Неточные совпадения
Обыкновенно он ничего порядком не разъяснял, а
делал известными свои желания посредством прокламаций, которые секретно, по
ночам, наклеивались
на угловых домах всех улиц.
Он не ел целый день, не спал две
ночи, провел несколько часов раздетый
на морозе и чувствовал себя не только свежим и здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался без усилия мышц и чувствовал, что всё может
сделать.
Положим, я вызову
на дуэль, — продолжал про себя Алексей Александрович, и, живо представив себе
ночь, которую он проведет после вызова, и пистолет,
на него направленный, он содрогнулся и понял, что никогда он этого не
сделает, — положим, я вызову его па дуэль.
Вернувшись от больного
на ночь в свои два нумера, Левин сидел, опустив голову, не зная, что
делать.
Все к лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом,
сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден
на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту
ночь сон не сомкнул бы глаз моих.
«Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, — говори, куда ты
ночью таскался, с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с узлом? яким узлом?» Старуха
на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще
на убогого! за что вы его? что он вам
сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.
— Самого-то следствия они не
делали, а всем судом заворотили
на экономический двор, к старику, графскому эконому, да три дня и три
ночи без просыпу — в карты.
— И всё дело испортите! — тоже прошептал, из себя выходя, Разумихин, — выйдемте хоть
на лестницу. Настасья, свети! Клянусь вам, — продолжал он полушепотом, уж
на лестнице, — что давеча нас, меня и доктора, чуть не прибил! Понимаете вы это! Самого доктора! И тот уступил, чтобы не раздражать, и ушел, а я внизу остался стеречь, а он тут оделся и улизнул. И теперь улизнет, коли раздражать будете, ночью-то, да что-нибудь и
сделает над собой…
Все сердце изорвалось! Не могу я больше терпеть! Матушка! Тихон! Грешна я перед Богом и перед вами! Не я ли клялась тебе, что не взгляну ни
на кого без тебя! Помнишь, помнишь! А знаешь ли, что я, беспутная, без тебя
делала? В первую же
ночь я ушла из дому…
Темнота приближающейся
ночи могла избавить меня от всякой опасности, как вдруг, оглянувшись, увидел я, что Савельича со мною не было. Бедный старик
на своей хромой лошади не мог ускакать от разбойников. Что было
делать? Подождав его несколько минут и удостоверясь в том, что он задержан, я поворотил лошадь и отправился его выручать.
— Расстригут меня — пойду работать
на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные
ночи, когда не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу
ночей слушал это пение и дошел до мысли, что именно стекло, а не медь, не дерево должно дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла
делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
Все люди за столом сдвинулись теснее, некоторые встали, ожидающе глядя
на его благородие. Клим Иванович Самгин уверенно и властно заявил, что завтра он
сделает все, что возможно, а сейчас он хотел бы отдохнуть, он плохо спал
ночь, и у него разбаливается голова.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки
ночью, особенно
на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы
делать это так, чтоб она не узнала.
— В экстазе! — со страхом повторила Татьяна Марковна. — Зачем ты мне
на ночь говоришь: я не усну. Это беда — экстаз в девушке? Да не ты ли чего-нибудь нагородил ей? От чего ей приходить в экстаз? — Что же
делать?
— А вот как он сделал-с, — проговорил хозяин с таким торжеством, как будто он сам это
сделал, — нанял он мужичков с заступами, простых этаких русских, и стал копать у самого камня, у самого края, яму; всю
ночь копали, огромную выкопали, ровно в рост камню и так только
на вершок еще поглубже, а как выкопали, велел он, помаленьку и осторожно, подкапывать землю уж из-под самого камня.
— «Нет, не поймаешь, хотя их тут много прячется по
ночам, — сказал хозяин с досадой, грозя
на поля и огороды, — они, с закатом солнечным, выползают из своих нор и
делают беспорядки».
В начале июня мы оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться с этим местом. Если б мы еще остались день, то не знали бы, что
делать от скуки и жара. Нет, Индия не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться от климата
на мыс Доброй Надежды, в порт Джаксон — словом, дальше от экватора, от этих палящих дней, от беспрохладных
ночей, от мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
«Осмелюсь доложить, — вдруг заговорил он, привстав с постели, что
делал всякий раз, как начинал разговор, — я боюсь пожара: здесь сена много, а огня тушить
на очаге нельзя,
ночью студено будет, так не угодно ли, я велю двух якутов поставить у камина смотреть за огнем!..» — «Как хотите, — сказал я, — зачем же двух?» — «Будут и друг за другом смотреть».
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься от жара и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени
ночью. Так
сделал я 8-го числа, и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную
ночь. Капитан подшучивал надо мной, глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу
на другой диван, ища прохлады. «Вы то
на правый, то
на левый галс ложитесь!» — говорил он.
