Неточные совпадения
Судья тоже, который только что был пред моим приходом, ездит только за зайцами,
в присутственных
местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это
сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Коробкин.
В следующем году повезу сынка
в столицу на пользу государства, так
сделайте милость, окажите ему вашу протекцию,
место отца заступите сиротке.
— Ну, про это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает
место члена от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только
делать там нечего — что ж, Долли, это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, — он вам докажет, что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить
в пользу восьми тысяч.
Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его
в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья — были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ
в виде
мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное
место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не
делал.
Вернувшись домой, Алексей Александрович прошел к себе
в кабинет, как он это
делал обыкновенно, и сел
в кресло, развернув на заложенном разрезным ножом
месте книгу о папизме, и читал до часу, как обыкновенно
делал; только изредка он потирал себе высокий лоб и встряхивал голову, как бы отгоняя что-то.
— Спутать, спутать, — и ничего больше, — отвечал философ, — ввести
в это дело посторонние, другие обстоятельства, которые запутали <бы> сюда и других,
сделать сложным — и ничего больше. И там пусть приезжий петербургский чиновник разбирает. Пусть разбирает, пусть его разбирает! — повторил он, смотря с необыкновенным удовольствием
в глаза Чичикову, как смотрит учитель ученику, когда объясняет ему заманчивое
место из русской грамматики.
Он уже позабывал сам, сколько у него было чего, и помнил только,
в каком
месте стоял у него
в шкафу графинчик с остатком какой-нибудь настойки, на котором он сам
сделал наметку, чтобы никто воровским образом ее не выпил, да где лежало перышко или сургучик.
Молодой человек, у которого я отбил даму, танцевал мазурку
в первой паре. Он вскочил с своего
места, держа даму за руку, и вместо того, чтобы
делать pas de Basques, [па-де-баск — старинное па мазурки (фр.).] которым нас учила Мими, просто побежал вперед; добежав до угла, приостановился, раздвинул ноги, стукнул каблуком, повернулся и, припрыгивая, побежал дальше.
— Я беру Карла Иваныча с детьми.
Место в бричке есть. Они к нему привыкли, и он к ним, кажется, точно привязан; а семьсот рублей
в год никакого счета не
делают, et puis au fond c’est un très bon diable. [и потом,
в сущности, он славный малый (фр.).]
— Да, Петр Александрыч, — сказал он сквозь слезы (этого
места совсем не было
в приготовленной речи), — я так привык к детям, что не знаю, что буду
делать без них. Лучше я без жалованья буду служить вам, — прибавил он, одной рукой утирая слезы, а другой подавая счет.
Жиды, однако же, воспользовались вылазкою и пронюхали всё: куда и зачем отправились запорожцы, и с какими военачальниками, и какие именно курени, и сколько их числом, и сколько было оставшихся на
месте, и что они думают
делать, — словом, чрез несколько уже минут
в городе всё узнали.
Тем временем через улицу от того
места, где была лавка, бродячий музыкант, настроив виолончель, заставил ее тихим смычком говорить грустно и хорошо; его товарищ, флейтист, осыпал пение струн лепетом горлового свиста; простая песенка, которою они огласили дремлющий
в жаре двор, достигла ушей Грэя, и тотчас он понял, что следует ему
делать дальше.
Даже недавнюю пробусвою (то есть визит с намерением окончательно осмотреть
место) он только пробовал было
сделать, но далеко не взаправду, а так: «дай-ка, дескать, пойду и опробую, что мечтать-то!» — и тотчас не выдержал, плюнул и убежал,
в остервенении на самого себя.
— Я бы вот как
сделал: я бы взял деньги и вещи и, как ушел бы оттуда, тотчас, не заходя никуда, пошел бы куда-нибудь, где
место глухое и только заборы одни, и почти нет никого, — огород какой-нибудь или
в этом роде.
Тут надобно вести себя самым деликатнейшим манером, действовать самым искусным образом, а она
сделала так, что эта приезжая дура, эта заносчивая тварь, эта ничтожная провинциалка, потому только, что она какая-то там вдова майора и приехала хлопотать о пенсии и обивать подол по присутственным
местам, что она
в пятьдесят пять лет сурьмится, белится и румянится (это известно)… и такая-то тварь не только не заблагорассудила явиться, но даже не прислала извиниться, коли не могла прийти, как
в таких случаях самая обыкновенная вежливость требует!
И бегу, этта, я за ним, а сам кричу благим матом; а как с лестницы
в подворотню выходить — набежал я с размаху на дворника и на господ, а сколько было с ним господ, не упомню, а дворник за то меня обругал, а другой дворник тоже обругал, и дворникова баба вышла, тоже нас обругала, и господин один
в подворотню входил, с дамою, и тоже нас обругал, потому мы с Митькой поперек
места легли: я Митьку за волосы схватил и повалил и стал тузить, а Митька тоже, из-под меня, за волосы меня ухватил и стал тузить, а
делали мы то не по злобе, а по всей то есь любови, играючи.
Видишь, что я
делаю:
в чемодане оказалось пустое
место, и я кладу туда сено; так и
в жизненном нашем чемодане; чем бы его ни набили, лишь бы пустоты не было.
