Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на
группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Неточные совпадения
Она организовала
группу «помощи
рабочему движению» и, кажется, чувствует себя полковницей от революции.
Тысячами шли
рабочие, ремесленники, мужчины и женщины, осанистые люди в дорогих шубах, щеголеватые адвокаты, интеллигенты в легких пальто, студенчество, курсистки, гимназисты, прошла тесная
группа почтово-телеграфных чиновников и даже небольшая кучка офицеров. Самгин чувствовал, что каждая из этих единиц несет в себе одну и ту же мысль, одно и то же слово, — меткое словцо, которое всегда, во всякой толпе совершенно точно определяет ее настроение. Он упорно ждал этого слова, и оно было сказано.
В конце комнаты у стены — тесная
группа людей, которые похожи на фабричных
рабочих, преобладают солидные, бородатые, один — высокий, широкоплеч, почти юноша, даже усов не заметно на скуластом, подвижном лице, другой — по плечо ему, кудрявый, рыженький.
Недостаток продовольствия в городе принимал характер катастрофы, возбуждая
рабочих, но в январе была арестована
рабочая группа «Центрального военно-промышленного комитета», а выпущенная 6 февраля прокламация Петроградского комитета большевиков, призывавшая к забастовке и демонстрации на 10-е число, в годовщину суда над социал-демократической фракцией Думы, — эта прокламация не имела успеха.
Эту
группу, вместе с гробом впереди ее, окружала цепь студентов и
рабочих, державших друг друга за руки, у многих в руках — револьверы. Одно из крепких звеньев цепи — Дунаев, другое —
рабочий Петр Заломов, которого Самгин встречал и о котором говорили, что им была организована защита университета, осажденного полицией.
— Любаша Сомова ввела ее к нам, когда организовалась
группа содействия
рабочему движению… или — не помню — может быть, в «Красный Крест».
За мной шла целая
группа слушателей, состоявшая главным образом из
рабочих.
Зал переполнен. Наркомы, представители учреждений,
рабочих организаций… Пальто, пиджаки, кожаные куртки, военные шинели… В первый раз за сто лет своего существования зал видит в числе почетных гостей женщин. Гости собираются
группами около уголков и витрин — каждый находит свое, близкое ему по переживаниям.
Между этими основными
группами толкались черномазые углежоги, приехавшие поглядеть барина из дальних лесных деревень, «транспортные», прозванные за свою отчаянность «соловьями», и всякий другой
рабочий люд, не имевший определенной специальности или менявший ее с каждым годом.
Ваша энергия — механическая энергия роста золота, она объединяет вас в
группы, призванные пожрать друг друга, наша энергия — живая сила все растущего сознания солидарности всех
рабочих.
Павел и Андрей почти не спали по ночам, являлись домой уже перед гудком оба усталые, охрипшие, бледные. Мать знала, что они устраивают собрания в лесу, на болоте, ей было известно, что вокруг слободы по ночам рыскают разъезды конной полиции, ползают сыщики, хватая и обыскивая отдельных
рабочих, разгоняя
группы и порою арестуя того или другого. Понимая, что и сына с Андреем тоже могут арестовать каждую ночь, она почти желала этого — это было бы лучше для них, казалось ей.
Наконец откос кончился, и Бобров сразу узнал железнодорожную насыпь. С этого места фотограф снимал накануне, во время молебна,
группу инженеров и
рабочих. Совершенно обессиленный, он сел на шпалу, и в ту же минуту с ним произошло что-то странное: ноги его вдруг болезненно ослабли, в груди и в брюшной полости появилось тягучее, щемящее, отвратительное раздражение, лоб и щеки сразу похолодели. Потом все повернулось перед его глазами и вихрем понеслось мимо, куда-то в беспредельную глубину.
Такая роль считалась опасной, но за предательство целой
группы людей сразу начальство давало денежные награды, и все шпионы не только охотно «захлёстывались», но даже иногда старались перебить друг у друга счастливый случай и нередко портили дело, подставляя друг другу ножку. Не раз бывало так, что шпион уже присосался к кружку
рабочих, и вдруг они каким-то таинственным путём узнавали о его профессии и били его, если он не успевал вовремя выскользнуть из кружка. Это называлось — «передёрнуть петлю».
Издали Пеньковский завод походил больше на небольшой уездный городок, чем на завод, если бы не громадная дровяная площадь, уставленная бесконечными поленницами, и несколько длинных угольных валов, около которых, как муравьи, копошились
группы заводских
рабочих.
А в другом углу
рабочей перед большим зеркалом парикмахерский подмастерье обучал другую
группу воспитанниц своему сложному искусству.
Довольно ясное зимнее утро, без снега.
Группа парижских
рабочих и демократов, несколько молодых русских и петербургский отставной крупный чиновник, который в передней все перебегал от одной кучки к другой и спрашивал...
Когда звенел звонок к окончанию работы, вскакивал на табуретку оратор, говорил о пятилетке, о великих задачах, стоящих перед
рабочим классом, и о позорном прорыве, который допустил завод. И предлагал
группе объявить себя ударной. Если предварительная подготовка была крепкая,
группа единодушно откликалась на призыв. Но часто бывало, что предложение вызывало взрыв негодования. Работницы кричали...
Для народнического сознания народ не есть великое целое, в которое входят все классы, все
группы, все человеческие личности, не есть соборная личность, существо, живущее тысячелетие своей самобытной жизнью, в котором прошлое и будущее органически связаны и которое не подлежит никаким социологическим определениям; для этого сознания народ есть часть, социальный класс физически трудящихся, крестьяне и
рабочие, более всего и прежде всего крестьяне, все же остальные выпадают из народа, отщепенцы народной жизни.