хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство, то увидишь — всякая тряпка пойдет в дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
Не хватало рук
для жатвы: соседний однодворец, с самым благообразным лицом, порядился доставить жнецов по два рубля с десятины и надул самым бессовестным образом; свои бабы заламывали цены неслыханные, а
хлеб между тем осыпался, а тут с косьбой не совладели, а тут Опекунский совет [Опекунский совет — учреждение, возглавлявшее Московский воспитательный дом, при котором была ссудная касса, производившая разного рода кредитные операции: выдачу ссуд под залог имений, прием денежных сумм
на хранение и т.д.] грозится и требует немедленной и безнедоимочной уплаты процентов…
Окна были забиты досками, двор завален множеством полуразбитых бочек и корзин
для пустых бутылок, засыпан осколками бутылочного стекла. Среди двора сидела собака, выкусывая из хвоста репейник. И старичок с рисунка из надоевшей Климу «Сказки о рыбаке и рыбке» — такой же лохматый старичок, как собака, — сидя
на ступенях крыльца, жевал
хлеб с зеленым луком.
Он снимет их — да! — но лишь
на краткое время,
для концентрации, монополизации, а затем он заставит нас организованно изготовлять обувь и одежду,
хлеб и вино, и оденет и обует, напоит и накормит нас.
У нас — третьего дня бабы собрались в Александро-Невску лавру
хлеба просить
для ребятишек, ребятишки совсем с голода дохнут, — терпения не хватает глядеть
на них.
Он вспомнил Ильин день: устриц, ананасы, дупелей; а теперь видел толстую скатерть, судки
для уксуса и масла без пробок, заткнутые бумажками;
на тарелках лежало по большому черному ломтю
хлеба, вилки с изломанными черенками.
Этот вопрос об еде я обдумывал долго и обстоятельно; я положил, например, иногда по два дня сряду есть один
хлеб с солью, но с тем чтобы
на третий день истратить сбережения, сделанные в два дня; мне казалось, что это будет выгоднее
для здоровья, чем вечный ровный пост
на минимуме в пятнадцать копеек.
Тут тот же монастырь, те же подвиги схимничества. Тут чувство, а не идея.
Для чего? Зачем? Нравственно ли это и не уродливо ли ходить в дерюге и есть черный
хлеб всю жизнь, таская
на себе такие деньжища? Эти вопросы потом, а теперь только о возможности достижения цели.
19 числа перетянулись
на новое место.
Для буксировки двух судов, в случае нужды, пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие были в простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (эти все одеты чинно), но женщины ни одной. Мы из окон бросали им
хлеб, деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло
на пушки, в порта. Крик, гам!
— Вы заживо меня хороните, доктор! — горячился Ляховский. — У меня все готово, и завещание написано
на имя Зоси. Все ей оставляю, а Давиду — триста рублей ежегодной пенсии. Пусть сам учится зарабатывать себе кусок
хлеба…
Для таких шалопаев труд — самое лучшее лекарство… Вы, пожалуйста, не беспокойтесь: у меня давно все готово.
Приняв «
хлебы», ты бы ответил
на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе — это: «пред кем преклониться?» Нет заботы беспрерывнее и мучительнее
для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться.
Без твердого представления себе,
для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется
на земле, хотя бы кругом его всё были
хлебы.
— Та птица Богом определенная
для человека, а коростель — птица вольная, лесная. И не он один: много ее, всякой лесной твари, и полевой и речной твари, и болотной и луговой, и верховой и низовой — и грех ее убивать, и пускай она живет
на земле до своего предела… А человеку пища положена другая; пища ему другая и другое питье:
хлеб — Божья благодать, да воды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
От этого через несколько времени пошли дальше: сообразили, что выгодно будет таким порядком устроить покупку
хлеба и других припасов, которые берутся каждый день в булочных и мелочных лавочках; но тут же увидели, что
для этого надобно всем жить по соседству: стали собираться по нескольку
на одну квартиру, выбирать квартиры подле мастерской.
