Неточные совпадения
И очень наивна та философия истории, которая верит, что можно предотвратить
движение по этому пути мировой империалистической борьбы, которая хочет видеть в нем не трагическую судьбу всего
человечества, а лишь злую волю тех или иных классов, тех или иных правительств.
Он не верил в детерминированный прогресс
человечества, в неотвержимое восходящее
движение обществ к лучшему, совершенному, счастливому состоянию.
Идея прогресса, развития
человечества,
движения его к какой-то высшей цели была чужда античному миру: это не языческая идея.
Наслаждался внутреннею тишиною, внешних врагов не имея, доведя общество до высшего блаженства гражданского сожития, — неужели толико чужды будем ощущению
человечества, чужды
движениям жалости, чужды нежности благородных сердец, любви чужды братния и оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства треть целую общников наших, сограждан нам равных, братий возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи?
— Я, как анархист, отчасти понимаю тебя, — сказал задумчиво Лихонин. Он как будто бы слушал и не слушал репортера. Какая-то мысль тяжело, в первый раз, рождалась у него в уме. — Но одного не постигаю. Если уж так тебе осмердело
человечество, то как ты терпишь, да еще так долго, вот это все, — Лихонин обвел стол круглым
движением руки, — самое подлое, что могло придумать
человечество?
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего
человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое слово и
движение.
Начальствующие, возбуждавшие, содействовавшие делу и распоряжавшиеся им, скажут, что делают то, что делают, потому, что такие дела необходимы для поддержания существующего порядка; поддержание же существующего порядка необходимо для блага отечества,
человечества, для возможности общественной жизни и
движения прогресса.
Ничто более этого ложного рассуждения не препятствует в наше время
движению вперед
человечества и установлению среди него того строя жизни, который свойствен уже его теперешнему сознанию.
Ни человек, ни
человечество не могут в своем
движении возвращаться назад. Жизнепонимание общественное, семейное и государственное пережито людьми, и надо идти вперед и усвоить следующее, высшее жизнепонимание, что и совершается теперь.
Но человек не неподвижен относительно истины, а постоянно, по мере
движения своего в жизни, каждый отдельный человек, так же как и всё
человечество, познает всё большую и большую степень истины и всё больше и больше освобождается от заблуждений.
Но мало того, что насилие извращает общественное мнение, оно производит в людях еще то пагубное убеждение, что движутся люди не духовной силой, влекущей их к постигновению истины и осуществлению ее той духовной силой, которая составляет источник всякого
движения вперед
человечества, а насилием, — тем самым действием, которое не только не приближает людей к истине, но всегда удаляет их от нее.
Таков процесс, посредством которого христианство, несмотря на употребляемое государственной властью насилие, препятствующее
движению вперед
человечества, всё более и более охватывает людей. Христианство проникает в сознание людей не только несмотря на употребляемое властью насилие, но посредством его.
Человек несомненно несвободен, если мы представим себе его неподвижным, если мы забудем, что жизнь человека и
человечества есть только постоянное
движение от темноты к свету, от низшей степени истины к высшей, от истины, более смешанной с заблуждениями, к истине, более освобожденной от них.
Движение вперед
человечества совершается не так, что лучшие элементы общества, захватив власть, употребляя насилие против тех людей, которые находятся в их власти, делают их лучшими, как это думают и консерваторы и революционеры, а совершается, во-первых, и главное, тем, что люди все вообще неуклонно и безостановочно, более и более сознательно усваивают христианское жизнепонимание, и, во-вторых, тем, что, даже независимо от сознательной духовной деятельности людей, люди бессознательно, вследствие самого процесса захватывания власти одними людьми и смены их другими, невольно приводятся к более христианскому отношению к жизни.
Как мы можем знать, далеко ли до той цели, к которой приближается
человечество, когда мы не знаем, как будет подвигаться к этой цели
человечество, от которого зависит — идти или не идти, остановиться, умерить свое
движение или усилить его.
Насилие только ослабляет эту силу, задерживает, извращает и подменивает ее другою, не только не полезною для
движения вперед
человечества, но вредною деятельностью.
Между авторами, не удаляющимися от естественных понятий, мы различаем людей, более или менее глубоко проникнутых насущными требованиями эпохи, более или менее широко обнимающих
движение, совершающееся в
человечестве, и более или менее сильно ему сочувствующих.
