Неточные совпадения
Сегодня первый раз приказано
было сократить выдачу буды наполовину. Но и при этом расчете продовольствия могло хватить только на 2 суток. Если по ту сторону Сихотэ-Алиня мы не сразу найдем жилые места, придется
голодать. По словам китайцев, раньше в истоках Вай-Фудзина
была зверовая фанза, но теперь они не знают, существует она или нет.
По денежным своим делам Лопухов принадлежал к тому очень малому меньшинству медицинских вольнослушающих, то
есть не живущих на казенном содержании, студентов, которое не
голодает и не холодает. Как и чем живет огромное большинство их — это богу, конечно, известно, а людям непостижимо. Но наш рассказ не хочет заниматься людьми, нуждающимися в съестном продовольствии; потому он упомянет лишь в двух — трех словах о времени, когда Лопухов находился в таком неприличном состоянии.
— Какое веселье! Живу — и
будет с меня. Давеча молотил, теперь — отдыхаю. Ашать (по-башкирски: «
есть») вот мало дают — это скверно. Ну, да теперь зима, а у нас в Башкирии в это время все
голодают. Зимой хлеб с мякиной башкир
ест, да так отощает, что страсть! А наступит весна, ожеребятся кобылы, начнет башкир кумыс
пить — в месяц его так разнесет, и не узнаешь!
Станичники тоже
голодали, а главным образом нечем
было кормить скотину, которую и продавали за бесценок.
Огорчили станичники Михея Зотыча. Очень уж ленивы и прямо от себя
голодают. К вину тоже очень припадошны, — башкиры хоть ленивы, да вина не
пьют.
Причина казачьей голодовки
была налицо: беспросыпная казачья лень, кабаки и какая-то детская беззаботность о завтрашнем дне. Если крестьянин
голодает от своих четырех десятин надела, так его и бог простит, а
голодать да морить мором скотину от тридцати — прямо грешно. Конечно, жаль малых ребят да скотину, а ничем не поможешь, — под лежач камень и вода не течет.
Случается, некоторые съедают трех — и четырехдневную дачу в один день, а затем
едят только хлеб или
голодают, причем, по словам заведующего медицинскою частью, работая на берегу моря и рек, не брезгают выброшенными ракушками и рыбой, а тайга дает различные корни, подчас ядовитые.
Сотрудникам платили по грошам и то редко наличными, но никто не уходил, —
голодали, да работали. Сам Абрам Яковлевич
был очень мил и симпатичен, его бедность
была налицо, и всякий старался помочь ему, а он надеялся на успех и сыпал обещаниями...
— Из больницы, умер
было совсем… — отвечал тот. — Вообразите, посадили меня на диету умирающих… Лежу я,
голодаю, худею, наконец мне вообразилось, что я в святые попал, и говорю: «О, чудо из чудес и скандал для небес, Дьяков в раке и святитель в усах, при штанах и во фраке!»
Хозяин выдавал мне на хлеб пятачок в день; этого не хватало, я немножко
голодал; видя это, рабочие приглашали меня завтракать и поужинать с ними, а иногда и подрядчики звали меня в трактир чай
пить. Я охотно соглашался, мне нравилось сидеть среди них, слушая медленные речи, странные рассказы; им доставляла удовольствие моя начитанность в церковных книгах.
Виктор обращался с матерью грубо, насмешливо. Он
был очень прожорлив, всегда
голодал. По воскресеньям мать пекла оладьи и всегда прятала несколько штук в горшок, ставя его под диван, на котором я спал; приходя от обедни, Виктор доставал горшок и ворчал...
— Прекрасно! Вы поняли, что со мной шутить плохо и
были очень покладисты, и я вас за это хвалю. Вы поняли, что вам меня нельзя так подкидывать, потому что голод-то ведь не свой брат, и голодая-то мало ли кто что может припомнить? А у Термосесова память первый сорт и сметка тоже водится: он еще, когда вы самым красным революционером
были, знал, что вы непременно свернете.
«И пойдут они, как бараны на бойню, не зная, куда они идут, зная, что они бросают своих жен, что дети их
будут голодать, и пойдут они с робостью, но опьяненные звучными словами, которые им
будут трубить в уши. И пойдут они беспрекословно, покорные и смиренные, не зная и не понимая того, что они сила, что власть
была бы в их руках, если бы они только захотели, если бы только могли и умели сговориться и установить здравый смысл и братство, вместо диких плутень дипломатов.
— Рендич обещался через неделю все нам устроить, — заметил он. — На него, кажется, положиться можно… Слышала ты, Елена, — прибавил он с внезапным одушевлением, — говорят, бедные далматские рыбаки пожертвовали своими свинчатками, — ты знаешь, этими тяжестями, от которых невода на дно опускаются, — на пули! Денег у них не
было, они только и живут что рыбною ловлей; но они с радостию отдали свое последнее достояние и
голодают теперь. Что за народ!
