Спит — точно спит, сомненья нет,
Улыбка по лицу струится
И
грудь колышется, и смутные слова
Меж губ скользят едва едва…
Понять не трудно, кто ей снится.
О! эта мысль запала в грудь мою,
Бежит за мной и шепчет: мщенье! мщенье!
А я, безумный, всё еще ловлю
Надежду сладкую и сладкое сомненье!
И кто подумал бы, кто смел бы ожидать?
Меня, — меня, — меня продать
За поцелуй глупца, — меня, который
Готов был жизнь за ласку ей отдать,
Мне изменить! мне — и так скоро.
Неточные совпадения
Соня долго молчала, как бы не могла отвечать. Слабенькая
грудь ее вся
колыхалась от волнения.
Красные пятна на щеках ее рдели все сильнее и сильнее,
грудь ее
колыхалась. Еще минута, и она уже готова была начать историю. Многие хихикали, многим, видимо, было это приятно. Провиантского стали подталкивать и что-то шептать ему. Их, очевидно, хотели стравить.
И живая женщина за столом у самовара тоже была на всю жизнь сыта: ее большое, разъевшееся тело помещалось на стуле монументально крепко, непрерывно шевелились малиновые губы, вздувались сафьяновые щеки пурпурного цвета,
колыхался двойной подбородок и бугор
груди.
Лоскутов принужденно молчал; розовые ноздри Зоси раздулись,
грудь тяжело
колыхнулась.
Сидя на краю постели в одной рубахе, вся осыпанная черными волосами, огромная и лохматая, она была похожа на медведицу, которую недавно приводил на двор бородатый, лесной мужик из Сергача. Крестя снежно-белую, чистую
грудь, она тихонько смеется,
колышется вся...
В другом вагоне у него был целый рассадник женщин, человек двенадцать или пятнадцать, под предводительством старой толстой женщины с огромными, устрашающими, черными бровями. Она говорила басом, а ее жирные подбородки,
груди и животы
колыхались под широким капотом в такт тряске вагона, точно яблочное желе. Ни старуха, ни молодые женщины не оставляли ни малейшего сомнения относительно своей профессии.
Вся прелесть и все искусство се танца заключались в том, что она то наклоняла вниз головку и выглядывала задорно исподлобья, то вдруг откидывала ее назад и опускала вниз ресницы и разводила руки в стороны, а также в том, как в размер пляске
колыхались и вздрагивали у нее под красной ситцевой кофтой огромные
груди.
Она ходила по комнате, садилась у окна, смотрела на улицу, снова ходила, подняв бровь, вздрагивая, оглядываясь, и, без мысли, искала чего-то. Пила воду, не утоляя жажды, и не могла залить в
груди жгучего тления тоски и обиды. День был перерублен, — в его начале было — содержание, а теперь все вытекло из него, перед нею простерлась унылая пустошь, и
колыхался недоуменный вопрос...
И долго лежит, закрыв глаза, посапывая носом;
колышется его большой живот, шевелятся сложенные на
груди, точно у покойника, обожженные, волосатые пальцы рук, — вяжут невидимыми спицами невидимый чулок.
Глеб был в самом деле страшен в эту минуту: серые сухие кудри его ходили на макушке, как будто их раздувал ветер; зрачки его сверкали в налитых кровью белках; ноздри и побелевшие губы судорожно вздрагивали; высокий лоб и щеки старика были покрыты бледно-зелеными полосами;
грудь его
колыхалась из-под рубашки, как взволнованная река, разбивающая вешний лед.
Все тщедушное тело г-жи Суханчиковой тряслось от негодования, по лицу пробегали судороги, чахлая
грудь порывисто
колыхалась под плоским корсетом; о глазах уже и говорить нечего: они так и прыгали. Впрочем, они всегда прыгали, о чем бы она ни говорила.
Лёжа на кровати, он закрыл глаза и весь сосредоточился на ощущении мучительно тоскливой тяжести в
груди. За стеной в трактире
колыхался шум и гул, точно быстрые и мутные ручьи текли с горы в туманный день. Гремело железо подносов, дребезжала посуда, отдельные голоса громко требовали водки, чаю, пива… Половые кричали...