С нами была тогда Наталья Константиновна, знаете, бой-девка, она увидела, что в углу солдаты что-то едят, взяла вас — и прямо к ним, показывает: маленькому, мол, манже; [ешь (от фр. manger).] они сначала посмотрели
на нее так сурово, да и говорят: «Алле, алле», [Ступай (от фр. aller).] а она их ругать, — экие, мол, окаянные, такие, сякие, солдаты ничего не поняли, а таки вспрынули со смеха и дали ей
для вас
хлеба моченого с водой и ей дали краюшку.
Русские гувернанты у нас нипочем, по крайней мере так еще было в тридцатых годах, а между тем при всех недостатках они все же лучше большинства француженок из Швейцарии, бессрочно-отпускных лореток и отставных актрис, которые с отчаянья бросаются
на воспитание как
на последнее средство доставать насущный
хлеб, — средство,
для которого не нужно ни таланта, ни молодости, ничего — кроме произношения «гррра» и манер d'une dame de comptoir, [приказчицы (фр.).] которые часто у нас по провинциям принимаются за «хорошие» манеры.
И приставили Маврушу
для барского стола ситные и белые
хлебы печь, да кстати и печенье просвир
для церковных служб
на нее же возложили.
Кипяток в семь часов разливали по стаканам без блюдечек, ставили стаканы
на каток, а рядом — огромный медный чайник с заваренным
для колера цикорием. Кухарка (в мастерских ее звали «хозяйка») подавала по куску пиленого сахара
на человека и нарезанный толстыми ломтями черный
хлеб. Посуду убирали мальчики. За обедом тоже служили мальчики. И так было во всей Москве — и в больших мастерских, и у «грызиков».
Появление в Гарном Луге капитана и независимое отношение нового владельца к опасному ябеднику грозили пошатнуть прочно установившийся авторитет. Поэтому Банькевич, наружно сохраняя наилучшие отношения к «уважаемому соседу и благодетелю», высматривал удобный случай
для нападения… И вот
на второй, кажется, год пребывания капитана в Гарном Луге Банькевич отправился
на его ниву со своими людьми и сжал его
хлеб.
То, что было сказано о пище и одежде у гиляков, относится и к айно, с тою лишь прибавкой, что недостаток риса, любовь к которому айно унаследовали от прадедов, живших когда-то
на южных островах, составляет
для них серьезное лишение; русского
хлеба они не любят.
Осмотрев однажды образцы зернового
хлеба, доставленного поселенцами, желающими обменять
на муку, начальник острова нашел, что одни из них вовсе непригодны
для посева, а другие содержат в примеси значительное количество зерна недозрелого и прохваченного морозами (приказ № 41, 1889 г.).
Отбывши срок, каторжная женщина перечисляется в поселенческое состояние и уже перестает получать кормовое и одежное довольствие; таким образом,
на Сахалине перевод в поселки совсем не служит облегчением участи: каторжницам, получающим от казны пай, живется легче, чем поселкам, и чем дольше срок каторги, тем лучше
для женщины, а если она бессрочная, то это значит, что она обеспечена куском
хлеба бессрочно.
Для случайных корреспондентов, судивших чаще всего по первым впечатлениям, имели решающее значение хорошая или дурная погода,
хлеб и масло, которыми их угощали в избах, и то, попадали ли они сначала в такое мрачное место, как Дуэ, или в такое
на вид жизнерадостное, как Сиянцы.
Обыкновенным образом стрелять журавлей очень трудно и мало убьешь их, а надобно употреблять
для этого особенные приемы и хитрости, то есть подкрадываться к ним из-за кустов, скирдов
хлеба, стогов сена и проч. и проч. также, узнав предварительно, куда летают журавли кормиться, где проводят полдень, где ночуют и чрез какие места пролетают
на ночевку, приготовить заблаговременно скрытное место и ожидать в нем журавлей
на перелете,
на корму или
на ночевке; ночевку журавли выбирают
на местах открытых, даже иногда близ проезжей дороги; обыкновенно все спят стоя, заложив голову под крылья, вытянувшись в один или два ряда и выставив по краям одного или двух сторожей, которые только дремлют, не закладывая голов под крылья, дремлют чутко, и как скоро заметят опасность, то зычным, тревожным криком разбудят товарищей, и все улетят.