— Уж позволь мне знать лучше тебя, — продолжала тетка. — Видите ли, — продолжала она, обращаясь к Нехлюдову, — всё вышло оттого, что одна личность просила меня приберечь
на время его бумаги, а я, не имея квартиры, отнесла ей. А у ней в ту же
ночь сделали обыск и взяли и бумаги и ее и вот держали до сих пор, требовали, чтоб она сказала, от кого получила.
Около дырявых, ободранных кошей суетилась подвижная полунагая толпа ребят, денно-нощно работали женщины, эти безответные труженицы в духе добрых азиатских нравов, и вечно ничего не
делали сами башкиры, попивая кумыс и разъезжая по окрестностям
на своих мохноногих лошадках; по
ночам около кошей горели яркие огни, и в тихом воздухе таяла и стыла башкирская монотонная песня, рассказывавшая про подвиги башкирских богатырей, особенно о знаменитом Салавате.
Ему и в голову не вошло бы прибивать людей за уши
на ночь гвоздями, если б он даже и мог это
сделать.
Довольно сказать, что он беспрерывно стал себя спрашивать: для чего он тогда, в последнюю свою
ночь, в доме Федора Павловича, пред отъездом своим, сходил тихонько, как вор,
на лестницу и прислушивался, что
делает внизу отец?
По его словам, такой же тайфун был в 1895 году. Наводнение застало его
на реке Даубихе, около урочища Анучино. Тогда
на маленькой лодочке он спас заведующего почтово-телеграфной конторой, двух солдаток с детьми и четырех китайцев. Два дня и две
ночи он разъезжал
на оморочке и снимал людей с крыш домов и с деревьев.
Сделав это доброе дело, Дерсу ушел из Анучина, не дожидаясь полного спада воды. Его потом хотели наградить, но никак не могли разыскать в тайге.
Вечером я подсчитал броды.
На протяжении 15 км мы
сделали 32 брода, не считая сплошного хода по ущелью.
Ночью небо опять затянуло тучами, а перед рассветом пошел мелкий и частый дождь. Утром мы встали раньше обычного, поели немного, напились чаю и тронулись в путь. Первые 6 км мы шли больше по воде, чем по суше.
Вторую половину пути мы
сделали легко, без всяких приключений и, дойдя до другой зверовой фанзы, расположились в ней
на ночь как дома.
С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Средняя суточная температура понизилась до 6,3°С, и дни заметно сократились.
На ночь для защиты от ветра нужно было забираться в самую чащу леса. Для того чтобы заготовить дрова, приходилось рано становиться
на биваки. Поэтому за день удавалось пройти мало, и
на маршрут, который летом можно было
сделать в сутки, теперь приходилось тратить времени вдвое больше.
От реки Бабкова берег
делает небольшой изгиб. Чтобы сократить путь, мы поднялись по одному из притоков реки Каменной, перевалили через горный кряж, который здесь достигает высоты 430 м, и вышли
на реку Холонку, невдалеке от ее устья, где застали Хей-ба-тоу с лодкой. За штиль
ночью ветер, казалось, хотел наверстать потерянное и дул теперь особенно сильно; анемометр показывал 215.
Нечего
делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры
на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами
на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю
ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
Раз
ночью слышу, чья-то рука коснулась меня, открываю глаза. Прасковья Андреевна стоит передо мной в ночном чепце и кофте, со свечой в руках, она велит послать за доктором и за «бабушкой». Я обмер, точно будто эта новость была для меня совсем неожиданна. Так бы, кажется, выпил опиума, повернулся бы
на другой бок и проспал бы опасность… но
делать было нечего, я оделся дрожащими руками и бросился будить Матвея.
Лондон ждет приезжего часов семь
на ногах, овации растут с каждым днем; появление человека в красной рубашке
на улице
делает взрыв восторга, толпы провожают его
ночью, в час, из оперы, толпы встречают его утром, в семь часов, перед Стаффорд Гаузом.
После Сенатора отец мой отправлялся в свою спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота, получал утвердительный ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не
делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная история умываний, примочек, лекарств; камердинер приготовлял
на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно читал с час времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «Записки», засим наступала
ночь.
Обшитая своими чиновными плерезами, Марья Степановна каталась, как шар, по дому с утра до
ночи, кричала, шумела, не давала покоя людям, жаловалась
на них,
делала следствия над горничными, давала тузы и драла за уши мальчишек, сводила счеты, бегала
на кухню, бегала
на конюшню, обмахивала мух, терла ноги, заставляла принимать лекарство.
Но в эту
ночь, как нарочно, загорелись пустые сараи, принадлежавшие откупщикам и находившиеся за самым Машковцевым домом. Полицмейстер и полицейские действовали отлично; чтоб спасти дом Машковцева, они даже разобрали стену конюшни и вывели, не опаливши ни гривы, ни хвоста, спорную лошадь. Через два часа полицмейстер, парадируя
на белом жеребце, ехал получать благодарность особы за примерное потушение пожара. После этого никто не сомневался в том, что полицмейстер все может
сделать.
