Неточные совпадения
— Любуется
Старик ботинкой крохотной,
Такую
держит речь:
— Мне зять — плевать, и дочь смолчит,
Жена — плевать, пускай ворчит!
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ― сказала
жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас
держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.
Нельзя было не делать дел Сергея Ивановича, сестры, всех мужиков, ходивших за советами и привыкших к этому, как нельзя бросить ребенка, которого
держишь уже на руках. Нужно было позаботиться об удобствах приглашенной свояченицы с детьми и
жены с ребенком, и нельзя было не быть с ними хоть малую часть дня.
Упав на колени пред постелью, он
держал пред губами руку
жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она
держит трактир, или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ними ли живут сыновья, и что старший сын холостой или женатый человек, и какую взял
жену, с большим ли приданым или нет, и доволен ли был тесть, и не сердился ли, что мало подарков получил на свадьбе, — словом, не пропустил ничего.
— Нет, сооружай, брат, сам, а я не могу,
жена будет в большой претензии, право, я должен ей рассказать о ярмарке. Нужно, брат, право, нужно доставить ей удовольствие. Нет, ты не
держи меня!
А Ресслих эта шельма, я вам скажу, она ведь что в уме
держит: я наскучу, жену-то брошу и уеду, а
жена ей достанется, она ее и пустит в оборот; в нашем слою то есть, да повыше.
Зови меня вандалом:
Я это имя заслужил.
Людьми пустыми дорожил!
Сам бредил целый век обедом или балом!
Об детях забывал! обманывал
жену!
Играл! проигрывал! в опеку взят указом!
Танцо́вщицу
держал! и не одну:
Трех разом!
Пил мертвую! не спал ночей по девяти!
Всё отвергал: законы! совесть! веру!
—
Держите ее, что вы? — закричала мать Клима, доктор тяжело отклеился от стены, поднял
жену, положил на постель, а сам сел на ноги ее, сказав кому-то...
Мы завтракали впятером: доктор с
женой, еще какие-то двое молодых людей, из которых одного звали капитаном, да еще англичанин, большой ростом, большой крикун, большой говорун,
держит себя очень прямо, никогда не смотрит под ноги, в комнате всегда сидит в шляпе.
Фабричный — муж, приставив ко рту бутылку с водкой, закинув голову, тянул из нее, а
жена,
держа в руке мешок, из которого вынута была бутылка, пристально смотрела на мужа.
Так и сдержал слово: умер и все оставил сыновьям, которых всю жизнь
держал при себе наравне как слуг, с их
женами и детьми, а о Грушеньке даже и не упомянул в завещании вовсе.
Жил он один с своей
женой в уютном, опрятном домике, прислугу
держал небольшую, одевал людей своих по-русски и называл работниками.
Но моя
жена положила себе за правило: замужних горничных не
держать.
— Тоже был помещик, — продолжал мой новый приятель, — и богатый, да разорился — вот проживает теперь у меня… А в свое время считался первым по губернии хватом; двух
жен от мужей увез, песельников
держал, сам певал и плясал мастерски… Но не прикажете ли водки? ведь уж обед на столе.
Николай велел ей объяснить положение
жен, не изменивших мужьям, сосланным в каторжную работу, присовокупляя, что он ее не
держит, но что она должна знать, что если
жены, идущие из верности с своими мужьями, заслуживают некоторого снисхождения, то она не имеет на это ни малейшего права, сознательно вступая в брак с преступником.
Года через два после этого Павла вызвали в Малиновец для домашних работ. Очевидно, он не предвидел этой случайности, и она настолько его поразила, что хотя он и не ослушался барского приказа, но явился один, без
жены. Жаль ему было молодую
жену с вольной воли навсегда заточить в крепостной ад; думалось:
подержат господа месяц-другой, и опять по оброку отпустят.
На первых порах он даже
держал сторону молодой
жены и защищал ее от золовок, и как ни коротко было время их супружеского согласия, но этого было достаточно, чтоб матушка решилась дать золовкам серьезный отпор.
Еще в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я
держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он,
жена, святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
— Жалости подобно! Оно хоть и по закону, да не по совести! Посадят человека в заключение, отнимут его от семьи, от детей малых, и вместо того, чтобы работать ему, да, может, работой на ноги подняться, годами
держат его зря за решеткой. Сидел вот молодой человек — только что женился, а на другой день посадили. А дело-то с подвохом было: усадил его богач-кредитор только для того, чтобы
жену отбить. Запутал, запутал должника, а
жену при себе содержать стал…
Он и
жена — запойные пьяницы, но когда были трезвые,
держали себя очень важно и на вид были весьма представительны, хотя на «князе» было старое тряпье, а на «княгине» — бурнус, зачиненный разноцветными заплатами.
