Неточные совпадения
Самгин взглянул на почерк, и рука его, странно отяжелев, сунула конверт в карман пальто. По лестнице он шел медленно, потому что сдерживал желание вбежать по ней, а придя в
номер, тотчас выслал слугу, запер
дверь и, не раздеваясь, только сорвав с головы шляпу, вскрыл конверт.
Имя это ничего не сказало Самгину, но, когда он шел коридором гостиницы, распахнулась
дверь одного из
номеров, и маленькая женщина в шубке колоколом, в меховой шапочке, радостно, но не громко вскричала...
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах. Я уже упоминал, что мы жили в особом флигеле на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым
номером. Еще не войдя в ворота, я услышал женский голос, спрашивавший у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира
номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ ворот, отворив
дверь в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или даже прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
Через два
номера по обитой ковром
двери Привалов узнал помещение больного.
Курьер как привез его в Лондон, так появился кому надо и отдал шкатулку, а Левшу в гостинице в
номер посадил, но ему тут скоро скучно стало, да и есть захотелось. Он постучал в
дверь и показал услужающему себе на рот, а тот сейчас его и свел в пищеприемную комнату.
В это время в одном из
номеров с шумом отворилась
дверь, и на пороге ее показалась молодая девушка в одном только легоньком капоте, совершенно не застегнутом на груди, в башмаках без чулок, и с головой непричесанной и растрепанной, но собой она была прехорошенькая и, как видно, престройненькая и преэфирная станом.
Вихров поспешил встать, зажечь свечу, надеть на себя платье и отпереть
дверь. На пороге
номера он увидел Анну Ивановну, всю дрожащую и со слезами на глазах.
Мари некоторое время оставалась в прежнем положении, но как только раздались голоса в
номере ее мужа, то она, как бы под влиянием непреодолимой ею силы, проворно встала с своего кресла, подошла к
двери, ведущей в ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
— Я с этим, собственно, и пришел к тебе. Вчера ночью слышу стук в мою
дверь. Я вышел и увидал одну молоденькую девушку, которая прежде жила в
номерах; она вся дрожала, рыдала, просила, чтоб ей дали убежище; я сходил и схлопотал ей у хозяйки
номер, куда перевел ее, и там она рассказала мне свою печальную историю.
— Сейчас! — послышался голос из низу, и когда вслед за тем горничная прибежала к Анне Ивановне и обе они захлопнули
дверь в их
номер, Павел спросил Неведомова...
— Ну, в таком случае, пойдемте к хозяйке, и вы переговорите с ней, — сказал Неведомов и, подойдя к
дверям крайнего
номера, произнес: — Каролина Карловна, можно к вам?
В такого рода размышлениях Павел, сам того не замечая, дошел с Дмитровки на Тверскую и, порядком устав, запыхавшись, подошел к своему
номеру, но когда отворил
дверь, то поражен был: у него перед письменным столом сидела, глубоко задумавшись, m-me Фатеева в дорожном платье. При его приходе она вздрогнула и обернулась.
Однажды ночью Вихров уже засыпал, как вдруг услыхал легонький удар в
дверь своего
номера. Он прислушался; удар снова повторился.
Проходя верхним рекреационным коридором, Александров заметил, что одна из
дверей, с матовым стеклом и
номером класса, полуоткрыта и за нею слышится какая-то веселая возня, шепот, легкие, звонкие восклицания, восторженный писк, радостный смех. Оркестр в большом зале играет в это время польку. Внимательное, розовое, плутовское детское личико выглядывает зорко из
двери в коридор.
Часу в десятом вечера, окончив писать, я вышел в коридор, чтобы поразмяться, и, к великому своему удивлению, увидал, что как раз против моего
номера отпирал
дверь только что вернувшийся домой старик-коневод Василий Степанович, у которого когда-то, в дни скитаний и приключений моей молодости, я работал в зимовнике, заявив ему, что перед этим я служил в цирке при лошадях.
Дверь захлопывается — положение невеселое: или
номер не выпускай, или рискуй закрытием журнала за бесцензурный выход. Тогда все это было возможно в административном порядке.
Джон посмотрел в свою записную книжку, потом разыскал
номер и прижал пуговку у
двери. В квартире что-то затрещало.
Дверь отворилась, и наши вошли в переднюю.
Вскоре
дверь за нею захлопнулась, и дом старой барыни, недавно еще встревоженный, стоявший с открытою
дверью и с людьми на крыльце, которые останавливали расспросами прохожих, опять стал в ряд других, ничем не отличаясь от соседей; та же
дверь с матовым стеклом и черный
номер: 1235.
