Неточные совпадения
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на
плечах при малейшем его
движении.
Лицо ее было закрыто вуалем, но он обхватил радостным взглядом особенное, ей одной свойственное
движение походки, склона
плеч и постанова головы, и тотчас же будто электрический ток пробежал по его телу.
И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в
плечи голову, упала под вагон на руки и легким
движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена.
Должно быть, заметив, что я прочел то, чего мне знать не нужно, папа положил мне руку на
плечо и легким
движением показал направление прочь от стола. Я не понял, ласка ли это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую жилистую руку, которая лежала на моем
плече.
Я заметил, что многие девочки имеют привычку подергивать
плечами, стараясь этим
движением привести спустившееся платье с открытой шеей на настоящее место.
Дул ветер, окутывая вокзал холодным дымом, трепал афиши на стене, раскачивал опаловые, жужжащие пузыри электрических фонарей на путях. Над нелюбимым городом колебалось мутно-желтое зарево, в сыром воздухе плавал угрюмый шум, его разрывали тревожные свистки маневрирующих паровозов. Спускаясь по скользким ступеням, Самгин поскользнулся, схватил чье-то
плечо; резким
движением стряхнув его руку, человек круто обернулся и вполголоса, с удивлением сказал...
Клим Самгин чувствовал себя так, точно сбросил с
плеч привычное бремя и теперь требовалось, чтоб он изменил все
движения своего тела. Покручивая бородку, он думал о вреде торопливых объяснений. Определенно хотелось, чтоб представление о Марине возникло снова в тех ярких красках, с тою интригующей силой, каким оно было в России.
Шествие замялось. Вокруг гроба вскипело не быстрое, но вихревое
движение, и гроб — бесформенная масса красных лент, венков, цветов — как будто поднялся выше; можно было вообразить, что его держат не на
плечах, а на руках, взброшенных к небу. Со двора консерватории вышел ее оркестр, и в серый воздух, под низкое, серое небо мощно влилась величественная музыка марша «На смерть героя».
Это так смутило его, что он забыл ласковые слова, которые хотел сказать ей, он даже сделал
движение в сторону от нее, но мать сама положила руку на
плечи его и привлекла к себе, говоря что-то об отце, Варавке, о мотивах разрыва с отцом.
Он почувствовал, что этот гулкий вихрь вовлекает его, что тело его делает непроизвольные
движения, дрожат ноги, шевелятся
плечи, он качается из стороны в сторону, и под ним поскрипывает пружина кресла.
Было нечто очень жуткое, угнетающее в безмолвном
движении тысяч серых фигур,
плечи, спины солдат обросли белым мохом, и вьюга как будто старалась стереть красные пятна лиц.
Сюртук студента, делавший его похожим на офицера, должно быть, мешал ему расти, и теперь, в «цивильном» костюме, Стратонов необыкновенно увеличился по всем измерениям, стал еще длиннее, шире в
плечах и бедрах, усатое лицо округлилось, даже глаза и рот стали как будто больше. Он подавлял Самгина своим объемом, голосом, неуклюжими
движениями циркового борца, и почти не верилось, что этот человек был студентом.
Человек в перчатках разорвал правую, резким
движением вынул платок, вытер мокрое лицо и, пробираясь к дверям во дворец, полез на людей, как слепой. Он толкнул Самгина
плечом, но не извинился, лицо у него костистое, в темной бородке, он глубоко закусил нижнюю губу, а верхняя вздернулась, обнажив неровные, крупные зубы.
Да, у Краснова руки были странные, они все время, непрерывно, по-змеиному гибко двигались, как будто не имея костей от
плеч до пальцев. Двигались как бы нерешительно, слепо, но пальцы цепко и безошибочно ловили все, что им нужно было: стакан вина, бисквит, чайную ложку.
Движения этих рук значительно усиливали неприятное впечатление рассказа. На слова Юрина Краснов не обратил внимания; покачивая стакан, глядя невидимыми глазами на игру огня в красном вине, он продолжал все так же вполголоса, с трудом...
Она стояла, прислонясь спиною к тонкому стволу березы, и толкала его
плечом, с полуголых ветвей медленно падали желтые листья, Лидия втаптывала их в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со щек, и было что-то брезгливое в быстрых
движениях ее загоревшей руки. Лицо ее тоже загорело до цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало синее платье, обшитое красной тесьмой, в ней было что-то необычное, удивительное, как в девочках цирка.
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли
движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких
плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины.
