Неточные совпадения
Голос Хлестакова. Прощайте,
маменька!
— Жучка! Так это-то Жучка? — выкрикивал он блаженным
голосом. — Илюшечка, ведь это Жучка, твоя Жучка!
Маменька, ведь это Жучка! — Он чуть не плакал.
Конечно, я привык слышать подобные слова от Евсеича и няньки, но все странно, что я так недоверчиво обрадовался; впрочем, слава богу, что так случилось: если б я совершенно поверил, то, кажется, сошел бы с ума или захворал; сестрица моя начала прыгать и кричать: «
Маменька приехала,
маменька приехала!» Нянька Агафья, которая на этот раз была с нами одна, встревоженным
голосом спросила: «Взаправду, что ли?» — «Взаправду, взаправду, уж близко, — отвечала Феклуша, — Ефрем Евсеич побежал встречать», — и сама убежала.
Я подумал, что мать ни за что меня не отпустит, и так, только для пробы, спросил весьма нетвердым
голосом: «Не позволите ли,
маменька, и мне поехать за груздями?» К удивлению моему, мать сейчас согласилась и выразительным
голосом сказала мне: «Только с тем, чтоб ты в лесу ни на шаг не отставал от отца, а то, пожалуй, как займутся груздями, то тебя потеряют».
Я помню только, что вдруг начал слышать радостные
голоса: «Слава богу, слава богу, бог дал вам братца,
маменька теперь будет здорова».
— Уйдешь ли ты в баню, мерзавец! — крикнула наконец Марья Петровна, но таким
голосом, что Сенечке стало страшно. И долго потом волновалась Марья Петровна, и долго разговаривала о чем-то сама с собой, и все повторяла:"Лишу! ну, как бог свят лишу я этого подлеца наследства! и перед богом не отвечу!"С своей стороны, Сенечка хоть и пошел в баню, но не столько мылся в ней, сколько размышлял:"Господи, да отчего же я всем угодил, всем заслужил, только
маменьке Марье Петровне ничем угодить и заслужить не могу!"
— Послушайте, — сказал он таким
голосом, что маска вдруг слетела с притворщицы, — оставим
маменьку в стороне: сделайтесь на минуту прежней Наденькой, когда вы немножко любили меня… и отвечайте прямо: мне это нужно знать, ей-богу, нужно.
Он ненавидел Иудушку и в то же время боялся его. Он знал, что глаза Иудушки источают чарующий яд, что
голос его, словно змей, заползает в душу и парализует волю человека. Поэтому он решительно отказался от свиданий с ним. Иногда кровопивец приезжал в Дубровино, чтобы поцеловать ручку у доброго друга
маменьки (он выгнал ее из дому, но почтительности не прекращал) — тогда Павел Владимирыч запирал антресоли на ключ и сидел взаперти все время, покуда Иудушка калякал с
маменькой.
— А ведь вы,
маменька, гневаетесь! — наконец произнес он таким умильным
голосом, словно собирался у
маменьки брюшко пощекотать.
— Егор Ильич!
маменька об вас беспокоются-с, — раздался снизу неприятный
голос девицы Перепелицыной, которая, вероятно, успела подслушать в открытое окно весь наш разговор. — Вас по всему дому ищут-с и не могут найти-с.
В ту же минуту добрая тетушка, Прасковья Ильинична, не вытерпела, бросила разливать чай и кинулась было ко мне лобызать меня; но я еще не успел ей сказать двух слов, как тотчас же раздался визгливый
голос девицы Перепелицыной, пропищавшей, что «видно, Прасковья Ильинична забыли-с маменьку-с (генеральшу), что маменька-с требовали чаю-с, а вы и не наливаете-с, а они ждут-с», и Прасковья Ильинична, оставив меня, со всех ног бросилась к своим обязанностям.
— Нет, уж это — благодарю покорно! — возразила Елизавета Петровна грустно-насмешливым
голосом. — Мне дочка вон напрямик сказала: „Если вы, говорит,
маменька, еще раз заикнетесь, говорит, с князем о деньгах, так я видеться с вами не буду“. Ну, так мне тут погибай лучше все, а видеть ее я желаю.
— К
маменьке изволите ехать? — повторил лакей с явным недоверием в
голосе.
— Нет,
маменька, — отвечала твердым
голосом Полина, — он не должен и не может остаться с нами.
— Да,
маменька! — отвечала тихим
голосом больная, — я чувствую только какую-то усталость.
—
Маменька! — заговорила Наталья тихим
голосом, — даю вам слово, что, если вы сами не будете упоминать о нем, от меня вы никогда ничего не услышите.
—
Маменька! — сказала она строгим
голосом, — вы торжественно обещали мне никогда не напоминать об этом.
— Нет,
маменька, — вскричала Зина с злобным дрожанием в
голосе, — я не хочу более молчать перед этими людьми, мнением которых презираю и которые приехали смеяться над нами! Я не хочу сносить от них обид; ни одна из них не имеет права бросить в меня грязью. Все они готовы сейчас же сделать в тридцать раз хуже, чем я или вы! Смеют ли, могут ли они быть нашими судьями?
—
Маменька, отчего я его так люблю? Отчего я его жалею так? — продолжала она дрогнувшим
голосом, и глаза у нее заблестели от слез. — Кто он? Какой он из себе? Легкий, как перышко, как крошечка, а люблю его, люблю, как настоящего человека. Вот он ничего не может, не говорит, а я всё понимаю, чего он своими глазочками желает.
