Неточные совпадения
Идешь вдоль опушки, глядишь за собакой, а между тем любимые образы, любимые лица, мертвые и живые, приходят на память, давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображенье реет и носится, как птица, и все так ясно
движется и стоит
перед глазами.
И вслед за этой молнией
перед его потухшими еще до рождения
глазами вдруг зажглись странные призраки. Были ли это лучи или звуки, он не отдавал себе отчета. Это были звуки, которые оживали, принимали формы и
двигались лучами. Они сияли, как купол небесного свода, они катились, как яркое солнце по небу, они волновались, как волнуется шепот и шелест зеленой степи, они качались, как ветви задумчивых буков.
Она отшатнулась от Людмилы, утомленная волнением, и села, тяжело дыша. Людмила тоже отошла, бесшумно, осторожно, точно боясь разрушить что-то. Она гибко
двигалась по комнате, смотрела
перед собой глубоким взглядом матовых
глаз и стала как будто еще выше, прямее, тоньше. Худое, строгое лицо ее было сосредоточенно, и губы нервно сжаты. Тишина в комнате быстро успокоила мать; заметив настроение Людмилы, она спросила виновато и негромко...
Но Арина Петровна только безмолвно кивнула головой в ответ и не
двинулась. Казалось, она с любопытством к чему-то прислушивалась. Как будто какой-то свет пролился у ней
перед глазами, и вся эта комедия, к повторению которой она с малолетства привыкла, в которой сама всегда участвовала, вдруг показалась ей совсем новою, невиданною.
Я молча удивляюсь: разве можно спрашивать, о чем человек думает? И нельзя ответить на этот вопрос, — всегда думается сразу о многом: обо всем, что есть
перед глазами, о том, что видели они вчера и год тому назад; все это спутано, неуловимо, все
движется, изменяется.
Садо и Хаджи-Мурат — оба молчали во все время, пока женщины, тихо
двигаясь в своих красных бесподошвенных чувяках, устанавливали принесенное
перед гостями. Элдар же, устремив свои бараньи
глаза на скрещенные ноги, был неподвижен, как статуя, во все то время, пока женщины были в сакле. Только когда женщины вышли и совершенно затихли за дверью их мягкие шаги, Элдар облегченно вздохнул, а Хаджи-Мурат достал один из хозырей черкески, вынул из него пулю, затыкающую его, и из-под пули свернутую трубочкой записку.
Он тихо
двигался рядом с Еленой, неловко выступал, неловко поддерживал ее руку, изредка толкал ее плечом и ни разу не взглянул на нее; но речь его текла легко, если не совсем свободно, он выражался просто и верно, и в
глазах его, медленно блуждавших по стволам деревьев, по песку дорожки, по траве, светилось тихое умиление благородных чувств, а в успокоенном голосе слышалась радость человека, который сознает, что ему удается высказываться
перед другим, дорогим ему человеком.
Перед глазами двигалась черная с серебром треугольная спина священника, и было почему-то приятно, что она такая необыкновенная, и на мгновение открывался ясный смысл в том, что всегда было непонятно: в синих полосках ладана, в странности одежды, даже в том, что какой-то совсем незначительный человек с козлиной реденькой бородкой шепчет: «Раздавайте!», а сам, все так же на ходу, уверенно и громко отвечает священнику...
Он махнул огромной рукой, стена
перед глазами Короткова распалась, и тридцать машин на столах, звякнув звоночками, заиграли фокстрот. Колыша бедрами, сладострастно поводя плечами, взбрасывая кремовыми ногами белую пену, парадом-алле
двинулись тридцать женщин и пошли вокруг столов.
Когда он ушел, Вавилов начал криво усмехаться и учащенно моргать
глазами. Потом по щекам его покатились две крупные слезы. Они были какие-то серые, и когда скрылись в его усах, две другие явились на их место. Тогда Вавилов ушел к себе в комнату, стал там
перед образами и так стоял долго, не молясь, не
двигаясь и не вытирая слез с своих морщинистых коричневых щек.
Мне хочется остаться в тёплой и чистой горнице подруги, и она, я вижу, хочет этого, — усталые
глаза её смотрят на меня так ласково с измученного лица. Но меня тянет за Досекиным — он тревожит мне сердце: лицо у него необычно благодушное,
двигается он как-то особенно валко и лениво, как бы играючи своей силою, хвастаясь ею
перед кем-то. И сухо посапывает — значит, сердце у него схвачено гневом. Встал я.
Слышится свист и гром, но не тот гром, который только что унесли с собой тучи.
Перед глазами Терентия, Данилы и Феклы мчится товарный поезд. Локомотив, пыхтя и дыша черным дымом, тащит за собой больше двадцати вагонов. Сила у него необыкновенная. Детям интересно бы знать, как это локомотив, неживой и без помощи лошадей, может
двигаться и тащить такую тяжесть, и Терентий берется объяснить им это...
Тася молчит. Она сидит с закрытыми
глазами. Ей не хочется выходить из своего мирка.
Перед ней все еще
движутся живые люди с такими точно лицами, платьем, прическами, какие она видела в театре лет больше восьми назад.
Кругом стало непроглядно темно, но Чурчила, обнажив меч и ощупав им
перед собой,
двинулся дальше. Вдруг что-то, фыркнув под его ногами, бросилось к нему на грудь, устремив на него зеленоватые, блестящие
глаза.
Юрка глядел, сидя на перилах крыльца. Приезжий расхаживал с Нинкой по снежной дороге, что-то сердито говорил и размахивал рукою. Побледневшая Нинка с вызовом ему возражала. Приезжий закинул голову, угрожающе помахал указательным пальцем
перед самым носом Нинки и, не прощаясь, пошел к сельсовету. Нинка воротилась к крыльцу.
Глаза ее
двигались медленно, ничего вокруг не видя. Вся была полна разговором.
Кругом сделалось непроглядно темно, но Чурчило, обнажив меч и ощупав им
перед собою,
двинулся дальше. Вдруг что-то, фыркнув под его ногами, бросилось к нему на грудь, устремив на него зеленоватые, блестящие
глаза.
Двигался туман и огни, и опять о грудь Павла бились плечи женщины и
перед глазами болталось большое загнутое перо, какие бывают на погребальных колесницах; потом что-то черное, гнилое, скверно пахнущее охватило их, и качались какие-то ступеньки, вверх и опять вниз. В одном месте Павел чуть не упал, и женщина поддержала его. Потом какая-то душная комната, в которой сильно пахло сапожным товаром и кислыми щами, горела лампада, и за ситцевой занавеской кто-то отрывисто и сердито храпел.
Ходят упорные слухи, да и газеты говорят, что немецкое наступление приостановлено. С весны непрерывно, шаг за шагом,
двигались они на Россию и наконец остановились
перед Ригой и Двинском; но по-прежнему, точно через невысокий заборчик, смотрят на нас их угрожающие
глаза и в темной неизвестности таятся наступающие дни.
Глаза его по-прежнему смотрят, но видят
перед собою что-то неясное, все что-то
движется.