Она пошла. Он глядел ей вслед; она неслышными шагами неслась по траве, почти не касаясь ее, только линия
плеч и стана, с каждым шагом ее, делала волнующееся
движение; локти плотно прижаты к талии, голова мелькала между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою сада и исчезло в дверях старого дома.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое, глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых
движениях, глаза и рот. На
плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
«На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу,
плечо — жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего
движения на них; на палубе ни души. По огромному заливу кое-где ползают лодки, как сонные мухи.
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным
движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим пошли в совещательную комнату. Только что затворилась за ними дверь, жандарм подошел к этой двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на
плечо, стал у двери. Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Все время мы шли левым берегом по зверовой тропе. Таких троп здесь довольно много. Они слабо протоптаны и часто теряются в кустах. Четвероногие по ним идут свободно, но для человека
движение затруднительно. Надо иметь большую сноровку, чтобы с ношей за
плечами прыгать с камня на камень и карабкаться по уклону более чем в 40 градусов.
Купец вручил приказчику небольшую пачку бумаги, поклонился, тряхнул головой, взял свою шляпу двумя пальчиками, передернул
плечами, придал своему стану волнообразное
движение и вышел, прилично поскрипывая сапожками. Николай Еремеич подошел к стене и, сколько я мог заметить, начал разбирать бумаги, врученные купцом. Из двери высунулась рыжая голова с густыми бакенбардами.
Она сделала
движение, чтобы полнее закутаться в старый драдедамовый платок, натянутый на ее
плечи, и прижалась к спинке дивана.
Кум, не выразив на лице своем ни малейшего
движения досады, как человек, которому решительно все равно, сидеть ли дома или тащиться из дому, обсмотрелся, почесал палочкой батога свои
плечи, и два кума отправились в дорогу.
При этом черт, который долго лежал без всякого
движения, запрыгал в мешке от радости; но кузнец, подумав, что он как-нибудь зацепил мешок рукою и произвел сам это
движение, ударил по мешку дюжим кулаком и, встряхнув его на
плечах, отправился к Пузатому Пацюку.
Записка была написана наскоро и сложена кое-как, всего вероятнее, пред самым выходом Аглаи на террасу. В невыразимом волнении, похожем на испуг, князь крепко зажал опять в руку бумажку и отскочил поскорей от окна, от света, точно испуганный вор; но при этом
движении вдруг плотно столкнулся с одним господином, который очутился прямо у него за
плечами.
Но Лизавета Прокофьевна не удостоила взглянуть на него. Она стояла гордо, выпрямившись, закинув голову и с презрительным любопытством рассматривала «этих людишек». Когда Ипполит кончил, генерал вскинул было
плечами; она гневно оглядела его с ног до головы, как бы спрашивая отчета в его
движении, и тотчас оборотилась к князю.
Вся фигура его была в непрестанном
движении: голова поминутно встряхивалась, глаза бегали, ноздри раздувались,
плечи вздрагивали, руки то закидывались за спину, то закладывались за борты сюртука.
В нем как-то все было не к месту, точно платье с чужого
плеча: тонкие ноги с широчайшими ступнями, длинные руки с узкой, бессильной костью, впалая чахоточная грудь, расшатанная походка, зеленовато-серое лицо с длинным носом и узкими карими глазами, наконец вялые
движения, где все выходило углом.
И вот —
плечом к
плечу, сплавленный с ними, захваченный стальным ритмом… Мерные
движения: упруго-круглые, румяные щеки; зеркальные, не омраченные безумием мыслей лбы. Я плыл по зеркальному морю. Я отдыхал.
Он увидел лицо и
плечи Александры Петровны, сидевшей глубоко и немного сгорбившись на знакомом диване из зеленого рипса. По этой позе и по легким
движениям тела, по опущенной низко голове видно было, что она занята рукодельем.
Полуроты, отходя довольно далеко от корпусного командира, одна за другой заворачивали левым
плечом и возвращались на прежнее место, откуда они начали
движение.
Ромашову вдруг показалось, что сияющий майский день сразу потемнел, что на его
плечи легла мертвая, чужая тяжесть, похожая на песчаную гору, и что музыка заиграла скучно и глухо. И сам он почувствовал себя маленьким, слабым, некрасивым, с вялыми
движениями, с грузными, неловкими, заплетающимися ногами.
Старик ушел. Что-то вроде насмешливой гримасы промелькнуло на лице чиновника в мундире. Директор между тем вежливо, но серьезно пригласил
движением руки даму отойти с ним подальше к окну. Та подошла и начала говорить тихо: видно было, что слова у ней прерывались в горле и дыхание захватывало: «Mon mari… mes enfants…» [Мой муж… дети… (франц.).] — слышалось Калиновичу. Директор, слушая ее, пожимал только
плечами.
