Неточные совпадения
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество. Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двигалась эта вереница по направлению к выгону и, отойдя от
города на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный
дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к воротам тюрьмы на окраине
города. Сеялся холодный
дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший ночью снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых стен из кирпича, внутри стен врос в землю давно не беленный корпус, весь в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса — четыре башни, в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.
Раскрашенный в цвета осени, сад был тоже наполнен красноватой духотой; уже несколько дней жара угрожала
дождями, но ветер разгонял облака и, срывая желтый лист с деревьев, сеял на
город пыль.
Потом пили кофе. В голове Самгина еще гудел железный шум поезда, холодный треск пролеток извозчиков, многообразный шум огромного
города, в глазах мелькали ртутные капли
дождя. Он разглядывал желтоватое лицо чужой женщины, мутно-зеленые глаза ее и думал...
Обыватели уже вставили в окна зимние рамы, и, как всегда, это делало тишину в
городе плотнее, безответней. Самгин свернул в коротенький переулок, соединявший две улицы, — в лицо ему брызнул
дождь, мелкий, точно пыль, заставив остановиться, надвинуть шляпу, поднять воротник пальто. Тотчас же за углом пронзительно крикнули...
Явилась Вера Петровна и предложила Варваре съездить с нею в школу, а Самгин пошел в редакцию — получить гонорар за свою рецензию.
Город, чисто вымытый
дождем, празднично сиял, солнце усердно распаривало землю садов, запахи свежей зелени насыщали неподвижный воздух. Люди тоже казались чисто вымытыми, шагали уверенно, легко.
Прошел обильный
дождь, и было очень приятно дышать освеженным воздухом,
дождь как будто уничтожил неестественный, но характерный для этого
города запах гниения. Ярко светила луна, шелково блестели камни площади, между камней извивались, точно стеклянные черви, маленькие ручьи.
Самгин возвратился в столовую, прилег на диван, прислушался:
дождь перестал, ветер тихо гладил стекла окна, шумел
город, часы пробили восемь. Час до девяти был необычно растянут, чудовищно вместителен, в пустоту его уложились воспоминания о всем, что пережил Самгин, и все это еще раз напомнило ему, что он — человек своеобразный, исключительный и потому обречен на одиночество. Но эта самооценка, которой он гордился, сегодня была только воспоминанием и даже как будто ненужным сегодня.
Проводив ее, чувствуя себя больным от этой встречи, не желая идти домой, где пришлось бы снова сидеть около Инокова, — Самгин пошел в поле. Шел по тихим улицам и думал, что не скоро вернется в этот
город, может быть — никогда. День был тихий, ясный, небо чисто вымыто ночным
дождем, воздух живительно свеж, рыжеватый плюш дерна источал вкусный запах.
В
дождь ни выйти, ни выехать нельзя: в
городе и окрестностях наводнение; землетрясение производит в домах и на улицах то же, что в качку на кораблях: все в ужасе; индийцы падают ниц…
Моросил
дождь, когда мы выехали за
город и, обогнув Столовую гору и Чертов пик, поехали по прекрасному шоссе, в виду залива, между ферм, хижин, болот, песку и кустов.
— Малой, смотайся ко мне на фатеру да скажи самой, что я обедать не буду, в
город еду, — приказывает сосед-подрядчик, и «малый» иногда по
дождю и грязи, иногда в двадцатиградусный мороз, накинув на шею или на голову грязную салфетку, мчится в одной рубахе через улицу и исполняет приказание постоянного посетителя, которым хозяин дорожит. Одеваться некогда — по шее попадет от буфетчика.
Когда мы оставляли деревню, день был такой светлый, теплый, яркий; сельские работы кончались; на гумнах уже громоздились огромные скирды хлеба и толпились крикливые стаи птиц; все было так ясно и весело, а здесь, при въезде нашем в
город,
дождь, гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть и толпа новых, незнакомых лиц, негостеприимных, недовольных, сердитых!
"Скучно! крупные капли
дождя стучат в окна моей квартиры; на улице холодно, темно и грязно; осень давно уже вступила в права свои, и какая осень! Безобразная, гнилая, с проницающею насквозь сыростью и вечным туманом, густою пеленой встающим над
городом…
Так, по крайней мере, все его в нашем
городе звали, и он не только не оставался безответен, но стремглав бежал по направлению зова. На вывеске, прибитой к разваленному домишке, в котором он жил, было слепыми и размытыми
дождем буквами написано: «Портной Григорий Авениров — военный и партикулярный с Москвы».
Ради них он обязывается урвать от своего куска нечто, считающееся «лишним», и свезти это лишнее на продажу в
город; ради них он лишает семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет в
город; ради них он, в
дождь и стужу, идет за тридцать — сорок верст в
город пешком с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными словами купец или кулак; ради них в самой деревне его держит в ежовых рукавицах мироед.