Он замолчал, поднял к губам стакан воды, но,
сделав правой рукой такое движение, как будто хотел окунуть
в воду палец, — поставил стакан на
место и продолжал более напряженно, даже как бы сердито, но и безнадежно...
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину
место в углу за столом, прикрытым лавровым деревом, две трети стола были заняты колонками тарелок, на свободном пространстве поставил прибор;
делая это, он сказал, что поезд
в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых на фронт, задержали два санитарных поезда
в Петроград.
Он сел, открыл на коленях у себя небольшой ручной чемодан, очень изящный, с уголками оксидированного серебра.
В нем — несессер,
в сумке верхней его крышки — дорогой портфель,
в портфеле какие-то бумаги, а
в одном из его отделений девять сторублевок, он сунул сторублевки во внутренний карман пиджака, а на их
место положил 73 рубля. Все это он
делал машинально, не оценивая: нужно или не нужно
делать так?
Делал и думал...
Клим Иванович Самгин был недостаточно реалистичен для того, чтоб ясно представить себя
в будущем. Он и не пытался
делать это. Но он уже не один раз ставил пред собой вопрос: не пора ли включиться
в партию. Но среди существующих партий он не видел ни одной, достаточно крепко организованной и способной обеспечить ему
место, достойное его. Обеспечить — не может, но способна компрометировать каким-нибудь актом, вроде поездки ка-де
в Выборг.
По приемам Анисьи, по тому, как она, вооруженная кочергой и тряпкой, с засученными рукавами,
в пять минут привела полгода не топленную кухню
в порядок, как смахнула щеткой разом пыль с полок, со стен и со стола; какие широкие размахи
делала метлой по полу и по лавкам; как мгновенно выгребла из печки золу — Агафья Матвеевна оценила, что такое Анисья и какая бы она великая сподручница была ее хозяйственным распоряжениям. Она дала ей с той поры у себя
место в сердце.
Наконец обратился к саду: он решил оставить все старые липовые и дубовые деревья так, как они есть, а яблони и груши уничтожить и на
место их посадить акации; подумал было о парке, но,
сделав в уме примерно смету издержкам, нашел, что дорого, и, отложив это до другого времени, перешел к цветникам и оранжереям.
Тут был и Викентьев. Ему не сиделось на
месте, он вскакивал, подбегал к Марфеньке, просил дать и ему почитать вслух, а когда ему давали, то он вставлял
в роман от себя целые тирады или читал разными голосами. Когда говорила угнетенная героиня, он читал тоненьким, жалобным голосом, а за героя читал своим голосом, обращаясь к Марфеньке, отчего та поминутно краснела и
делала ему сердитое лицо.
— Помилуй, Леонтий; ты ничего не
делаешь для своего времени, ты пятишься, как рак. Оставим римлян и греков — они
сделали свое. Будем же
делать и мы, чтоб разбудить это (он указал вокруг на спящие улицы, сады и дома). Будем превращать эти обширные кладбища
в жилые
места, встряхивать спящие умы от застоя!
— Вам ничего не
сделают: вы
в милости у его превосходительства, — продолжал Марк, — да и притом не высланы сюда на житье. А меня за это упекут куда-нибудь
в третье
место:
в двух уж я был. Мне бы все равно
в другое время, а теперь… — задумчиво прибавил он, — мне бы хотелось остаться здесь… на неопределенное время…
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен с рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые
места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да
в волосах прибавил три, четыре черные полосы,
сделал по точке
в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.
«Этот умок помогает с успехом пробавляться
в обиходной жизни,
делать мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда женщинам возвратят их права — эта тонкость, полезная
в мелочах и почти всегда вредная
в крупных, важных делах, уступит
место прямой человеческой силе — уму».
В присутственном
месте понадобится что-нибудь — Тит Никоныч все
сделает, исправит, иногда даже утаит лишнюю издержку, разве нечаянно откроется, через других, и она пожурит его, а он сконфузится, попросит прощения, расшаркается и поцелует у нее ручку.
Это было как раз
в тот день; Лиза
в негодовании встала с
места, чтоб уйти, но что же
сделал и чем кончил этот разумный человек? — с самым благородным видом, и даже с чувством, предложил ей свою руку. Лиза тут же назвала его прямо
в глаза дураком и вышла.
Промахнувшись раз, японцы стали слишком осторожны: адмирал сказал, что,
в ожидании ответа из Едо об отведении нам
места, надо свезти пока на пустой, лежащий близ нас, камень хронометры для поверки. Об этом вскользь сказали японцам: что же они? на другой день на камне воткнули дерево, чтоб
сделать камень похожим на берег, на который мы обещали не съезжать. Фарсеры!
К сожалению, он чересчур много надеялся на верность черных: и дружественные племена, и учрежденная им полиция из кафров, и, наконец, мирные готтентоты — все это обманывало его, выведывало о числе английских войск и передавало своим одноплеменникам, а те
делали засады
в таких
местах, где английские отряды погибали без всякой пользы.