Наконец, подросли, выровнялись, поднялись гусята и стали молодыми гусями; перелиняли, окрепли старые, выводки соединились с выводками, составились станицы, и начались ночные, или, правильнее сказать, утренние и вечерние экспедиции
для опустошения хлебных полей,
на которых поспели не только ржаные, но и яровые
хлеба.
Несмотря
на то, добрая собака с долгим и верхним чутьем весьма полезна
для отыскиванья стрепетов, которые иногда, особенно врассыпную, так плотно и крепко таятся в траве или молодом
хлебе, что охотник проедет мимо и не увидит их, но собака с тонким чутьем почует стрепетов издалека и поведет прямо к ним охотника; зато боже сохрани от собаки горячей и гоняющейся за птицей: с ней не убьешь ни одного стрепета.
Те, которые не имели семейств, месячины не получали, а по обыкновению лакедемонян пировали вместе
на господском дворе, употребляя
для соблюдения желудка в мясоед пустые шти, а в посты и постные дни
хлеб с квасом.
В дни голодовок, — а ему приходилось испытывать их неоднократно, — он приходил сюда
на базар и
на жалкие, с трудом добытые гроши покупал себе
хлеба и жареной колбасы. Это бывало чаще всего зимою. Торговка, укутанная во множество одежд, обыкновенно сидела
для теплоты
на горшке с угольями, а перед нею
на железном противне шипела и трещала толстая домашняя колбаса, нарезанная кусками по четверть аршина длиною, обильно сдобренная чесноком. Кусок колбасы обыкновенно стоил десять копеек,
хлеб — две копейки.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она
для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила,
для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска
хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе
на шею мужа, который из денег женился бы
на ней,
на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
М-r Леон кроме того и обирал мать; все деньги ее он прогуливал где-то и с кем-то, так что мы недели по две сидели
на одном
хлебе и колбасе; мать заставляла меня самое гладить себе платьи, замывать юбки —
для того, чтобы быть всегда, по обыкновению, нарядно одетою.
— Нет, в самом деле, — подхватил Ихменев, разгорячая сам себя с злобною, упорною радостию, — как ты думаешь, Ваня, ведь, право, пойти!
На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит (к такому лицу уж нельзя иначе!), перчатки
для полного бонтону купить да и пойти к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец, отец родной! Прости и помилуй, дай кусок
хлеба, — жена, дети маленькие!.. Так ли, Анна Андреевна? Этого ли хочешь?
— А то и хорошо, что вольному воля! Прежде насчет всего запрет был, а нынче — воля! А впрочем, доложу вам, умному человеку
на этот счет все едино: что запрет, что воля. Когда запрет был — у умного человека
на предмет запрета выдумка была; воля пришла — у него
на предмет этой самой воли выдумка готова! Умный человек никогда без
хлеба не оставался. А что касается до прочих, так ведь и
для них все равно. Только навыворот… ха-ха!
Теперь, когда наступание
на ноги, за всесословным его распространением, приобрело уже до такой степени обычный характер, что никого не заставляет даже краснеть, домашнее дело этих господ, то есть защита интересов культурности, до такой степени упростилось, что они увидели перед собою пропасть праздного времени, которое и решились наполнить бесцельным шатанием по бесчисленным заграничным stations de sante, [курортам (франц.)] где праздность находит
для себя хоть то оправдание, что доставляет занятие и
хлеб бесконечному сонмищу комиссионеров, пактрэгеров и динстманов.