Маменька, как увидели и расслушали мой
голос, который взобрался на самые высочайшие тоны — потому что пан Кнышевский, дабы пощеголять дарованием ученика своего, тянул меня за ухо что есть мочи, от чего я и кричал необыкновенно — так вот, говорю,
маменька как расслушали, что это мой
голос, от радости хотели было сомлеть, отчего должно бы им и упасть, то и побоялись, чтобы не упасть на пана полковника или чтоб V не сделать непристойного чего при падении, то и удержались гостей ради, а только начали плакать слезами радости.
Батенька, как были очень благоразумны, то им первым на мысль пришло: не слепцы ли это поют? Но, расслушав ирмолойное искусство и разительный, окселентующий
голос пана Тимофтея, как сидели в конце стола, встали, чтоб посмотреть, кто это с ним так сладко поет? Подошли к дверям, увидели и остолбенели… Наконец, чтоб разделить радость свою с
маменькою, тут же у стола стоявшею, отозвались к ней...
Маменька крепко поморщились, увидев привезенного"нахлебника, детского мучителя и приводчика к шалостям"."Хотя у него и нет дочки, — так говорили они с духом какого-то предведения, — но он найдет чем развратить детей еще горше, нежели тот цап (так
маменька всегда называли дьячка за его козлиный
голос). — А за сколько вы, Мирон Осипович, договорили его?" — спрашивали они у батеньки, смотря исподлобья.
Не успели порядочно усесться, как одна из гостей — она была не кровная родственница, а крестная мать моей Анисьи Ивановны; как теперь помню ее имя, Афимья Борисовна — во весь
голос спрашивает мою новую
маменьку:"Алена Фоминишна! Когда я крестила у вас Анисью Ивановну, в какой паре я стояла?"
— Первые годы после нашего супружества, — сказали
маменька очень печальным
голосом и трогательно подгорюнились рукою, — я была и хороша и разумна. А вот пятнадцать лет, счетом считаю, как не знаю, не ведаю, отчего я у вас из дур не выхожу. Зачем же вы меня, дуру, брали? А что правда, я то и говорю, что ваши все науки дурацкие. Вот вам пример: Трушко, также ваша кровь, а мое рождение; но так так он еще непорочен и телом, и духом, и мыслию, так он имеет к ним сильное отвращение.
Пан Кнышевский, трудясь до пота лица, успел наконец в желании своем, и мы в три
голоса могли пропеть несколько псалм умилительных и кантиков восхитительно. Для поражения родителей моих внезапною радостию, избрал он день тезоименитства
маменьки, знав, что, по случаю сей радости, у нас в доме будет банкет.
— Не опять ли комиссару? — спросили
маменька твердым
голосом, не ожидая ничего неприятного.
— И по-латыни! — вскрикнули
маменька удивленно-жалким
голосом, — То были простые, а теперь будут латинские дурни!..
Раздается за стеною и дядин
голос и еще чей-то другой, незнакомый
голос; а тоже слышно, что и
маменька с тетенькой тут находятся.
Нет, я мог бы еще многое придумать и раскрасить; мог бы наполнить десять, двадцать страниц описанием Леонова детства; например, как мать была единственным его лексиконом; то есть как она учила его говорить и как он, забывая слова других, замечал и помнил каждое ее слово; как он, зная уже имена всех птичек, которые порхали в их саду и в роще, и всех цветов, которые росли на лугах и в поле, не знал еще, каким именем называют в свете дурных людей и дела их; как развивались первые способности души его; как быстро она вбирала в себя действия внешних предметов, подобно весеннему лужку, жадно впивающему первый весенний дождь; как мысли и чувства рождались в ней, подобно свежей апрельской зелени; сколько раз в день, в минуту нежная родительница целовала его, плакала и благодарила небо; сколько раз и он маленькими своими ручонками обнимал ее, прижимаясь к ее груди; как
голос его тверже и тверже произносил: «Люблю тебя,
маменька!» и как сердце его время от времени чувствовало это живее!
Николай (просыпаясь). А? Что? Знакомый
голос. Здравствуйте,
маменька! Я ваш
голос,
маменька, особенно когда вы бранитесь, из тысячи узнаю.
— Так вот где я с ученичкой-то столкнулся, — говорил Преженцов и держал руку Таси. — Ростом не поднялись… все такая же маленькая… И глазки такие же… Вот
голос не тот стал, возмужал… Их превосходительство как изволит поживать? Папенька,
маменька? Мамаша меня не одобряла… Нет!.. Не такого я был строения… Ну, и парлефрансе не имелось у меня. Бабушка как? Все еще здравствует? И эта, как ее: Полина, Фифина!.. Да, Фифина!.. Бабушка — хорошая старушка!..
—
Маменька, — донесся
голос Любаши, — здесь вина нет… Там рейнвейн стоит, — и она ткнула головой в воздух, — а здесь хоть бы чихирю какого поставили.
— Пошли ей, господи, место злачно, место покойно! — говорит он протяжным, скорее старушечьим, чем мужским
голосом. — Научи ее, господи, рабу твою Ксению, оправданием твоим! Ежели б не
маменька любезная, быть бы мне в простых мужиках, без всякого понятия! Теперя, парень, о чем меня ни спроси, я все понимаю...
— Я имею поручение к вашей
маменьке от человека мне близкого, — продолжал Густав дрожащим
голосом, — поручение весьма важное, от которого зависит участь нескольких людей. (Лицо Луизы вспыхнуло от мысли, что он имеет письмо от дяди с напоминанием об утверждении их союза.) — Будьте моею судьбою! Скажите, объяснить ли теперь все, что я имею на сердце?
И опять все смеялись, а
маменька сказали: «И я не знаю, где там о чае». А когда архиерей узнал, что я имею приятный
голос, велел мне что-нибудь запеть — какой-нибудь тропарь или песню, а я запел ему очень глупый стих...