Он шел, не поднимая головы, покуда не добрался до конца
города. Перед ним расстилалось неоглядное поле, а у дороги, близ самой городской межи, притаилась небольшая рощица. Деревья уныло качали разбухшими от
дождя ветками; земля была усеяна намокшим желтым листом; из середки рощи слышалось слабое гуденье. Гришка вошел в рощу, лег на мокрую землю и, может быть, в первый раз в жизни серьезно задумался.
— Да, правда; только там судьбе не над чем забавляться, больше забавляюсь я над нею: смотришь, то рыба сорвется с удочки, когда уж протянул к ней руку, то
дождь пойдет, когда собрался за
город, или погода хороша, да самому не хочется… ну и смешно…
Однажды дед пришел из
города мокрый весь — была осень, и шли
дожди — встряхнулся у порога, как воробей, и торжественно сказал...
Таяли снега в поле, таяли зимние облака в небе, падая на землю мокрым снегом и
дождем; все медленнее проходило солнце свой дневной путь, теплее становился воздух, казалось, что пришло уже весеннее веселье, шутливо прячется где-то за
городом в полях и скоро хлынет на
город.
Изо всех книжных мужиков мне наибольше понравился Петр «Плотничьей артели»; захотелось прочитать этот рассказ моим друзьям, и я принес книгу на ярмарку. Мне часто приходилось ночевать в той или другой артели; иногда потому, что не хотелось возвращаться в
город по
дождю, чаще — потому, что за день я уставал и не хватало сил идти домой.
Было не жарко. Солнце склонялось. Дорога, омоченная утренним
дождем, не пылила. Тележка ровно катилась по мелкому щебню, унося из
города четырех седоков; сытая серая лошадка бежала, словно не замечая их тяжести, и ленивый, безмолвный работник Игнатий управлял ее бегом при помощи заметных лишь опытному взору движений вожжами.
Город опустел, притих, мокрый, озябший, распухший от
дождя; галки, вороны, воробьи — всё живое попряталось; звуки отсырели, растаяли, слышен был только жалобный плач
дождя, и ночами казалось, что кто-то — большой, утомлённый, невидимый — безнадёжно молит о помощи...
Набитые полуслепыми людьми, которые равнодушно верят всему, что не тревожит, не мешает им жить в привычном, грязном, зазорном покое, — распластались, развалились эти чужие друг другу
города по великой земле, точно груды кирпича, брёвен и досок, заготовленных кем-то, кто хотел возвести сказочно огромное здание, но тот, кто заготовил всё это богатство, — пропал, исчез, и весь дорогой материал тоже пропадает без строителя и хозяина, медленно сгнивая под зимними снегами и
дождями осени.
Дождь переставал, тучи остановились над
городом и, озаряемые голубоватым блеском отдалённых молний, вздрагивали, отряхая на грязную землю последние, скупые капли. Каркала ворона, похваливая
дождь.
Огромное здание за
городом росло с великою быстротой, ширилось по жирной земле и поднималось в небо, всегда серое, всегда грозившее
дождем.
Я скакал в
город и привозил Маше книги, газеты, конфекты, цветы, я вместе со Степаном ловил рыбу, по целым часам бродя по шею в холодной воде под
дождем, чтобы поймать налима и разнообразить наш стол; я униженно просил мужиков не шуметь, поил их водкой, подкупал, давал им разные обещания. И сколько я еще делал глупостей!
И вдруг, как далекая сказка, фантастический вымысел, представился ему
город, фонари, улицы с двумя рядами домов, газета; как странно спать, когда над головою крыша и не слышно ни ветра, ни
дождя!
Мужики говорили все медленнее, уныние звучало в их словах, и меня тоже тихонько трогала печаль, потому что холодное небо грозило
дождем, и вспоминался мне непрерывный шум
города, разнообразие его звуков, быстрое мелькание людей на улицах, бойкость их речи, обилие слов, раздражающих ум.
«Мутноокой ночью сижу я — как сыч в дупле — в номерах, в нищем
городе Свияжске, а — осень, октябрь, ленивенько
дождь идет, ветер дышит, точно обиженный татарин песню тянет; без конца песня: о-о-о-у-у-у…
Казалось, что такому напряжению радостно разъяренной силы ничто не может противостоять, она способна содеять чудеса на земле, может покрыть всю землю в одну ночь прекрасными дворцами и
городами, как об этом говорят вещие сказки. Посмотрев минуту, две на труд людей, солнечный луч не одолел тяжкой толщи облаков и утонул среди них, как ребенок в море, а
дождь превратился в ливень.
Всю первую половину мая шли непрерывные
дожди, а мы двигались без палаток. Бесконечная глинистая дорога подымалась на холм и спускалась в овраг чуть ли не на каждой версте. Идти было тяжело. На ногах комья грязи, серое небо низко повисло, и беспрерывно сеет на нас мелкий
дождь. И нет ему конца, нет надежды, придя на ночлег, высушиться и отогреться: румыны не пускали нас в жилье, да им и негде было поместить такую массу народа. Мы проходили
город или деревню и становились где-нибудь на выгоне.
