Неточные совпадения
В суровом молчании, как жрецы,
двигались повара; их белые колпаки
на фоне почерневших стен придавали
работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов.
Первыми
двинулись самосадчане, не взявшие подрядов
на куренную
работу, за ними потянула Пеньковка, а потом тронулся и Кержацкий конец. Это происходило в начале мая, когда дорога попросохла.
Мать старалась не
двигаться, чтобы не помешать ему, не прерывать его речи. Она слушала его всегда с бо́льшим вниманием, чем других, — он говорил проще всех, и его слова сильнее трогали сердце. Павел никогда не говорил о том, что видит впереди. А этот, казалось ей, всегда был там частью своего сердца, в его речах звучала сказка о будущем празднике для всех
на земле. Эта сказка освещала для матери смысл жизни и
работы ее сына и всех товарищей его.
И уже относились к драме этой как к чему-то далекому, уверенно заглядывая в будущее, обсуждая приемы
работы на завтра. Лица были утомлены, но мысли бодры, и, говоря о своем деле, люди не скрывали недовольства собой. Нервно
двигаясь на стуле, доктор, с усилием притупляя свой тонкий, острый голос, говорил...
В осажденном городе Севастополе,
на бульваре, около павильона играла полковая музыка, и толпы военного народа и женщин празднично
двигались по дорожкам. Светлое весеннее солнце взошло с утра над английскими
работами, перешло
на бастионы, потом
на город, —
на Николаевскую казарму и, одинаково радостно светя для всех, теперь спускалось к далекому синему морю, которое, мерно колыхаясь, светилось серебряным блеском.
К девяти часам утра мы все собрались
на пароходе «Коцебу».
На обеденном столе кают-компании был разложен план гирл и чертежи построек, и как только
двинулся пароход, заведующий гирловыми
работами подробно объяснил В.И. Ковалевскому то, что нам надлежало осмотреть.
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю
на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная
работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами
на краю, и в ней — точно мысли в черепе —
движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Всюду несли и везли разные вещи и товары; люди
двигались спешно, озабоченно, понукали лошадей, раздражаясь, кричали друг
на друга, наполняли улицу бестолковой суетой и оглушающим шумом торопливой
работы.
Сезон в Москве шел бойко. Но к Новому году меня сильно потянуло опять в Париж. Я снесся с редакторами двух газет в Москве и Петербурге и заручился
работой корреспондента. А газетам это было нужно. К апрелю 1867 года открывалась Всемирная выставка, по счету вторая. И в конце русского декабря, в сильный мороз, я уже
двигался к Эйдкунену и в начале иностранного января уже поселился
на самом бульваре St. Michel, рассчитывая пожить в Париже возможно дольше.
Когда невидимо производилась великая
работа в кабинете, он сидел у дверей его
на стуле, не
двигаясь и затаив дыхание.
А с какой
работы барышей нельзя получить,
на ту Николай Фомич и не
двинется.
Часть возьму я с собой,
Остальное пока зарыть…
После можно отправить в Польшу.
У меня созревает мысль
О российском перевороте,
Лишь бы только мы крепко сошлись,
Как до этого, в нашей
работе.
Я не целюсь играть короля
И в правители тоже не лезу,
Но мне хочется погулять
И под порохом и под железом.
Мне хочется вызвать тех,
Что
на Марксе жиреют, как янки.
Мы посмотрим их храбрость и смех,
Когда
двинутся наши танки.