Сказавши это, он уже и досадовал
на себя, что сказал. Ему было очень неприятно тащиться в такую
ночь; но его утешало то, что он сам нарочно этого захотел и сделал-таки не так, как ему советовали.
Там, где в болоте по
ночам раздавалось кваканье лягушек и неслись вопли ограбленных завсегдатаями трактира, засверкали огнями окна дворца обжорства, перед которым стояли день и
ночь дорогие дворянские запряжки, иногда еще с выездными лакеями в ливреях. Все
на французский манер в угоду требовательным клиентам
сделал Оливье — только одно русское оставил: в ресторане не было фрачных лакеев, а служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами.
Мы остались и прожили около полугода под надзором бабушки и теток. Новой «власти» мы как-то сразу не подчинились, и жизнь пошла кое-как. У меня были превосходные способности, и, совсем перестав учиться, я схватывал предметы
на лету, в классе,
на переменах и получал отличные отметки. Свободное время мы с братьями отдавали бродяжеству: уходя веселой компанией за реку, бродили по горам, покрытым орешником, купались под мельничными шлюзами,
делали набеги
на баштаны и огороды, а домой возвращались позднею
ночью.
Раз
ночью Харитина ужасно испугалась. Она только что заснула, как почувствовала, что что-то сидит у ней
на кровати. Это была Серафима. Она пришла в одной рубашке, с распущенными волосами и, кажется, не понимала, что
делает. Харитина взяла ее за руку и, как лунатика, увела в ее спальню.
Ночью во время сна арестант держит тачку под нарой, и, чтобы это было удобнее и легче
сделать, его помещают обыкновенно
на краю общей нары.
Делать нечего, пришлось две
ночи провести
на пароходе; когда же он ушел назад в Хабаровку, я очутился как рак
на мели: камо пойду?
Ночью особенно было хорошо
на шахте. Все кругом спит, а паровая машина
делает свое дело, грузно повертывая тяжелые чугунные шестерни, наматывая канаты и вытягивая поршни водоотливной трубы. Что-то такое было бодрое, хорошее и успокаивающее в этой неумолчной гигантской работе. Свои домашние мысли и чувства исчезали
на время, сменяясь деловым настроением.
— А кто его знает… Мне не показывает.
На ночь очень уж запираться стал; к окнам изнутри
сделал железные ставни, дверь двойная и тоже железом окована… Железный сундук под кроватью, так в ем у него деньги-то…
Мы выехали из Тобольска 1 ноября
на обывательских лошадях с жандармами и частным приставом, который так добр, что
на ночь позволяет нам снимать цепи, что мы
делаем с осторожностью, ибо за этими людьми присматривают и всякое добро может им
сделать неприятность.
Приехавши
ночью, я не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился
на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился
на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется
сделать счастие молодой своей жены…
…Читал «Пахарь» Григоровича. Пожалуйста, прочти его в мартовской книге «Современника» и скажи мне, какое
на тебя
сделает впечатление эта душевная повесть. По-моему, она — быль; я уже просил благодарить Григоровича — особенно за начало. В конце немного мелодрама. Григорович — племянник Камиллы Петровны Ивашевой. В эту же
ночь написал к М. П. Ледантю, его бабушке…
На ночь Евгения Петровна уложила Лизу
на диване за драпри в своей спальне и несколько раз пыталась добиться у нее откровенного мнения о том, что она думает с собой
сделать, живя таким странным и непонятным для нее образом.
— И дело. Ты затеял нечто большое и прекрасное, Лихонин. Князь мне
ночью говорил. Ну, что же,
на то и молодость, чтобы
делать святые глупости. Дай мне бутылку, Александра, я сам открою, а то ты надорвешься и у тебя жила лопнет. За новую жизнь, Любочка, виноват… Любовь… Любовь…
Первый, как человек, привыкший
делать большие прогулки, сейчас же захрапел; но у Вихрова сделалось такое волнение в крови, что он не мог заснуть всю
ночь, и едва только забрезжилась заря, как он оделся и вышел в монастырский сад. Там он услыхал, что его кличут по имени. Это звала его Юлия, сидевшая в довольно небрежном костюме
на небольшом балкончике гостиницы.
—
Сделайте милость, никогда бы он этого не осмелился
сделать; я умею держать себя против всякого!.. Я все время ведь жила у нее, пока муж ее был жив! — пояснила m-lle Прыхина Павлу. — И вообразите себе, она сидит, сидит там у него, натерпится, настрадается, придет да так ко мне
на грудь и упадет,
на груди у меня и рыдает во всю
ночь.
А дома мамаша так уж и ждет меня: она лежит, а я ей рассказываю все, все, так и
ночь придет, а я все говорю, и она все слушает про дедушку: что он
делал сегодня и что мне рассказывал, какие истории, и что
на урок мне задал.