Неточные совпадения
Теперь она знала всех их, как знают друг друга в уездном
городе; знала, у кого какие привычки и слабости, у кого какой сапог жмет ногу; знала их отношения друг к другу и к главному центру, знала, кто за кого и как и чем
держится, и кто с кем и в чем сходятся и расходятся; но этот круг правительственных, мужских интересов никогда, несмотря на внушения графини Лидии Ивановны, не мог интересовать ее, и она избегала его.
Такое мнение, весьма лестное для гостя, составилось о нем в
городе, и оно
держалось до тех пор, покамест одно странное свойство гостя и предприятие, или, как говорят в провинциях, пассаж, о котором читатель скоро узнает, не привело в совершенное недоумение почти всего
города.
Легкий головной убор
держался только на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль только, что не подыму с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы
города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
Мы все ближе и ближе подходили к
городу: везде, на высотах, и по берегу, и на лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят на балконе. Мне показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я,
держался на веслах, ожидая, пока там все установится.
Как же: в то время, когда от землетрясения падали
города и селения, валились скалы, гибли дома и люди на берегу, фрегат все
держался и из пятисот человек погиб один!
Когда Вихров возвращался домой, то Иван не сел, по обыкновению, с кучером на козлах, а поместился на запятках и еле-еле
держался за рессоры: с какой-то радости он счел нужным мертвецки нализаться в
городе. Придя раздевать барина, он был бледен, как полотно, и даже пошатывался немного, но Вихров, чтобы не сердиться, счел лучше уж не замечать этого. Иван, однако, не ограничивался этим и, став перед барином, растопырив ноги, произнес диким голосом...
Ромашов долго кружил в этот вечер по
городу,
держась все время теневых сторон, но почти не сознавая, по каким улицам он идет. Раз он остановился против дома Николаевых, который ярко белел в лунном свете, холодно, глянцевито и странно сияя своей зеленой металлической крышей. Улица была мертвенно тиха, безлюдна и казалась незнакомой. Прямые четкие тени от домов и заборов резко делили мостовую пополам — одна половина была совсем черная, а другая масляно блестела гладким, круглым булыжником.
Стали выходить из церкви. Сельский учитель Мачигин, простоватый молодой человек, подстал к девицам, улыбался и бойко беседовал. Передонов подумал, что неприлично ему при будущем инспекторе так вольно
держаться. На Мачигине была соломенная шляпа. Но Передонов вспомнил, что как-то летом за
городом он видел его в форменной фуражке с кокардою. Передонов решил пожаловаться. Кстати, инспектор Богданов был тут же. Передонов подошел к нему и сказал...
Бошняк не соглашался оставить свою крепость и хотел
держаться за
городом.
Она чувствовала потребность высказаться пред Смолиным; ей хотелось убедить его, что она понимает значение его слов, она — не простая купеческая дочь, тряпичница и плясунья. Смолин нравился ей. Первый раз она видела купца, который долго жил за границей, рассуждает так внушительно, прилично
держится, ловко одет и говорит с ее отцом — первым умником в
городе — снисходительным тоном взрослого с малолетним.
— Крестного
держись… у него ума в башке — на весь
город хватит! Он только храбрости лишен, а то — быть бы ему высоко. Да, — так, говорю, недолго мне жить осталось… По-настоящему, пора бы готовиться к смерти… Бросить бы все, да поговеть, да заботиться, чтоб люди меня добром вспомянули…
— Ого-о! — сказал Евсей, когда присмотрелся.
Город, вырастая, становился всё пестрей. Зелёный, красный, серый, золотой, он весь сверкал, отражая лучи солнца на стёклах бесчисленных окон и золоте церковных глав. Он зажигал в сердце ожидание необычного. Стоя на коленях, Евсей
держался рукою за плечо дяди и неотрывно смотрел вперёд, а кузнец говорил ему...
Антрепренер прибежал ко мне в уборную встревоженный и объявил, что Незнамову грозит беда, что он
держится в труппе только вследствие снисходительности губернатора, который уж и прежде обещал выслать его из
города, если он будет производить скандалы, так как это случалось с ним не раз, да и паспорт у него не в исправности.
Однажды я вышел из кафе, когда не было еще семи часов, — я ожидал приятеля, чтобы идти вместе в театр, но он не явился, прислав подозрительную записку, — известно, какого рода, — а один я не любил посещать театр. Итак, это дело расстроилось. Я спустился к нижней аллее и прошел ее всю, а когда хотел повернуть к
городу, навстречу мне попался старик в летнем пальто, котелке, с тросточкой, видимо, вышедший погулять, так как за его свободную руку
держалась девочка лет пяти.
— Да так, меня вчера дома не было, ездил в
город; а она прибегла к хозяйке вся дроглая, перепросилась переночевать, да так и осталась. Нонеча она молчит, а мы не гоним. Такая-то слабая, — в чем жизнь
держится, куда ее прогнать. А под вечер я подумал: бог, мол, знает, как бы греха какого не было, да вот и прибежал к вам...
— Позвольте, — как же это, братцы? Вдруг является неизвестного звания всем чужой человек и — рассуждает, а? А у нас дела торговые и другие разные, и мы — в стороне, а? Кем, однако,
держится город, а?