Мой переезд в «Федосьины покровы» совпал с самым трудным временем для Пепки. У него что-то вышло с членами «академии», и поэтому он
голодал сугубо. В чем
было дело — я не расспрашивал, считая такое любопытство неуместным. Вопрос о моем репортерстве потерялся в каком-то тумане. По вечерам Пепко что-то такое строчил, а потом приносил обратно свои рукописания и с ожесточением рвал их в мелкие клочья. Вообще, видимо, ему не везло, и он мучился вдвойне, потому что считал меня под своим протекторатом.
Больше других
голодал, повидимому, черкес Горгедзе, красавец мужчина, на которого
было жаль смотреть — лицо зеленело, под глазами образовались темные круги, в глазах являлся злой огонек.
Он должен
был от утра до ночи давать грошовые уроки, заниматься перепиской и все-таки
голодать, так как весь заработок посылался матери на пропитание.
Во время горных метелей и невыносимых морозов, не
будь этих пещер, туры
были бы обречены на гибель, и, в свою очередь, птицы
голодали бы, если бы не кормили своих гостей, желудки которых отлично переваривали сухие ветки и бурьян.
Под палубой устроилась целая бабья колония, которая сейчас же натащила сюда всякого хламу, несмотря ни на какие причитания Порши. Он даже несколько раз вступал с бабами врукопашную, но те подымали такой крик, что Порше ничего не оставалось, как только ретироваться. Удивительнее всего
было то, что, когда мужики
голодали и зябли на берегу, бабы жили чуть не роскошно. У них всего
было вдоволь относительно харчей. Даже забвенная Маришка — и та жевала какую-то поземину, вероятно свалившуюся к ней прямо с неба.
Все шло отлично; но тут случилось нечто совершенно не предусмотренное. Из дому я не захватил ничего съестного и теперь испытывал муки настоящего голода. Раньше мне не случалось
голодать никогда, и я не подозревал, какая это ужасная вещь. А дома чай со сливками, разные вкусные «постряпеньки», наконец, целый обед… Чтобы утолить голод, я
пил воду, но это не помогало. Вода в реке
была теплая и с каким-то травяным привкусом. Николай Матвеич посматривал на меня и загадочно улыбался.
Странный
был человек: прилип к шайке и деятельно помогал, но сам ничем не пользовался, а дома
голодали,
был самый несчастный мужик на всех Гнедых.
Мы шли по Терской области. Шакро
был растрёпан и оборван на диво и
был чертовски зол, хотя уже не
голодал теперь, так как заработка
было достаточно. Он оказался неспособным к какой-либо работе. Однажды попробовал стать к молотилке отгребать солому и через полдня сошёл, натерев граблями кровавые мозоли на ладонях. Другой раз стали корчевать держидерево, и он сорвал себе мотыгой кожу с шеи.
Мой спутник держал своё слово и не трогал меня; но он сильно
голодал и прямо-таки по-волчьи щёлкал зубами, видя, как кто-нибудь
ел, приводя меня в ужас описаниями количеств разной пищи, которую он готов
был поглотить.
Впрочем, еще раз она появилась. В руках у нее
был сверток — два фунта масла и два десятка яиц. И после страшного боя я ни масла, ни яиц не взял. И очень этим гордился, вследствие юности. Но впоследствии, когда мне приходилось
голодать в революционные годы, не раз вспоминал лампу-«молнию», черные глаза и золотой кусок масла с вдавлинами от пальцев, с проступившей на нем росой.
Чтобы не
голодать, я ходил на Волгу, к пристаням, где легко можно
было заработать пятнадцать-двадцать копеек.
Надобно сказать правду, что сначала ему
было несколько трудно привыкать к таким ограничениям, но потом как-то привыклось и пошло на лад; даже он совершенно приучился
голодать по вечерам; но зато он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели.
Мало того, что она, как бы следовало посаженой матери, не
была посажена на первое место, мало этого, — целый стол
голодала она, как собака, и попила только кваску.
Мне
было досадно, что гости мои так долго
голодали, и в пять часов я велел подавать кушать; но в самое это время увидели мы Гоголя, который шел пешком через всю Сенную площадь к нашему дому.
— Всё это, конечно, действует в жизни — и бедность
есть и смерть, а людей, однако, не одолевает! И дедушка мой
голодал, и отец
голодал, а и сам я не больно сытно живу. И они — померли, и я помру — верно!
Кисельников. Уж я ничего не понимаю… Прежде
голодал, так хоть впереди надежда
была какая-нибудь… Бедные дети, ведь они — твои внуки!..
— Отец
будет без места, мать
будет плакать, девочке придется, пожалуй,
голодать и томиться…» Но тотчас же эту мысль сменило беспокойство.
Ему приходится теперь и
есть плохо и мало, и даже иной раз
голодать случается; но все-таки пища, хоть и скудная, составляет необходимое условие его существования.
— Я бьюсь,
голодаю, жду… В конце лета приходит мороз, и кончено… И если бы я работал до Судного дня, —
было бы все то же. А они знали… И никто не сказал, ни одна собака!..