— Да, теперь небось что?.. Что?.. Ишь у тебя язык-от словно полено в грязи вязнет… а еще спрашиваешь — что? Поди-тка домой, там те скажут — что! Никита-то нынче в обед хозяйку твою призывал… и-и-и… Ишь, дьявол, обрадовался
городу, словно голодный Кирюха — пудовой краюхе… приставь голову-то к плечам, старый черт! Ступай домой, что на дожде-то стоишь…
В горе своем не замечал он студеного
дождя, лившего ему на голову с того самого времени, как покинул он
город, ни усталости, ни холоду, ни голоду…
— Да ведь в
городе дома от
дождя не валятся? Он с вас налоги дерет, а голоса вам для разговора о ваших правах не дает! Он вам жизнь и имущество портит да вас же и чинить заставляет! Катай его спереди и сзади!
В
дожди город спускает на Въезжую улицу свою грязь, в сухое время осыпает ее пылью, — и все эти уродливые домики кажутся тоже сброшенными оттуда, сверху, сметенными, как мусор, чьей-то могучей рукой.
Накрапывал
дождь. Густая, душная тьма покрывала фигуры людей, валявшиеся на земле, скомканные сном или опьянением. Полоса света, исходившая из ночлежки, побледнев, задрожала и вдруг исчезла. Очевидно, лампу задул ветер или в ней догорел керосин. Падая на железную крышу ночлежки, капли
дождя стучали робко и нерешительно. С горы из
города неслись унылые, редкие удары в колокол — сторожили церковь.
С поля налетал холодный ветер, принося мелкую пыль отдаленного
дождя. В окнах домов уже вспыхивали желтые огни. По времени надо бы к вечерне звонить, а колокола не слышно,
город облегла жуткая тишина, только ветер вздыхал и свистел, летая над крышами домов, молча прижавшихся к сырой и грязной земле.
Осенью над
городом неделями стоят серые тучи, поливая крыши домов обильным
дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода реки становится рыжей и сердитой; городок замирает, люди выходят на улицы только по крайней нужде и, сидя дома, покорно ждут первого снега, играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских книг.
Матрёна посмотрела в окно. От барака к
городу в вечернем сумраке, под
дождём и ветром быстро двигалось фигура мужчины. Одна, среди мокрого, серого поля…
Всю дорогу он спал; приехав в
город, пошёл в гостиницу, ел там селянку, пил чай и смотрел в окно, как шёл
дождь.
Одетый в генеральское пальто с красной подкладкой, высокий, широкоплечий, воинственный, несущий седую голову немного назад, он два часа величавым призраком кружился по
городу — вдоль почерневших от
дождя деревянных домишек, вдоль бесконечных заборов и пустырей, мимо магазинов и лавок с продрогшими, низко кланяющимися приказчиками.
Глина на них обвалилась от
дождя, и стены вместо белых сделались пегими; крыши большею частию крыты тростником, как обыкновенно бывает в южных
городах наших; садики, для лучшего вида, городничий давно приказал вырубить.
Туман, слякоть. Из угрюмого, враждебного неба льет
дождь, или мокрый снег падает. Ветер воет в темноте. Летом, бывает, светит и солнце, — тогда жаркая духота стоит над землею, пахнет известкою, пылью, особенно летнею вонью
города… Вот мир, в котором живут герои Достоевского. Описывает он этот мир удивительно.
Висленев вышел со двора, раскрыл щегольской шелковый зонт, но, сделав несколько шагов по улице, тотчас же закрыл его и пошел быстрым ходом.
Дождя еще не было;
город Висленев знал прекрасно и очень скоро дошел по разным уличкам и переулкам до маленького, низенького домика в три окошечка. Это был опять тот же самый домик, пред которым за час пред этим Синтянина разговаривала с Форовой.
Было темно; тучи низко нависли над
городом; накрапывал
дождь.
Крики звучали все слышнее и слышнее. Целый
дождь цветов сыпался на победителей. Красивейшие девушки
города в белых, воздушных одеждах усыпали розами триумфальный путь короля.
Он вышел из больницы и побрел по улице к полю. В сером тумане моросил мелкий, холодный
дождь, было грязно.
Город остался назади. Одинокая ива у дороги темнела смутным силуэтом, дальше везде был сырой туман. Над мокрыми жнивьями пролетали галки.
Они сели на скамейку бульвара около Шестой линии. Окна магазинов были темны, только в мелочных лавочках светились огни. По бульвару двигалась праздничная толпа. Заморосил мелкий
дождь. Туманная паутина наседала на
город и становилась все гуще. Электрический фонарь на перекрестке, сияя ярким огнем, шипел и жужжал, как будто громадная голубая муха запуталась в туманной паутине и билась, не в силах вырваться.
Вот уж тринадцать лет, как она учительницей, и не сочтешь, сколько раз за все эти годы она ездила в
город за жалованьем; и была ли весна, как теперь, или осенний вечер с
дождем, или зима, — для нее было все равно, и всегда неизменно хотелось одного: поскорее бы доехать.