Вглядитесь в лица, в осанки и в
движения этих людей: в каждой морщине этого загорелого, скуластого лица, в каждой мышце, в ширине этих
плеч, в толщине этих ног, обутых в громадные сапоги, в каждом
движении, спокойном, твердом, неторопливом, видны эти главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства.
Она… что же особенного заметил в ней доктор? Всякий, увидев ее в первый раз, нашел бы в ней женщину, каких много в Петербурге. Бледна, это правда: взгляд у ней матовый, блуза свободно и ровно стелется по плоским
плечам и гладкой груди;
движения медленны, почти вялы… Но разве румянец, блеск глаз и огонь
движений — отличительные признаки наших красавиц? А прелесть форм… Ни Фидий, ни Пракситель не нашли бы здесь Венер для своего резца.
Ручка зонтика проворно — и довольно крепко — постучала по его
плечу. Он встрепенулся… Перед ним, в легком, серо-зеленом барежевом платье, в белой тюлевой шляпке, в шведских перчатках, свежая и розовая, как летнее утро, но с не исчезнувшей еще негой безмятежного сна в
движениях и во взорах, стояла Марья Николаевна.
Он видел, подходя к ней, как она от нетерпения встала и резким
движением сложила веер, а когда он был в двух шагах от нее и только собирался поклониться, она уже приподымала машинально, сама этого не замечая, левую руку, чтобы опустить ее на его
плечо.
Форма одежды визитная, она же — бальная: темно-зеленоватый, длинный, ниже колен, сюртук, брюки навыпуск, с туго натянутыми штрипками, на
плечах — золотые эполеты… какая красота. Но при такой форме необходимо, по уставу, надевать сверху летнее серое пальто, а жара стоит неописуемая, все тело и лицо — в поту. Суконная, еще не размякшая, не разносившаяся материя давит на жестких углах, трет ворсом шею и жмет при каждом
движении. Но зато какой внушительный, победоносный воинский вид!
Ахилла поместился у самого
плеча Варнавы и наблюдал каждое его
движение.
Широкие, несмотря на молодость,
плечи, очень широкий юношеский таз и тонкий, длинный стан, длинные сильные руки и сила, гибкость, ловкость во всех
движениях всегда радовали отца, и он всегда любовался сыном.
Редко-редко кто шепнет что-нибудь соседу, — два-три слова, почти не поворачивая головы, — и тот отвечал так же коротко и тихо, или даже одним только быстрым
движением, взглядом, пожиманием
плеч, улыбкою.
— Спасибо, Шакир! — сказала она смеясь, ловким
движением накинула на
плечи спустившуюся шаль и, вздохнув, пошла к двери.
Один из них смотрел в зрительную трубу, причем схватил за
плечо своего соседа, указывая ему на меня
движением трубы.
Я поднимался, стиснутый в
плечах, и получил некоторую свободу
движений лишь наверху, где, влево, увидел завитую цветами арку большого фойе.
Эта фраза точно ужалила больную. Она поднялась с подушки и быстро села на постели: от этого
движения платок на голове сбился в сторону и жидкие седые волосы рассыпались по
плечам. Татьяна Власьевна была просто страшна в эту минуту: искаженное морщинистое лицо все тряслось, глаза блуждали, губы перекосились.
Самый снисходительный из судей пожимает
плечами и с сожалением говорит: «Я понимаю охоту с ружьем, с борзыми собаками — там много
движения, ловкости, там есть какая-то жизнь, что-то деятельное, даже воинственное.
Голова его была так тяжела, что с трудом держалась на
плечах, больной висок при каждом
движении причинял невыносимую боль.
Один из подводчиков, шедших далеко впереди, рванулся с места, побежал в сторону и стал хлестать кнутом по земле. Это был рослый, широкоплечий мужчина лет тридцати, русый, кудрявый и, по-видимому, очень сильный и здоровый. Судя по
движениям его
плеч и кнута, по жадности, которую выражала его поза, он бил что-то живое. К нему подбежал другой подводчик, низенький и коренастый, с черной окладистой бородой, одетый в жилетку и рубаху навыпуск. Этот разразился басистым, кашляющим смехом и закричал...
Но Ирина уже не слушала его и, поднеся букет к лицу, опять глядела куда-то вдаль своими странными, словно потемневшими и расширенными глазами, а поколебленные легким
движением воздуха концы тонких лент слегка приподнимались у ней за
плечами, словно крылья.