Неточные совпадения
Шаркая лаковыми ботинками, дрыгая ляжками, отталкивал ими фалды фрака, и ягодицы его казались окрыленными. Правую руку он протягивал
публике, как бы на помощь ей, в левой
держал листочки бумаги и, размахивая ею, как носовым платком, изредка приближал ее к лицу. Говорил он легко, с явной радостью, с улыбками на добродушном, плоском лице.
Вот явились двое тагалов и стали стравливать петухов, сталкивая их между собою, чтоб показать
публике степень силы и воинственного духа бойцов. Петухи немного было надулись, но потом равнодушно отвернулись друг от друга. Их унесли, и арена опустела. «Что это значит?» — спросил я француза. «Петухи не внушают
публике доверия, и оттого никто не
держит за них пари».
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только из прежних многих поступков подсудимого, но и теперь, в сию даже минуту, и когда его попросили объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый, войдя в залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и
держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему смотреть налево, где в
публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
Я
держу пари, что до последних отделов этой главы Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов казались большинству
публики героями, лицами высшей натуры, пожалуй, даже лицами идеализированными, пожалуй, даже лицами невозможными в действительности по слишком высокому благородству.
И с искренним сочувствием повторяла эти стихи
публика… но время это прошло, и я, к сожалению, должен сказать сухую правду, что повесть трогательного самоубийства не имеет никакого основания; я
держал горлинок в клетках; они выводили детей, случалось, что один из пары умирал, а оставшийся в живых очень скоро понимался с новым другом и вместе с ним завивал новое гнездо.
— Служить, Арто! Так, так, так… — проговорил старик,
держа над головой пуделя хлыст. — Перевернись. Так. Перевернись. Еще, еще… Танцуй, собачка, танцуй!.. Садись! Что-о? Не хочешь? Садись, тебе говорят. А-а… то-то! Смотри! Теперь поздоровайся с почтеннейшей
публикой. Ну! Арто! — грозно возвысил голос Лодыжкин.
Он поставил чемодан около нее на лавку, быстро вынул папиросу, закурил ее и, приподняв шапку, молча ушел к другой двери. Мать погладила рукой холодную кожу чемодана, облокотилась на него и, довольная, начала рассматривать
публику. Через минуту она встала и пошла на другую скамью, ближе к выходу на перрон. Чемодан она легко
держала в руке, он был невелик, и шла, подняв голову, рассматривая лица, мелькавшие перед нею.
И вот вышел из этой кучки татарин старый, степенный такой, и
держит в руках две здоровые нагайки и сравнял их в руках и кажет всей
публике и Чепкуну с Бакшеем: «Глядите, — говорит, — обе штуки ровные».
Отпускной мичман беспрестанно глядел, прищурившись, в свой бинокль и с таким выражением обводил его по всем ложам, что, видимо, хотел заявить эту прекрасную вещь глупой провинциальной
публике, которая, по его мнению, таких биноклей и не видывала; но, как бы ради смирения его гордости, тут же сидевший с ним рядом жирный и сильно потевший Михайло Трофимов Папушкин, заплативший, между прочим, за кресло пятьдесят целковых, вдруг вытащил, не умея даже хорошенько в руках
держать, свой бинокль огромной величины и рублей в семьдесят, вероятно, ценою.
Он со слезами вспоминал об этом девять лет спустя, — впрочем, скорее по художественности своей натуры, чем из благодарности. «Клянусь же вам и пари
держу, — говорил он мне сам (но только мне и по секрету), — что никто-то изо всей этой
публики знать не знал о мне ровнешенько ничего!» Признание замечательное: стало быть, был же в нем острый ум, если он тогда же, на эстраде, мог так ясно понять свое положение, несмотря на всё свое упоение; и, стало быть, не было в нем острого ума, если он даже девять лет спустя не мог вспомнить о том без ощущения обиды.
— Она
держит противников в тревоге, а для
публики составляет своего рода загадку. Ведь мне ничего бы не стоило разом написать столбцов десять или двенадцать, но я именно хотел сначала несколько заинтересовать
публику, а потом уж и зарядить дней на двадцать!
Этого мало: едва появилось в газетах объявление, что мои наследницы купили в магазине Зальцфиша полдюжины носовых платков, как
публика валом повалила на угол Гороховой и Большой Мещанской и с десяти часов утра до десяти вечера
держала в осаде лавку, дотоле никем не посещаемую.
Кроме того, сама
публика держит их в границах, как лошадь на узде; если он в сторону закинется, так ему сейчас закричат: «К делу!»; а мы обыкновенно пребываем в дустом пространстве — неси высокопарную чепуху о чем хочешь: о финансовом расстройстве, об актере, об общине, о православии; а тут еще барынь разных насажают в слушательницы…
Катя писала мне, что ее товарищи не посещают репетиций и никогда не знают ролей; в постановке нелепых пьес и в манере
держать себя на сцене видно у каждого из них полное неуважение к
публике; в интересах сбора, о котором только и говорят, драматические актрисы унижаются до пения шансонеток, а трагики поют куплеты, в которых смеются над рогатыми мужьями и над беременностью неверных жен и т. д.
— А все-таки ты сходи, извинись, — сказала она. — Подумает, что ты себя в
публике держать не умеешь!
С высоты величия он плохо различал лица и звуки, так что если бы, кажется, в эти минуты подошла к нему сама Ольга Михайловна, то он и ей бы крикнул: «Как ваша фамилия?» Свидетелям-крестьянам он говорил «ты», на
публику кричал так, что его голос был слышен даже на улице, а с адвокатами
держал себя невозможно.