Одним словом, вдоль улицы ряды домов стояли, как родные братья-близнецы, — и только черный
номер на матовом стекле, над
дверью, отличал их один от другого.
Я побыла внизу, а этак через полчаса принесли письма маклеру из первого
номера, и я пошла снова наверх кинуть их ему под
дверь; постояла, послушала: все тихо.
Где-то щелкали бильярдные шары, в соседнем
номере распевал чей-то надтреснутый женский голос бравурную шансонетку, а Гордей Евстратыч смотрел кругом — на спавшего на диване Михалку, на пестрые обои, на грязные захватанные драпировки, на торчавшего у
дверей лакея с салфеткой, и думал — нет, не думал, а снова переживал целый ворох разорванных в клочья чувств и впечатлений.
И там на дворе от очевидцев я узнал, что рано утром 25 июня к дворнику прибежала испуганная Ванда и сказала, что у нее в
номере скоропостижно умер офицер. Одним из первых вбежал в
номер парикмахер И.А. Андреев, задние
двери квартиры которого как раз против
дверей флигеля. На стуле, перед столом, уставленным винами и фруктами, полулежал без признаков жизни Скобелев. Его сразу узнал Андреев. Ванда молчала, сперва не хотела его называть.
В
номерах Андреева на Рождественском бульваре убийство и самоубийство. Офицер застрелил женщину и застрелился сам. Оба трупа лежали рядом, посреди комнаты, в которую вход был через две
двери, одна у одного коридора, другая у другого.
Мы исчезаем в темном проходе, выбираемся на внутренний двор, поднимаемся во второй этаж, я распахиваю
дверь квартиры
номер шесть. Пахнуло трущобой. Яркая висячая лампа освещает большой стол, за которым пишут, coгнувшись, косматые, оборванные, полураздетые, с опухшими лицами, восемь переписчиков.
На другой день, в воскресенье, я пошел на Хитровку под вечер. Отыскал дом Степанова, нашел квартиру
номер шесть, только что отворил туда
дверь, как на меня пахнуло каким-то отвратительным, смешанным с копотью и табачным дымом, гнилым воздухом. Вследствие тусклого освещения я сразу ничего не мог paзобрать: шум, спор, ругань, хохот и пение — все это смешалось в один общий гул и настолько меня поразило, что я не мог понять, каким образом мой приятель суфлер попал в такую ужасную трущобу.
Когда Фома, отворив
дверь, почтительно остановился на пороге маленького
номера с одним окном, из которого видна была только ржавая крыша соседнего дома, — он увидел, что старый Щуров только что проснулся, сидит на кровати, упершись в нее руками, и смотрит в пол, согнувшись так, что длинная белая борода лежит на коленях, Но, и согнувшись, он был велик…
Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся, запер
дверь, ключ от
номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался на интересовавшей его конке и, не зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.
— Меня и не извольте мешать! Рекомендовал! Приведете там, да на служащих валить! Ишь ты, за полицией… Вы и
номеров не извольте срамить!.. А лучше убирайтесь отсюда подобру-поздорову, пока целы, — дерзко ответил коридорный и хлопнул
дверью…
Взойдя в пятый этаж, который у нас в России назвали бы просто чердаком, он увидел на низенькой
двери прибитую дощечку с
номером шестым.
Но если они не ожидали, что
дверь их
номера во всякое время можно свободно отпереть с другой стороны стороннею рукою, то еще менее они ожидали увидеть в распахнувшейся
двери то, что представилось там их изумленным глазам.
Ничипоренко начал рассказывать Бенни свое сновидение; но прежде чем он успел окончить рассказ, в
двери их
номера со стороны коридора послышался тихий, но настойчивый стук, и в то же время в нижнем пазу блеснула яркая полоска света.
Воротясь домой, был я уже как закруженный. Что же, я не виноват, что m-lle Полина бросила мне целой пачкой в лицо и еще вчера предпочла мне мистера Астлея. Некоторые из распавшихся банковых билетов еще валялись по полу; я их подобрал. В эту минуту отворилась
дверь, и явился сам обер-кельнер (который на меня прежде и глядеть не хотел), с приглашением, не угодно ли мне перебраться вниз, в превосходный
номер, в котором только что стоял граф В.
Оттого, что несчастная, убитая горем Таня в своем письме проклинала его и желала его погибели, ему было жутко, и он мельком взглядывал на
дверь, как бы боясь, чтобы не вошла в
номер и не распорядилась им опять та неведомая сила, которая в какие-нибудь два года произвела столько разрушений в его жизни и в жизни близких.