За первой неудачей последовали дальнейшие. Два раза якуты ловили воров на месте и, связанных, отвозили в
город, провожая их на всякий случай целыми отрядами. Такими же отрядами являлись они иной раз в слободу, представляя в «правление» ясные указания и улики. Проезжая по улицам мимо татарских домов, якуты
держались насмешливо и гордо, посмеиваясь и вызывая.
Теперь он не торопясь шагал рядом, все так же
держась за мое с гремя, и закидал меня вопросами. На мои расспросы о жизни ямщиков он отвечал неохотно, как будто этот предмет внушал ему отвращение. Вместо этого он сам спрашивал, откуда мы, куда едем, большой ли
город Петербург, правда ли, что там по пяти домов ставят один на другой, и есть ли конец земле, и можно ли видеть царя, и как к нему дойти. При этом смуглое лицо его оставалось неподвижным, но в глазах сверкало жадное любопытство.
Название ткани происходило от
города Нанкина в Китае, откуда ее издавна вывозили.], весь прорванный и заплатанный, едва
держался на узких его плечах.
— Вот и я то же самое, — поддержал, встав на ноги и
держась за спинку скамьи, большой сухощавый духовный. — Вот у них в
городе дьякон гласом подупавши, многолетие вроде как петух выводит. Пригласили меня за десятку позднюю обедню сделать. Многолетие проворчу и опять в ночь в свое село.
Тогда же пришла на Каменный Вражек Манефа Старая. Была она из купеческого рода Осокиных,
города Балахны, богатых купцов, имевших суконную фабрику в Казани и медеплавильные заводы на отрогах Урала. Управляющие демидовскими заводами на Урале были ей также свойственники. Когда Осокины стали дворянами, откинулись они от скита раскольничьего, обитель обедняла, и обитель Осокиных прозвалась обителью Рассохиных. Бедна и скудна была, милостями матери Манефы только и
держалась.
В «губернии» [Губернский
город.] все знают, что Патапом скиты
держатся, что он первая за нас заступа и по всем нашим делам коренной ходатай…
Этот сюрприз заставил удалиться их на благородную дистанцию. Но они еще несколько времени
держались вблизи корвета в ожидании, что их позовут, и только под вечер удалились в
город.
Теперь они
держатся еще более вызывающе, открыто ведут агитацию против евреев и советской власти, а войск в
городе мало, и они это знают.
Заложил он
город, и с тех самых пор земляная твердыня еще
держится больше семисот лет…
Крепостное право и весь строй казенной службы
держались, правда, на узурпации и подкупе; но опять-таки не с таким повальным бездушием, тиранством и хищением для того
города и даже губернии, где я вырос.
В Туле шла спешная подготовка к встрече холеры. Строились бараки, энергично очищались и дезинфицировались вы гребные ямы; золотарям-отходчикам работы было по горло, цена за вывоз бочки нечистот возросла с тридцати копеек до одного рубля двадцати копеек; бедняки, пугаемые протоколами, стонали, но разорялись на очистку. По
городу клубились зловещие слухи. Мучник-лабазник Расторгуев убеждал народ не чистить ям и подальше
держаться от докторов.
Настроение солдат становилось все грознее. Вспыхнул бунт во Владивостоке, матросы сожгли и разграбили
город. Ждали бунта в Харбине. Здесь, на позициях, солдаты
держались все более вызывающе, они задирали офицеров, намеренно шли на столкновения. В праздники, когда все были пьяны, чувствовалось, что довольно одной искры, — и пойдет всеобщая, бессмысленная резня. Ощущение было жуткое.
Самого Квашина не было дома. В дождливые дни он не приезжал на дачу, оставался в
городе; сырая дачная погода дурно влияла на его бронхит и мешала работать. Он
держался того мнения, что вид серого неба и дождевые слезы на окнах отнимают энергию и нагоняют хандру. В
городе же, где больше комфорта, ненастье почти не заметно.
Прямо из лугов выбегает широкая река, идет распахнувшись на
город и вдруг, остановленная берегом, на котором
держится старый Кремль, поворачивает углом под плавучий мост, через нее перекинутый.
Войска, стоявшие в то время в этом
городе,
держались обособленно от горожан, и большинство их, а также и гусарский полк, в который поступил Николай Герасимович Савин, расположены были не в самой Варшаве, а в предместье Лазенках, отстоявшем от центра
города в двух-трех верстах.
Публики в этот день возвращалось много, так что от самых скачек вплоть до
города пришлось ехать шагом, соблюдая указанный полицией порядок, то есть
держась правой стороны.
Новгородские сановники, принимавшие вначале сами участие в бунте, опомнились первые, хотя и у них в головах не прошло еще страшное похмелье ими же устроенного кровавого пира. Их озарила роковая мысль, что если теперь их застанут врасплох какие бы то ни было враги, то, не обнажая меча, перевяжут всех упившихся и овладеют
городом, как своею собственностью, несмотря на то, что новгородская пословица гласит: «Новгородец хотя и пьян, а все на ногах
держится».
Первый протестант — учитель математики, Варнава Омнепотенский, например, прямо восставал против всего сущего; судейша разделяла во всем мнения Омнепотенского, но признавала невозможным упразднение браков; мещанин Данило Лихостратонов, пропитывавшийся довольно долгое время разноскою по Петербургу сахарного мороженого, пропитался сам ядом абсентеизма и отзывался с презрением о Старом
Городе, о его порядках и вообще о патриотизме; он
держался убеждений космополитических и даже несколько революционных; но Глафире решительно не было дела ни до чего того, против чего восставали эти протестанты.