Неточные совпадения
— Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (
произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой в деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана на любви. А любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту
девочку, сама не знаю зачем.
— Господи, — тихонько
произнесла девочка, но, отшатнувшись, спросила: — А может, вы врете? — И тотчас же визгливо закричала: — Фелицата Назарна!
Глагол — выдумывать, слово — выдумка отец Лидии
произносил чаще, чем все другие знакомые, и это слово всегда успокаивало, укрепляло Клима. Всегда, но не в случае с Лидией, — случае, возбудившем у него очень сложное чувство к этой
девочке.
— С прохожим мещанином сбежала, —
произнес он с жестокой улыбкой.
Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал;
девочка подошла к люльке. — На, дай ему, — проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. — Вот и его бросила, — продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к двери, остановился и обернулся.
— Я знаю мои права, —
произнесла она, поворачиваясь и толкая локтем уснувшую возле нее
девочку.
— Правда, правда, — подхватил Бахарев. — Пойдут дуть да раздувать и надуют и себе всякие лихие болести, и другим беспокойство. Ох ты, господи! господи! —
произнес он, вставая и направляясь к дверям своего кабинета, — ты ищешь только покоя, а оне знай истории разводят. И из-за чего, за что
девочку разогорчили! — добавил он, входя в кабинет, и так хлопнул дверью, что в зале задрожали стены.
Сидя на полу, я вижу, как серьезные глаза двумя голубыми огоньками двигаются по страницам книжки, иногда их овлажняет слеза, голос
девочки дрожит, торопливо
произнося незнакомые слова в непонятных соединениях.
— Постой, Ванюша: я вот ее… Она у меня скажет! —
произнес Гришка, делая шаг к
девочке.
— Тише! он, кажется, идет сюда, —
произнес шепотом Лежнев. — А Наталья не ребенок, поверьте мне, хотя, к несчастью, неопытна, как ребенок. Вы увидите, эта
девочка удивит всех нас.
— Она не хочет, а я без нее не могу, — отвечала, краснея и застенчиво улыбаясь, черненькая
девочка, и чуть только она
произнесла эти слова, как беспокойная ручка, назойливо теребившая ее локоток, отпала и юркнула под мокрую черную тальму.
Убедившись, что
девочка, вместо того чтоб спать,
произносит какие-то непонятные слова, англичанка делала ей строгий выговор, приказывая заснуть немедленно, — приказание, которое Верочка тотчас же исполняла со свойственной ей кротостью.
— Здравствуйте, Томми, —
произносит девочка и кланяется головой. Оттого, что слон такой большой, она не решается говорить ему на «ты». — Как вы спали эту ночь?
— Ах, не то, не то, Гуль-Гуль! —
произнесла я с досадой. — Вот странная
девочка! Ты красавица и составишь гордость каждой семьи. Да не в том дело. Кто он, твой жених, душечка?
С пылающими щеками и горящими глазами стала я доказывать деду, что не виновата, родившись такой, не виновата, что судьбе угодно было сделать меня, лезгинскую
девочку, уруской. Дедушка положил бронзовую от загара руку мне на плечо и
произнес с неизъяснимо трогательным выражением, устремив сверкающий взор в небо...
— Я ничего не боюсь, — гордо
произнесла девочка. — Нина бек-Израэл не знает, что такое страх… Я не хвалюсь, Керим, хвастливости не было еще в роду нашем. Ты сам говоришь, что ты родом из аула Бестуди. Значит, ты должен знать моего деда, старого Хаджи-Магомета…
Девочки по-прежнему тесно окружали ее. Все молчали. Прошла минута… другая… третья… И вдруг чей-то тихий, нерешительный голос
произнес...
— Ага! Сейчас приду! — сразу оживилась та и, вскочив с места с живостью
девочки, зашагала к двери. На пороге она остановилась, погрозила пальцем по адресу всех работниц, больших и маленьких, и
произнесла своим резким, неприятным голосом...
— Этого никогда не будет, —
произнесла еще раз мысленно
девочка, когда после вечерней молитвы воспитанницы поднимались парами по лестнице в дортуар.
— Нянюшка, что же это? — могла только
произнести дрожащими губами
девочка.
— Я сказала, что этого нельзя сделать! —
произнесла так же спокойно
девочка. — Ведь стригут только малышей-первоотделенок… Или в наказание… А я ничего дурного не сделала, за что бы надо было наказывать меня.
Ни один мускул не дрогнул в лице
девочки. Только черные глаза ответили надзирательнице долгим, пристальным взглядом, а побелевшие губы
произнесли чуть слышно...
— Дурочка твоя Феня! — задумчиво
произнесла Дуня и с явным обожаньем взглянула на подругу. — А для меня ты дороже стала еще больше после болезни. Тебя я люблю, а не красоту твою. И больная, худая, бледная ты мне во сто крат еще ближе, роднее. Жальче тогда мне тебя. Ну вот, словно вросла ты мне в сердце. И спроси кто-нибудь меня, красивая ты либо дурная, ей-богу же, не сумею рассказать! — со своей застенчивой милой улыбкой заключила простодушно
девочка.
— Нет, моя
девочка! — твердо
произнесла Обольянец. — Мне не придется тебя навещать там.
— Деревня! Смотри, Дорушка, деревня! — восторженным шепотом
произнесли дрогнувшие губки
девочки.
