Неточные совпадения
Я знаю, как она вас любит и
слушается, и притом она
дитя.
По окончании всенощной все подходят к хозяевам с поздравлениями, а
дети по очереди целуют у старой полковницы ручку. Старушка очень приветлива, всякому найдет доброе слово сказать, всякого спросит: «Хорошо ли, душенька, учишься?
слушаешься ли папеньку с маменькой?» — и, получив утвердительный ответ, потреплет по щеке и перекрестит.
Сестрица
послушалась и была за это вполне вознаграждена. Муж ее одной рукой загребал столько, сколько другому и двумя не загрести, и вдобавок никогда не скрывал от жены, сколько у него за день собралось денег. Напротив того, придет и покажет: «Вот, душенька, мне сегодня Бог послал!» А она за это рожала ему
детей и была первой дамой в городе.
— Нет, она его не любит, то есть она очень чиста сердцем и не знает сама, что это значит: любить. Мадам фон-Калитин ей говорит, что он хороший молодой человек, а она
слушается мадам фон-Калитин, потому что она еще совсем
дитя, хотя ей и девятнадцать лет: молится утром, молится вечером, и это очень похвально; но она его не любит. Она может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, то есть душа его не прекрасна.
И всю семью он успел на свой лад дисциплинировать; и жена и
дети видят в нем главу семьи, которого следует беспрекословно
слушаться, но горячее чувство любви заменилось для них простою формальностью — и не согревает их сердец.
Та стала
слушаться каждого слова ее, каждого окрика, как
ребенок.
— Тебя, Лябьев, я не пущу пока туда наверх; ты сыграй мне, соловушка, — пропеть мне смертельно хочется!.. Давно не певала!.. А вы, младшая команда, марш туда к себе!.. — приказала было Аграфена Васильевна
детям, но те не
слушались и в один голос завопили...
И это видно из следующего: «Если начальник велит вам убить
ребенка вашего соседа, убить вашего отца, вашу мать,
послушаетесь ли вы?
— Да сама-то она перед смертию бог знает какие было планы строила, — отвечал, кашлянув, Елпидифор Мартыныч, — и требовала, чтоб
ребенка отвезли в Швейцарию учить и отдали бы там под опекунство какого-то философа, ее друга!.. Не
послушаются ее, конечно!.. Николай Гаврилыч просто хочет усыновить его и потом, говорит, всего вероятнее, по военной поведу…
Узнали наконец одну капитальную вещь, именно: что князем овладела какая-то неизвестная Степанида Матвеевна, бог знает какая женщина, приехавшая с ним из Петербурга, пожилая и толстая, которая ходит в ситцевых платьях и с ключами в руках; что князь
слушается ее во всем как
ребенок и не смеет ступить шагу без ее позволения; что она даже моет его своими руками; балует его, носит и тешит как
ребенка; что, наконец, она-то и отдаляет от него всех посетителей, и в особенности родственников, которые начали было понемногу заезжать в Духаново, для разведок.
Он
слушался меня как
ребенок! было что-то наивное, нежное и облагороженное в нашей связи; что-то даже как-будто пастушеское…
— С мужем в деревне теперь живет; вы ведь, я думаю, слышали, им наследство досталось. И какой, можно сказать, благородный человек Михайло Николаич! Как только получил имение, тотчас же все на
детей перевел; конечно, Лиза настояла, но другой бы не
послушался. Она-то, голубушка моя, все хилеет, особенно после смерти брата.
Каменщик остановился. Он в эту хмельную, безумную, бредовую секунду готов был убить кого угодно — отца, сестру, священника, даже самого православного бога, но также был готов, как
ребенок,
послушаться приказания каждой твердой воли.
Голиндуха, занимавшаяся в то время выпариванием квасной кадушки, неоднократно кричала на
ребенка, приказывая ему тотчас же поставить обувь на прежнее место;
ребенок не
слушался и, как бы назло, начал колотить лаптем во все углы избы.
Марья Виссарионовна рассказывала какую-то длинную историю про одну свою родственницу, которой предстояла прекрасная партия и которую она сначала не хотела принять, но потом, желая исполнить волю родителей, вышла, и теперь счастливы так, как никто; что, наконец,
дети, которые
слушаются своих родителей, бывают всегда благополучнее тех, которые делают по-своему.
По красному лицу бродяги пробегают тени, и нижняя губа нервно вздрагивает, как у
ребенка, точно он на это время опять возвратился к тому возрасту, когда «
слушался родителей», точно вновь стал
ребенком, только этот
ребенок готов теперь расплакаться над собственною разбитою жизнью!
«И, — говорит, — чтоб в возрасте был, а не дитею бы смотрел; а то
дети его и
слушаться не будут».
У одного индейца был слон. Хозяин дурно кормил его и заставлял много работать. Один раз слон рассердился и наступил ногою на своего хозяина. Индеец умер. Тогда жена индейца заплакала, принесла своих
детей к слону и бросила их слону под ноги. Она сказала: «Слон! ты убил отца, убей и их». Слон посмотрел на
детей, взял хоботом старшего, потихоньку поднял и посадил его себе на шею. И слон стал
слушаться этого мальчика и работать для него.
— Захотели б вы, матушка, все могли бы обделать, — сказал Василий Борисыч. — Они вас во всем
слушаются. Это малому даже
ребенку видно. Приняли же совет ваш. Что вы сказали, то и уложили.
— Ради Бога! Разве можно
детей, да еще такого
ребенка, переучивать! (И, спохватившись:) Конечно, милые Азиа и Марина, вы во всем всегда должны
слушаться фрейлейн Паула, но сегодня мы все вместе, — и Марина, и Азиа, и я…
— Как бы не так! — замирая от предстоящей опасности и соединенного с ней понятного разве одним только
детям восторга, смеется Оня Лихарева. — Как бы не так! Держи карман ширше! Так и
послушались. По-твоему, Мурке с Хвостиком поститься из-за того, что снег велик на задней дорожке! Небось!
Доктор отказал, Павел не
послушался приказания и не пошел за хлебом. Поручик не вынес этого и заплакал, как капризный
ребенок.
— Человека и то убить можно, а утка тварь слабая, ее и щепкой зашибить можно… Я говорю, а Гришутка не
слушается… Известно,
дитё молодое, рассудка — ни боже мой… «Что ж ты, говорю, не
слушаешься? Уши, говорю, оттреплю! Дурак!»
Он бранил себя, проклинал, зачем
послушался двух
детей, воспользовался слабостью неопытной девушки и взял от нее дар, который мог бы погубить ее навеки.
— Как будто я
послушаюсь вас… Тут дело идет не о вас, а о вашем
ребенке… Где он?
Маслюхин вздыхал, покидая недоеденную кашу, нехотя поднимался со стула и тянул на бакшу сверлить свои огуречные ведра. Иногда, проходя мимо своего двора, он вдруг останавливался и давал приказания переставить с места на место старые колья или кричал что-нибудь на
детей; но ни рабочие, ни
дети его не
слушались. Были прежде у него между домочадцами друзья, но и их холопская дружба была рабски холодна и невыразительна.
Детям дали лошадь — настоящую, живую лошадь, и они поехали кататься и веселиться. Ехали, ехали, гнали под гору, на гору. Добрая лошадка обливалась потом, задыхалась, везла, и всё везла,
слушалась; а
дети кричали, храбрились, хвастались друг перед другом, кто лучше правит, и подгоняет, и скачет. И им казалось, как и всегда кажется, что когда скакала лошадка, что это они сами скакали, и они гордились своей скачкой.