Ольга Николаевна. Да так. Все заложили, все продали, что можно
было, а последние два дня
голодаем. Голова у меня очень кружится, Коля.
Вот твой конец мира! Где-то грызутся собаки, или женщины сплетничают и визжат! Ты мечтаешь о последнем дне! Рядом с тобой
будут трудиться,
голодать, умирать, — а ты только к вечеру очнешься от бреда.
Обыкновенно
была более или менее сыта, — если и
голодала, то изредка, чего же требовать больше?
— По милости Господней всем я довольна, — сказала она. — Малое, слава Богу,
есть, большего не надо. А вот что: поедешь ты завтра через деревню Поляну, спроси там Артемья Силантьева, изба с самого краю на выезде… Третьего дня коровенку свели у него, четверо ребятишек мал мала меньше — пить-есть хотят… Без коровки
голодают, а новую купить у Артемья достатков нет… Помоги бедным людям Христа ради, сударыня.
Пил и
ел он с жадностью, как человек, которому долго пришлось
голодать или который все время недоедает и поэтому готов бывает
есть каждую минуту и все, что подано на стол.
— Как вы слышали, на суде
было с несомненностью доказано, что я беден и не имел средств заплатить врачу; вы легко догадаетесь, что мне нужно не только лечиться, но и
есть; дети мои тоже
голодают… Потрудитесь дать мне рубля два-три.
И когда довели дело до того, что перепортили всё, что
было, и стали сами зябнуть, и
голодать, и терпеть друг от дружки обиды, тогда стали бранить хозяина, зачем он плохо устроил, не приставил караульщиков, мало добра заготовил, и зачем всяких плохих людей пускает.
В действительности
было вот что: довольно далеко от нас, — верст более чем за сто, —
была деревня, где крестьяне так же
голодали, как и у нас, и тоже все ходили побираться кто куда попало. А так как в ближних к ним окрестных селениях нигде хлеба не
было, то многие крестьяне отбивались от дома в дальние места и разбредались целыми семьями, оставляя при избе какую-нибудь старуху или девчонку, которой «покидали на пропитание» ранее собранных «кусочков».
Не
будь пьяных, ей и ее отцу пришлось бы
голодать чаще, много чаще.
Он кутил, ездил к цыганкам,
был моим благодетелем, а я в это время жил в дешевом, грязном номере, работал день и ночь, как вол,
голодал и томился, что живу на чужой счет.
— Вот это славно!.. Им всем полезно
будет отдохнуть: в Питере жили черт знает как, на голоде сами
голодали, а тут уж совсем пооблезли… Превосходно! Все и поедем!
«Да, что же случится? — спрашивал я себя, возвращаясь. — Кажется, всё пережито. И болел я, и деньги терял, и выговоры каждый день от начальства получаю, и
голодаю, и волк бешеный забегал во двор полустанка. Что еще? Меня оскорбляли, унижали… и я оскорблял на своем веку. Вот разве только преступником никогда не
был, но на преступление я, кажется, неспособен, суда же не боюсь».
— Не так я за себя рад, — сказал Балабайкин, — как за вас, голубчики мои милые. Не
будете вы теперь
голодать да босиком ходить. Я за искусство рад… Прежде всего, братцы, поеду в Москву и прямо к Айе: шей ты мне, братец, гардероб… Не хочу пейзанов играть, перейду на амплуа фатов да хлыщей. Куплю цилиндр и шапокляк. Для фатов серый цилиндр.
Но всякому, читавшему повести в журнале «Семья и школа», хорошо известно, что выдающимся людям приходилось в молодости упорно бороться с родителями за право отдаться своему призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и
голодать. И я шел на это. Помню: решив окончательно объясниться с папой, я в гимназии, на большой перемене, с грустью
ел рыжий треугольный пирог с малиновым вареньем и думал: я
ем такой вкусный пирог в последний раз.
Команда султановского госпиталя
голодала. Наш главный врач крал вовсю, но он и смотритель заботились как о команде, так и о лошадях. Султанов крал так же, так же фабриковал фальшивые документы, но не заботился решительно ни о ком. Пища у солдат
была отвратительная, жили они в холоде. Обозные лошади казались скелетами, обтянутыми кожей. Офицер-смотритель бил солдат беспощадно. Они пожаловались Султанову. Султанов затопал ногами и накричал на солдат.
Чем больше у тебя
есть, тем больше тебе дастся, — вот
было у нас основное руководящее правило. Чем выше по своему положению стоял русский начальник, тем больше
была для него война средством к обогащению: прогоны, пособия, склады, — все
было сказочно щедро. Для солдат же война являлась полным разорением, семьи их
голодали, пособия из казны и от земств
были до смешного нищенские и те выдавались очень неаккуратно, — об этом из дому то и дело писали солдатам.
Или под Дашичао: солдаты три дня
голодали, от интендантства на все запросы
был один ответ: «Нет ничего!» А при отступлении раскрывают магазины и каждому солдату дают нести по ящику с консервами, сахаром, чаем!