Во все времена долгой жизни
человечества заметны два противоположные
движения; развитие одного обусловливает возникновение другого, с тем вместе борьбу и разрушение первого.
Я, например, знаю, что
движение народонаселения в
человечестве, и даже в России, и даже в Н — ской губернии вовсе не изменилось от того, что в городе Н. есть прекрасный доктор, вылечивший многих трудно больных.
И потому как всякому человеку, так и всему
человечеству необходимо, по мере
движения их в жизни, усилиями своего разума и всей мудростью прежде живших людей проверять принятые на веру положения о том, что истинно.
Для истинного
движения жизни не только не нужна, но вредна внешняя суетливая деятельность. Ничегонеделание без увеселений, доставляемых трудами других людей, есть самое тяжелое состояние, если оно не наполнено внутренней работой, и потому, если человек живет вне условий роскоши, доставляемой чужим трудом, то человек этот не будет празден. Вред
человечеству главный не от праздности, а от делания того, что не нужно и вредно.
Но мало того: допустив только возможность замены стремления к своему благу стремлением к благу других существ, человек не может не видеть и того, что это-то самое постепенное, большее и большее отречение его личности и перенесение цели деятельности из себя в другие существа и есть всё
движение вперед
человечества и тех живых существ, которые ближе к человеку.
В большем и большем уяснении этого несомненного, ненарушимого борьбою, страданиями и смертью блага человека и состоит всё
движение вперед
человечества с тех пор, как мы знаем его жизнь.
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а суть только остатки грубых обычаев невежества, и что
движение вперед
человечества состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о жизни, выходящих за пределы животного существования человека.
Русским мальчикам (излюбленное выражение Достоевского), поглощенным решением конечных мировых вопросов, или о Боге и бессмертии, или об устроении
человечества по новому штату, атеистам, социалистам и анархистам, культура представляется помехой в их стремительном
движении к концу.
Как в часах результат сложного
движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное
движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих
движений этих 160 000 русских и французов — всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей — был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно-исторической стрелки на циферблате истории
человечества.
Такое заключение историков можно объяснить разве только следующим: 1) история пишется учеными, и потому им естественно и приятно думать, что деятельность их сословия есть основание
движения всего
человечества, точно так же, как это естественно и приятно думать купцам, земледельцам, солдатам (это не высказывается только потому, что купцы и солдаты не пишут истории), и 2) духовная деятельность, просвещение, цивилизация, культура, идея, — всё это понятия неясные, неопределенные, под знаменем которых весьма удобно употреблять словà, имеющие еще менее ясного значения и потому легко подставляемые под всякие теории.
Движение к добру
человечества совершается не мучителями, а мучениками.
Интернационализм же хочет достигнуть единства
человечества, всечеловечности через срыв в сторону, через
движение вбок, в какую-то пустоту, упразднив целую вечную иерархическую ступень бытия.
И если история имеет предметом изучение
движения народов и
человечества, а не описание эпизодов из жизни людей, то она должна, отстранив понятие причин, отыскивать законы, общие всем равным и неразрывно связанным между собою бесконечно-малым элементам свободы.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как
движение времени, двигалось
человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Но
движение это нужно прежде всего мыслить не как внешнюю унию, а как внутреннее обращение двух половин христианского
человечества друг к другу с любовью, не отказываясь от своеобразного опыта каждой из половин.
Всё это очень может быть, и
человечество готово на это согласиться; но оно не об этом спрашивает. Всё это могло бы быть интересно, если бы мы признавали божественную власть, основанную на самой себе и всегда одинаковую, управляющею своими народами через Наполеонов, Людовиков и писателей; но власти этой мы не признаем и потому, прежде чем говорить о Наполеонах, Людовиках и писателях, надо показать существующую связь между этими лицами и
движением народов.
Единение же достигается никак не насильственным и невозможным удержанием всех людей в раз усвоенном внешнем исповедании одного религиозного учения, которому приписывается непогрешимость, а только свободным
движением всего
человечества в приближении к единой истине, которая одна и поэтому одна и может соединить людей.
Прошло семь лет после 12-го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои бepeгà. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие
человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их
движение, неизвестны нам) продолжали свое действие.