И, правда, новая картина изображает самое невероятное зрелище: человек-москит
держит на одной вытянутой вверх руке несообразно громадную гору, которую в сравнении с ним представляет слон.
Публика подавлена. Кто-то всхлипывает.
— О, Жорж! Как я счастлива! Как мы с тобой счастливы! Он пообещал в сто пятьдесят раз больше, а мы учили в театральном училище, что барон фон Зайниц умеет
держать свое слово! Жаль только, что он некрасив! Но…В сто пятьдесят раз больше!! Пойди, мой друг, попроси, чтобы объявили
публике, что я по болезни продолжать игру не могу!
Вся
публика скорее снует, чем сидит на месте…Она слишком подвижна, и никакое шипенье не в состоянии остановить ее хоть на секунду…Она двигается из партера в залу ресторана, из залы в сад…Сцену m-me Бланшар
держит также и для того, чтобы показывать
публике «новеньких».
Горданов с Кишенским долго бились, чтобы достать билет для Павла Николаевича, но наконец плюнули и отошли прочь, порицая порядки железной дороги и неумение
публики держать себя с достоинством, а между тем прозвонил второй и третий звонок последнего поезда.
В замке между тем
публика готовилась к поздравлению жениха и невесты и нетерпеливо поглядывала на часы…В передних толпились лакеи с подносами; на подносах стояли бутылки и бокалы. Чайхидзев нетерпеливо мял правую руку в левой и глазами искал Олю. Княгиня ходила по комнатам и искала Олю, чтоб дать ей наставление, как
держать себя, что ответить матери и т. д. Наши улыбались.
И к моменту прощания с Дерптом химика и медика во мне уже не было. Я уже выступил как писатель, отдавший на суд критики и
публики целую пятиактную комедию, которая явилась в печати в октябре 1860 года, когда я еще носил голубой воротник, но уже твердо решил избрать писательскую дорогу, на доктора медицины не
держать, а переехать в Петербург, где и приобрести кандидатскую степень по другому факультету.
И как он
держал себя у кафедры, играя постоянно часовой цепочкой, и каким тоном стал говорить с
публикой, и даже то, что он говорил, — все это мне пришлось сильно не по вкусу. Была какая-то бесцеремонность и запанибратство во всем, что он тут говорил о Добролюбове — не с личностью покойного критика, а именно с
публикой. Было нечто, напоминавшее те обращения к читателю, которыми испещрен был два-три года спустя его роман «Что делать?»
Ноту оппозиционного либерализма среди лекторов пр(У-должал
держать любимец
публики Лабуле на своих курсах в College de France. Он не имел ученой степени (как и многие его коллеги) и носил только звание адвоката. Но в таком открытом заведении, как College de France, не держались университетской иерархии. Всякий выдающийся писатель, публицист, ученый (в том числе, конечно, и владеющие высшими дипломами) — могли, да и теперь могут, получать там кафедры.
Но
публика не была так избалована, как теперь. Она состояла из самых отборных слоев столицы и
держала себя чинно. Почти каждый вечер в придворной ложе сидел какой-нибудь эрцгерцог. Император появлялся редко. Цены кресел (даже и повышенные) составляли каких-нибугД. 50–60 % нынешних. Офицеры и студенты пользовались дешевыми местами стоячего партера, позади кресел.
Интересно было бы знать, какого мнения гг. гости о нашей
публике? Странная
публика! Американцы выпили озеро Онтарио, англичане впрягали себя вместо лошадей, индейцы целой армией сторожили поезд, в котором она ехала, чтобы ограбить ее сокровища, а наша
публика не хохочет, не плачет и аплодирует, точно озябла или
держит свои руки в ватяных рукавицах.
И вслед за тем, как бы прося прощения за повелительный жест, кротко улыбнулся и с этой улыбкой оглянул
публику. Вскинув волосы рукой, которой он
держал смычок, Альберт остановился перед углом фортепьяно и плавным движением смычка провел по струнам. В комнате пронесся чистый, стройный звук, и сделалось совершенное молчание.
— О, мы его спасем, и изуродован он не будет, с Божией помощью… — тихо-тихо отвечает доктор. — Но… но, видите ли, здесь такого серьезного больного
держать нельзя. Его надо отвезти в больницу. Ведь это заразительно, а театр посещает
публика. И затем, здесь уход за оспенным больным очень затруднителен.
— Не будет он никогда актером! — выхожу я из себя, — потому что у актера каторжная жизнь. Потому что актеры нуждаются сплошь и рядом, и зависят от случая, и постоянно
держат экзамен, как маленькие дети, перед режиссером, перед
публикой, перед газетными критиками. А интриги? А зависть к тому, кто играет лучшую роль? Да мало ли причин найдется!
Председатель, не старый человек, с до крайности утомленным лицом и близорукий, сидел в своем кресле, не шевелясь и
держа ладонь около лба, как бы заслоняя глаза от солнца. Под жужжанье вентиляции и секретаря он о чем-то думал. Когда секретарь сделал маленькую передышку, чтобы начать с новой страницы, он вдруг встрепенулся и оглядел посовелыми глазами
публику, потом нагнулся к уху своего соседа-члена и спросил со вздохом...
Священники, отправляясь кадить по церкви «на хвалитех»,
держали себя так, что правая рука была занята кадильницею, а левая протянута к
публике.
Говорил он дельно, речь свою начал, ругая хозяина, требовал отмены запрещения
держать в молодцовских водку, и в конце речи стал употреблять такие слова, что председатель вынужден был остановить его, так как в
публике было несколько лиц женского пола.