Из нашей гимназии он был переведен в другой город, и здесь его
жена — добродушная женщина, которую роковая судьба связала с маниаком, — взяла разрешение
держать ученическую квартиру.
— Хорошо, я подумаю. А ты
держи язык за зубами и даже
жене — ни-ни.
— Дурак! Из-за тебя я пострадала… И словечка не сказала, а повернулась и вышла. Она меня, Симка, ловко отзолотила. Откуда прыть взялась у кислятины… Если б ты был настоящий мужчина, так ты приехал бы ко мне в тот же день и прощения попросил. Я целый вечер тебя ждала и даже приготовилась обморок разыграть… Ну, это все пустяки, а вот ты дома себя дурак дураком
держишь. Помирись с
женой… Слышишь? А когда помиришься, приезжай мне сказать.
Невеста понравилась Галактиону своим решительным характером. Именно такую
жену и нужно бесхарактерному и податливому Симону. Эта будет
держать его в руках.
Крестьян и поселенцев и их свободных
жен и детей гнетет тюремный режим; тюремное положение, подобно военному, с его исключительными строгостями и неизбежною начальственною опекой,
держит их в постоянном напряжении и страхе; тюремная администрация отбирает у них для тюрьмы луга, лучшие места для рыбных ловель, лучший лес; беглые, тюремные ростовщики и воры обижают их; тюремный палач, гуляющий по улице, пугает их; надзиратели развращают их
жен и дочерей, а главное, тюрьма каждую минуту напоминает им об их прошлом и о том, кто они и где они.
На Сахалин приезжали только японские промышленники, редко с
женами, жили здесь, как на бивуаках, и зимовать оставалась только небольшая часть, несколько десятков, остальные же возвращались на джонках домой; они ничего не сеяли, не
держали огородов и рогатого скота, а всё необходимое для жизни привозили с собой из Японии.
[Ядринцев рассказывает про некоего Демидова, который, чтобы раскрыть все подробности одного преступления, пытал через палача
жену убийцы, которая была женщина свободная, пришедшая в Сибирь с мужем добровольно и, следовательно, избавленная от телесного наказания; потом он пытал 11-тилетнюю дочь убийцы; девочку
держали на воздухе, и палач сек ее розгой с головы до пят; ребенку даже было дано несколько ударов плетью, и когда она попросила пить, ей подали соленого омуля.
Рыцарское обращение с женщиной возводится почти в культ и в то же время не считается предосудительным уступить за деньги приятелю свою
жену; или вот еще лучше: с одной стороны, отсутствие сословных предрассудков — здесь и с ссыльным
держат себя, как с ровней, а с другой — не грех подстрелить в лесу китайца-бродягу, как собаку, или даже поохотиться тайком на горбачиков.
Выдавая сестру за Ширялова, он спрашивает: «Ты ведь во хмелю смирный? не дерешься?» А матушка его, Степанида Трофимовна, так и этого не признает: она бранит сына, зачем он
жену в страхе не
держит.
Что же касается до
жены Ивана Петровича, то Петр Андреич сначала и слышать о ней не хотел и даже в ответ на письмо Пестова, в котором тот упоминал о его невестке, велел ему сказать, что он никакой якобы своей невестки не ведает, а что законами воспрещается
держать беглых девок, о чем он считает долгом его предупредить; но потом, узнав о рождении внука, смягчился, приказал под рукой осведомиться о здоровье родительницы и послал ей, тоже будто не от себя, немного денег.
Всего более удивляли одеревеневший в напастях заводский люд европейские костюмы «заграничных», потом их
жены — «немки» и, наконец, та свобода, с какой они
держали себя.
После отъезда переселенцев в горбатовском дворе стоял настоящий кромешный ад. Макар все время пировал, бил
жену, разгонял ребятишек по соседям и вообще
держал себя зверь-зверем, благо остался в дому один и никого не боялся.
Злая
жена Пантеферия
Прельстить его умыслила.
Дерзни на мя, Иосифе,
Иди ко мне, преспи со мной.