Он вынул из холщового мешка
хлеб, десяток красных помидоров, кусок бессарабского сыра «брынзы» и бутылку с прованским маслом. Соль была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой старик долго крестился и что-то шептал. Потом он разломил краюху
хлеба на три неровные части: одну, самую большую, он протянул Сергею (малый растет — ему надо есть), другую, поменьше, оставил
для пуделя, самую маленькую взял себе.
А расходу
для них не бог знает сколько: только за тепло да за ласку, потому что
хлеб у него завсегда свой, и такой, сударь,
хлеб, что нашему брату только
на диво, как они его едят.
— Получил-с; отец игумен сказали, что это все оттого мне представилось, что я в церковь мало хожу, и благословили, чтобы я, убравшись с лошадьми, всегда напереди у решетки
для возжигания свеч стоял, а они тут, эти пакостные бесенята, еще лучше со мною подстроили и окончательно подвели.
На самого
на Мокрого Спаса,
на всенощной, во время благословения
хлебов, как надо по чину, отец игумен и иеромонах стоят посреди храма, а одна богомолочка старенькая подает мне свечечку и говорит...
— И мужики тоже бьются. Никто здесь
на землю не надеется, все от нее бегут да около кое-чего побираются. Вон она, мельница-то наша, который уж месяц пустая стоит! Кругом
на двадцать верст другой мельницы нет, а
для нашей вряд до Филиппова заговенья 16 помолу достанет. Вот хлеба-то здесь каковы!
В тот самый день, как пришел к нему капитан, он целое утро занимался приготовлением себе
для стола картофельной муки, которой намолов собственной рукой около четверика, пообедал плотно щами с забелкой и, съев при этом фунтов пять черного
хлеба, заснул
на своем худеньком диванишке, облаченный в узенький ситцевый халат, из-под которого выставлялись его громадные выростковые сапоги и виднелась волосатая грудь, покрытая, как у Исава, густым волосом.
Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя
хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено
для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть упал
на пол.
—
Для вдохновения!
Хлеб на столе, соль своя!
Огромный поднос с двадцатью пятью стаканами и корзина с обыкновенным французским белым
хлебом, изрезанным
на множество ломтей, вроде как в благородных мужских и женских пансионах
для воспитанников, занимали конец стола.
Детей они весьма часто убивали, сопровождая это разными, придуманными
для того, обрядами: ребенка, например, рожденного от учителя и хлыстовки, они наименовывали агнцем непорочным, и отец этого ребенка сам закалывал его, тело же младенца сжигали, а кровь и сердце из него высушивали в порошок, который клали потом в их причастный
хлеб, и ересиарх, раздавая этот
хлеб на радениях согласникам, говорил, что в
хлебе сем есть частица закланного агнца непорочного.
Питание. Жители к питанию склонны. Любят говядину, свинину, баранину, кашу с маслом и пироги. Но способов
для питания не имеют. А потому довольствуются
хлебом и заменяющими оный суррогатами. Нужно, впрочем, сказать, что и Финагеичи, обладающие достаточными средствами, налегают преимущественно
на суровую и малопитательную еду, лишь бы живот наедался. Самоваров
на селе 8.
Готовились к поверке; начало рассветать; в кухне набралась густая толпа народу, не в прорез. Арестанты толпились в своих полушубках и в половинчатых шапках у
хлеба, который резал им один из кашеваров. Кашевары выбирались артелью, в каждую кухню по двое. У них же сохранялся и кухонный нож
для резания
хлеба и мяса,
на всю кухню один.
По будням к утреннему чаю покупали два фунта пшеничного
хлеба и
на две копейки грошовых булочек
для молодой хозяйки. Когда я приносил
хлеб, женщины подозрительно осматривали его и, взвешивая
на ладони, спрашивали...
Весною я все-таки убежал: пошел утром в лавочку за
хлебом к чаю, а лавочник, продолжая при мне ссору с женой, ударил ее по лбу гирей; она выбежала
на улицу и там упала; тотчас собрались люди, женщину посадили в пролетку, повезли ее в больницу; я побежал за извозчиком, а потом, незаметно
для себя, очутился
на набережной Волги, с двугривенным в руке.