В отворенную
дверь просунулась большая стриженая голова с тонкими, оттопыренными, как крылья у летучей мыши, ушами. Это пришел Гришутка, мальчишка, помощник коридорного, справиться о чае. Из-за его спины весело и ободряюще скользнул в
номер свет от лампы, зажженной в коридоре.
Наконец он не выдержал и ровно в час пополудни поскакал сам к Покрову. В
номерах ему объявили, что Павел Павлович дома и не ночевал, а пришел лишь поутру в девятом часу, побыл всего четверть часика да и опять отправился. Вельчанинов стоял у
двери Павла Павловичева
номера, слушал говорившую ему служанку и машинально вертел ручку запертой
двери и потягивал ее взад и вперед. Опомнившись, он плюнул, оставил замок и попросил сводить его к Марье Сысоевне. Но та, услыхав о нем, и сама охотно вышла.
Темно было в
номере, — так темно, что я Михайлу сразу же потерял, да и сам не могу понять, куда я попал, где
двери, в какую сторону идти? Заблудился. Вдруг слышу — чиркнули спичкой, огонь. Гляжу, Михайла в комнате около зеркала зажигает свечку; думаю: «Что же он, болван, такое делает?» А он со свечкой моментально на перегородку в спальню. Слышу, говорит: «Барин, а барин, Николай Яковлевич, извольте раздеваться, неудобно вам так будет. Позвольте, я вас в кроватку уложу».
Я поднялся к нему, спрашиваю: «Что?» А он говорит: «Вчера Николай Яковлевич (это так
номера четвертого звали), вчера Николай Яковлевич пьяный вернулся, и, когда лег, сейчас же захрапел, и
двери не успел запереть.
Он впереди шел, я сзади. Подошли к
номеру четвертому. В коридоре ни души, и уж лампы потушены. Я шепчу ему: «Тише!» А он нарочно со всего размаха как дернет
дверь! И сейчас же меня вперед пропихнул и запер
дверь на ключ.
Слесарь взламывает
дверь запертого
номера, дворник бежит за полицией, горничная — за доктором.
Швейцар Арсений молча, с каменным видом, сопя, напирал грудью на поручика. А из
номера девятого какой-то мужественный обладатель великолепной раздвоенной черной бороды, высунувшись из
дверей до половины в нижнем белье и почему-то с круглой шляпой на голове, советовал решительным тоном...
Двери всех
номеров раскрылись, и из них выглянули с любопытством мужские и женские головы.
— Студент спрашивает
номер, — суфлерским шепотом говорит за
дверью Арсений.
Дверь взломана. В
номер входят надзиратель, Анна Фридриховна, поручик, четверо детей, понятые, городовой, два дворника — впоследствии доктор. Студент лежит на полу, уткнувшись лицом в серый коврик перед кроватью, левая рука у него подогнута под грудь, правая откинута, револьвер валяется в стороне. Под головой лужа темной крови, в правом виске круглая маленькая дырочка. Свеча еще горит, и часы на ночном столике поспешно тикают.
Ольга Николаевна. Он сейчас уйдет. Коля, миленький, послушай… (Ведет его к
двери.) Я сейчас, мамаша, я только провожу его до
номера.
На другой день Чарский в темном и нечистом коридоре трактира отыскивал 35-ый
номер. Он остановился у
двери и постучался. Вчерашний италиянец отворил ее.
Электрическая лампочка потухла. С секунду краснела ее тонкая проволочка, а потом стало темно, и только из коридора, через стеклянное окно над
дверью, лился слабый свет. Было не двенадцать часов, а час, когда в
номерах тушилось электричество.
— Ай вай мир!.. Да это зе никак невозможно!.. Да это зе ни на цто не похозе! — резким гортанным голосом, судорожно кашляя и тоже колотя в
дверь рукой с другой стороны, кричал какой-то жидок. А за ним подняли «гевалт» и другие сыны Авраама, ровно сельди в бочонке набитые в соседнем
номере.
Подошел к
номеру Зиновья Алексеича. «Господи помилуй!» — прошептал он, робкой рукой растворяя входную
дверь…
Покончили бутылку и пошли. Прощаясь с Меркуловым у
дверей его
номера, Василий Петрович сказал...
Отдав записку с приложеньем рублевки, Меркулов пошел назад. Проходя коридором, в полурастворенной
двери одного
номера увидал он высокую женщину в черном платье. Она звала прислугу.