Фома отбросил рукой нити бисера; они
колыхнулись, зашуршали и коснулись его щеки. Он вздрогнул от этого холодного прикосновения и ушел, унося в
груди смутное, тяжелое чувство, — сердце билось так, как будто на него накинута была мягкая, но крепкая сеть…
Этим делом она и занималась, сидя перед зеркалом, двигая голыми локтями; под рубахой тяжело
колыхались шары её
грудей.
Она попробовала улыбнуться, успокоиться, но подбородок ее дрожал и
грудь все еще
колыхалась.
Анисим оглядывался на церковь, стройную, беленькую — ее недавно побелили, — и вспомнил, как пять дней назад молился в ней; оглянулся на школу с зеленой крышей, на речку, в которой когда-то купался и удил рыбу, и радость
колыхнулась в
груди, и захотелось, чтобы вдруг из земли выросла стена и не пустила бы его дальше и он остался бы только с одним прошлым.
— Да, — кратко ответил он, не обращая на неё глаз. Всё равно — и не видя её, он представлял себе, как соблазнительно изгибается её корпус и
колышется грудь.
По стенам ночлежки всё прыгали тени, как бы молча борясь друг с другом. На нарах, вытянувшись во весь рост, лежал учитель и хрипел. Глаза у него были широко открыты, обнаженная
грудь сильно
колыхалась, в углах губ кипела пена, и на лице было такое напряженное выражение, как будто он силился сказать что-то большое, трудное и — не мог и невыразимо страдал от этого.
При этом
грудь ее была почти перед самым лицом его; он видел, как она слегка
колыхалась, и даже чувствовал, что его опахивала какая-то обаятельная теплота. Что с ним было в эти минуты, и сказать того невозможно.
Анна Сидоровна ничего не отвечала; полная
грудь ее
колыхалась, или, лучше сказать, она вся была в сильном волнении.
Она приедет, захохочет,
грудь ее станет соблазнительно
колыхаться, обнимет его мягкими руками, расцелует и звонко, вспугивая чаек, заговорит о новостях там, на берегу.
Она разбила оковы, в которых томилась его душа; она слила ее с душой неведомого многоликого страдающего брата — и словно тысяча огненных сердец
колыхнулась в его больной, измученной
груди.
А у самого на уме: «Девицы красавицы стаей лебединой пируют у Фленушки, льются речи звонкие, шутками да смехами речь переливается, горят щечки девушек, блестят очи ясные, высокие
груди, что волны, тихо и мерно
колышутся…» И сколь было б ему радостно в беседе девичьей, столь же скучно, не́весело было сидеть в трапезе обительской!
Сильней и сильней
колышется девичья
грудь, красней и красней рдеют щеки Марфуши…
Грудь Сани заметно
колыхалась и щеки пылали. когда Теркин вел ее усиленно к беседке.
Волоса на лбу немного разметались,
грудь, высокая, драпированная складками мягкой рубашки, тихо
колыхалась.
Исхудалая
грудь нервно
колыхалась. Глаза, когда-то голубые, но выцветшие от слез, уставившись на открытую пасть проруби, выражали нечеловеческую решимость.
Она откинула одеяло и оглядела себя с самодовольным видом. Высокая девственная
грудь от переживаемого волнения страсти, распаленной рассказами горничной,
колыхалась под тонким полотном сорочки, обнаженное плечо и полная рука, казалось, были изваяны из розового мрамора и покрыты тем мелким пухом, который делает сходство плеча молодой девушки с нежным персиком.
Только бархат ее открытого платья слегка
колыхался на ее
груди от нервного, порывистого дыхания. Когда Ирена замолкла, Анжелика Сигизмундовна медленно подняла голову и посмотрела на дочь, которая, в свою очередь, закрыла лицо руками.
Тяжелые стоны вырываются у него из
груди, все его тело
колышется в истерическом припадке.
Это говорили не одни глаза красавицы, но и ее белая
грудь, которая вздыхала теперь вольно и широко,
колышась под кармазинной душегрейкой.