Держит крепко Иосифа,
Влечет к себе во ложницу…
С вокзала он прямо поехал в «Эрмитаж». Гостиничные носильщики, в синих блузах и форменных шапках, внесли его вещи в вестибюль. Вслед за ними вошел и он под руку с своей
женой, оба нарядные, представительные, а он-таки прямо великолепный, в своем широком, в виде колокола, английском пальто, в новой широкополой панаме,
держа небрежно в руке тросточку с серебряным набалдашником в виде голой женщины.
Все это было принесено. Следователи сели. Ввели двух баб: одна оказалась
жена хозяина, старуха, — зачем ее
держали и захватили — неизвестно!
— Нет, видишь, Ваня, — продолжала она,
держа одну свою ручку на моем плече, другою сжимая мне руку, а глазками заискивая в моих глазах, — мне показалось, что он был как-то мало проникнут… он показался мне таким уж mari [мужем (франц.)], — знаешь, как будто десять лет женат, но все еще любезный с
женой человек.
Марья Гавриловна. А ты не храбрись! больно я тебя боюсь. Ты думаешь, что муж, так и управы на тебя нет…
держи карман! Вот я к Петру Петровичу пойду, да и расскажу ему, как ты над женой-то озорничаешь! Ишь ты! бока ему отломаю! Так он и будет тебе стоять, пока ты ломать-то их ему будешь!
Было часов около одиннадцати, но и он, и
жена его уже
держали свое «знамя».
Жить становилось невыносимо; и шутовство пропало, не лезло в голову. Уж теперь не он бил
жену, а она не однажды замахивалась, чтоб дать ему раза. И старики начали
держать ее сторону, потому что она содержала дом и кормила всех. — "В нашем званье все так живут, — говорили они, — а он корячится… вельможа нашелся!"
«Ну, мало ли, — говорит, — что; ты ждал, а зачем ты, — говорит, — татарок при себе вместо
жен держал… Ты знаешь ли, — говорит, — что я еще милостиво делаю, что тебя только от причастия отлучаю, а если бы тебя взяться как должно по правилу святых отец исправлять, так на тебе на живом надлежит всю одежду сжечь, но только ты, — говорит, — этого не бойся, потому что этого теперь по полицейскому закону не позволяется».
Послал ты меня к Москве, снять опалу с боярина Морозова, а он, ты знаешь, издавна
держит на меня вражду за то, что еще до свадьбы спознался я с
женою его.
— Вишь, дурачье! — сказал царевич, обращаясь с усмешкой к Басманову. — Они б хотели и
жен и товар про себя одних
держать! Да чего вы расхныкались? Ступайте себе домой; я, пожалуй, попрошу батюшку за вас, дураков!
Плачет; говорит, один немец, Шульц, дальний их родственник, часовщик, богатый и уж пожилой, изъявил желание на ней жениться, — «чтоб, говорит, и меня осчастливить, и самому на старости без
жены не остаться; да и любит он меня, говорит, и давно уж намерение это
держал, да все молчал, собирался.
Матвей догадался, что это и есть Добычина, вдова племянника отца Виталия, учителя, замёрзшего в метель этой зимою. Она недавно приехала в Окуров, но уже шёл слух, что отец Виталий променял на неё свою
жену, больную водянкой. Лицо этой женщины было неприветливо, а локти она
держала приподняв, точно курица крылья, собираясь лететь.
Однажды управляющий акцизными сборами даже пари
подержал, что устоит, но как только поравнялся с очаровательницей, то вдруг до такой степени взвизгнул, что живший неподалеку мещанин Полотебнов сказал
жене: «А что, Мариша, никак в лесу заяц песню запел!» В этом положении застал его старый помпадур.
Впрочем, она опасна до восемнадцати лет; а вот у нашего французского учителя
жена тридцати лет, а в чахотке умерла, да, умерла; ну, если…» И ему так живо представился гроб в гостиной, покрыт покровом, грустное чтение раздается, Семен Иванович стоит печальный возле, Яшу
держит нянька, повязанная белым платком.
Жена ли, дети ли — все это в глазах его не представляло большой разницы: он всех их
держал в одинаковом повиновении.
Минут пять спустя вернулся целовальник в сопровождении
жены, которая
держала два штофа и стаканы. Захар поспешно завладел деньгами: сосчитав их на ладони, он кивнул головою Герасиму и подмигнул Гришке, который не обратил на него внимания; глаза и слух приемыша казались прикованными к выходной двери харчевни.
— Батюшки-светы! Ба-а-тюшки!
Держите его… окаянного! Ах, мои касатики! Бабу-то отымите! — завопила старушка, протискиваясь между мужем и
женою.