Адмирал сказал им, что хотя отношения наши с ними были не совсем приятны, касательно отведения
места на берегу, но он понимает, что губернаторы ничего без воли своего начальства не
делали и потому против них собственно ничего не имеет, напротив, благодарит их за некоторые одолжения, доставку провизии, воды и т. п.; но просит только их представить своему начальству, что если оно намерено вступить
в какие бы то ни было сношения с иностранцами, то пора ему подумать об отмене всех этих стеснений, которые всякой благородной нации покажутся оскорбительными.
Какую роль играет этот орех здесь,
в тропических широтах! Его едят и люди, и животные; сок его пьют; из ядра
делают масло, составляющее одну из главных статей торговли
в Китае, на Сандвичевых островах и
в многих других
местах; из древесины строят домы, листьями кроют их, из чашек ореха
делают посуду.
На это отвечено, что «по трехмесячном ожидании не важность подождать семь дней; но нам необходимо иметь
место на берегу, чтоб
сделать поправки на судах, поверить хронометры и т. п. Далее, если ответ этот подвинет дело вперед, то мы останемся,
в противном случае уйдем… куда нам надо».
Вы знаете, что были и есть люди, которые подходили близко к полюсам, обошли берега Ледовитого моря и Северной Америки, проникали
в безлюдные
места, питаясь иногда бульоном из голенища своих сапог, дрались с зверями, с стихиями, — все это герои, которых имена мы знаем наизусть и будет знать потомство, печатаем книги о них, рисуем с них портреты и
делаем бюсты.
Отель был единственное сборное
место в Маниле для путешественников, купцов, шкиперов. Беспрестанно по комнатам проходят испанцы, американцы, французские офицеры, об одном эполете, и наши. Французы, по обыкновению, кланяются всем и каждому; англичане, по такому же обыкновению, стараются ни на кого не смотреть; наши
делают и то и другое, смотря по надобности, и
в этом случае они лучше всех.
Упомяну прежде о наших миссионерах. Здесь их,
в Якутске, два: священники Хитров и Запольский. Знаете, что они
делают? Десять лет живут они
в Якутске и из них трех лет не прожили на
месте, при семействах. Они постоянно разъезжают по якутам, тунгусам и другим племенам: к одним, крещеным, ездят для треб, к другим для обращения.
Меня звали, но я не был готов, да пусть прежде узнают, что за
место этот Шанхай, где там быть и что
делать? пускают ли еще
в китайский город?
После того один из нас взял топор и начал рубить у акулы понемногу ласты, другой ножом
делал в разных
местах надрезы, так, из любознательности, посмотреть, толста ли кожа и что под ней.
В начале июня мы оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться с этим
местом. Если б мы еще остались день, то не знали бы, что
делать от скуки и жара. Нет, Индия не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться от климата на мыс Доброй Надежды,
в порт Джаксон — словом, дальше от экватора, от этих палящих дней, от беспрохладных ночей, от
мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
Теперь он жертвует всю свою землю церкви и переселяется опять
в другое
место, где, может быть,
сделает то же самое.
Делать с ними нечего, но положено отдать
в первом
месте, где мы остановимся, для отсылки
в их столицу, бумагу о случившемся.
«Куда же мы идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы остановились. «Куда эта дорога?» — спросил я одного жителя по-английски. Он показал на ухо, помотал головой и
сделал отрицательный знак. «Пойдемте
в столицу, — сказал И.
В. Фуругельм, —
в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное
место, но жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
Вы, конечно, с жадностью прочтете со временем подробное и специальное описание всего корейского берега и реки, которое вот
в эту минуту, за стеной,
делает сосед мой Пещуров, сильно участвующий
в описи этих
мест.
Нехлюдов никогда не слыхал
в подробности этого рассказа и потому с интересом слушал. Он застал рассказ
в том
месте, когда отравление уже совершилось, и
в семье узнали, что
сделала это Федосья.
— Я знаю это дело. Как только я взглянул на имена, я вспомнил об этом несчастном деле, — сказал он, взяв
в руки прошение и показывая его Нехлюдову. — И я очень благодарен вам, что вы напомнили мне о нем. Это губернские власти переусердствовали… — Нехлюдов молчал, с недобрым чувством глядя на неподвижную маску бледного лица. — И я
сделаю распоряженье, чтобы эта мера была отменена и люди эти водворены на
место жительства.
— Я не решаюсь советовать тебе, Сергей, но на твоем
месте сделала бы так:
в Петербург послала бы своего поверенного, а сама осталась бы
в Узле, чтобы иметь возможность следить и за заводами и за опекунами.
От нечего
делать он комфортабельно поместился на горнем
месте, придвинул к себе недопитую бутылку шампанского и, потягивая холодное вино, погрузился
в сладкие грезы о будущем.
— А Пуцилло-Маляхинский?.. Поверьте, что я не умру, пока не сломлю его. Я систематически доконаю его, я буду следить по его пятам, как тень… Когда эта компания распадется, тогда, пожалуй, я не отвечаю за себя: мне будет нечего больше
делать, как только протянуть ноги. Я это замечал: больной человек, измученный, кажется,
места в нем живого нет, а все скрипит да еще работает за десятерых, воз везет. А как отняли у него дело — и свалился, как сгнивший столб.