— Меня зовут Наташа, — твердо отчеканивая каждое слово,
произнес металлический голосок, — Наташа Румянцева. Так ведь, кажется, у вас называют в приюте? Я не откликалась вам, думая, что фамилию Румянцевых может носить еще кто-нибудь из воспитанниц, а Наташа Румянцева — я одна! — с неуловимо гордым оттенком в голосе заключила
девочка.
— Глупая
девочка, —
произнесла она сурово, — никто не повезет тебя к нам насильно. Вот-то дурочка! — И она, повернувшись спиной к Дуне, заговорила с Дорушкой.
— Вы бы лучше толком объяснили
девочке, что от нее требуется, нежели так пугать, — укоризненно
произнесла тетя Леля и, обняв Дуню, повела ее в рабочую.
— Раздевайся скорее и ложись… Уж бог с тобою, мыться не надо. Глаза не смотрят, вижу, —
произнесла Елена Дмитриевна и, собственноручно раздев сморившуюся Дуню, уложила
девочку в постель.
— Вон! Ее надо выключить вон из приюта, —
произнесла она решительным тоном, — она испортит мне других
девочек… Дурную овцу из стада долой!..
— Ну, ну. Ты хорошая, славная девчурка, —
произнес он ласково и, погладив одной рукой Дуню по головке, другой полез в карман, достал оттуда апельсин и подал его
девочке.
— Действительно хуже! А она, эта бедная
девочка, ни звука не слышит и не
произносит?
— Ну, вот что, Маринка, —
произнес Игорь, кладя руку на плечо
девочки, карие глаза которой были все еще полны слез, — вот что, Маринка, постарайся понять меня: ведь ты хочешь, конечно, чтобы отыскался твой отец и Ануся, a для этого надо, чтобы пришли русские и освободили их от наших общих врагов. Ведь вот австрийцы поступили с вами, как злодеи и разбойники, несмотря на то, что ты, твоя семья и вся эта деревня принадлежите к их государству. Они должны были охранять вас, a они…
Княгиня снова подняла на Нину неумолимо строгие глаза, и взоры их скрестились. Вероятно, справедливая и добрая Maman поняла мучения бедной
девочки, потому что лицо ее разом смягчилось, и она
произнесла уже менее строго...
— Merci, mon enfant (благодарю, дитя мое), — еще ласковее
произнес старик и кивнул
девочке.
— Коко, милый, дорогой Коко! —
произнесла самым ласковым голосом
девочка, — сойди сюда и отдай мне горшочек!
— Берите же, Степанович! Вы задерживаете остальных, —
произнес господин Орлик, видя нерешительность
девочки.
— Барышни! —
произнес господин Орлик, — я привел вам новую товарку, m-lle Татьяну Стогунцеву. Прошу любить и жаловать. Маргарита Вронская, вы, как самая старшая из
девочек, возьмите новенькую под свое покровительство. Надеюсь, вы поможете приучить ее к нашим требованиям и порядкам. A теперь я пойду уснуть с дороги, a вы познакомьтесь с вашей новой подругой, барышни, и расскажите ей все, что требуется от вас в пансионе.
— Ну, уж и скука! —
произнесла высокая, тоненькая
девочка, очень красивая блондинка с длинными, туго заплетенными косами. — Знала бы я, как живут в этом противном пансионе, ни за что не поступила бы сюда.
— Прощай, —
произнесла мама, и Тасе показалось миг, что она слышит прежние мягкие и ласковые нотки в голосе матери, — прощай, моя
девочка, — снова ласково проговорила Нина Владимировна, обнимая Тасю, — старайся вести себя хорошенько и хорошо учиться.
Только Марья Васильевна сурово взглянула на
девочку и
произнесла глухо...
— Надеюсь, вы не ошиблись: Тася — это я! — передразнивая длинного господина
произнесла девочка.
Их было человек двенадцать, приблизительно возраста от восьми до четырнадцати лет. Старшая из
девочек, Маргарита Вронская, прочла вслух послеобеденную молитву и высокая, худая дама в черном, довольно поношенном платье — m-lle Орлик, сестра и помощница господин Орлика —
произнесла своим резким голосом...
— Ну, вот и я! —
произнесла худенькая
девочка. — Вдвоем не будет страшно здесь в карцере. Только Милку выгони. Пошла вон, Милка! — замахала она рукой на кошку.
— Послушайте! —
произнесла девочка робким, нерешительным голосом, каким еще никогда не говорила ни с кем, — мне здесь у вас не нравится. Грязно здесь и неуютно. Я не останусь с вами. Скверно у вас. Я в пансион вернусь. Распорядитесь, чтобы меня туда проводили.
— Вы невозможная
девочка! — тихо, но внушительно
произнесла Марья Васильевна, наклоняясь к уху Таси.
— Ведь вы были наказаны! Как же вы осмелились выйти из комнаты? — строим голосом
произнесла, обращаясь к
девочке, Марья Васильевна.
—
Девочка не должна так поступать. Эго стыдно, —
произнесла по-английски незаметно подошедшая мисс Мабель.
Произнеся это, господин Орлик подождал, пока
девочки не исполнят его приказания и потом потушил свет.
— Тася! Тася! Что с тобою? Я не узнаю мою
девочку! —
произнесла укоризненно Нина Владимировна. — Сейчас же попроси прощения у Марьи Васильевны! — добавила она с непривычной строгостью в голосе.
— Ай, ай, ай, как не стыдно! — качая головой,
произнес Васютин и, оглядев внимательным взором
девочку, отвернулся от неё, принявшись объяснять младшим пансионеркам, какие моря существуют на белом свете и каким странам принадлежат они.