Неточные совпадения
Сидя
на звездообразном
диване в ожидании поезда, она, с отвращением
глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет
на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему, то о том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий)
на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
— Неужели уж так плохо? Да ты, брат, нашего брата перещеголял, — прибавил он,
глядя на лохмотья Раскольникова. — Да садись же, устал небось! — и когда тот повалился
на клеенчатый турецкий
диван, который был еще хуже его собственного, Разумихин разглядел вдруг, что гость его болен.
Над средним
диваном висел портрет обрюзглого белокурого мужчины — и, казалось, недружелюбно
глядел на гостей.
Он бросился
на диван, заложил руки за голову и остался неподвижен, почти с отчаянием
глядя в потолок.
В ее возбуждении, в жестах, словах Самгин видел то наигранное и фальшивое, от чего он почти уже отучил ее своими насмешками. Было ясно, что Лидия рада встрече с подругой, тронута ее радостью; они, обнявшись, сели
на диван, Варвара плакала, сжимая ладонями щеки Лидии,
глядя в глаза ее.
— Ну, что же, спать, что ли? — Но, сняв пиджак, бросив его
на диван и
глядя на часы, заговорил снова: — Вот, еду добывать рукописи какой-то сногсшибательной книги. — Петя Струве с товарищами изготовил. Говорят: сочинение
на тему «играй назад!». Он ведь еще в 901 году приглашал «назад к Фихте», так вот… А вместе с этим у эсеров что-то неладно. Вообще — развальчик. Юрин утверждает, что все это — хорошо! Дескать — отсевается мякина и всякий мусор, останется чистейшее, добротное зерно… Н-да…
Варвара снова возвратилась, он отошел от окна, сел
на диван,
глядя, как она, пытаясь надеть капот, безуспешно ищет рукав.
Рассказывая, он все время встряхивал головой, точно у него по енотовым волосам муха ползала. Замолчав и пристально
глядя в лицо Самгина, он одной рукой искал
на диване фляжку, другой поглаживал шею, а схватив фляжку, бросил ее
на колени Самгина.
Через полчаса он сидел во тьме своей комнаты,
глядя в зеркало, в полосу света, свет падал
на стекло, проходя в щель неприкрытой двери, и показывал половину человека в ночном белье, он тоже сидел
на диване, согнувшись, держал за шнурок ботинок и раскачивал его, точно решал — куда швырнуть?
Лидия, непричесанная, в оранжевом халатике, в туфлях
на босую ногу, сидела в углу
дивана с тетрадью нот в руках. Не спеша прикрыв голые ноги полою халата, она, неласково
глядя на Клима, спросила...
Лидия сидела в столовой
на диване, держа в руках газету, но
глядя через нее в пол.
Он
глядел на нее с легким волнением, но глаза не блистали у него, не наполнялись слезами, не рвался дух
на высоту,
на подвиги. Ему только хотелось сесть
на диван и не спускать глаз с ее локтей.
— Что ж, там много бывает? — спросил Обломов,
глядя, чрез распахнувшийся платок,
на высокую, крепкую, как подушка
дивана, никогда не волнующуюся грудь.
— Вот у вас все так: можно и не мести, и пыли не стирать, и ковров не выколачивать. А
на новой квартире, — продолжал Илья Ильич, увлекаясь сам живо представившейся ему картиной переезда, — дня в три не разберутся, все не
на своем месте: картины у стен,
на полу, галоши
на постели, сапоги в одном узле с чаем да с помадой. То,
глядишь, ножка у кресла сломана, то стекло
на картине разбито или
диван в пятнах. Чего ни спросишь, — нет, никто не знает — где, или потеряно, или забыто
на старой квартире: беги туда…
Они, сидя
на концах
дивана, молчали,
глядя украдкой друг
на друга.
Она села
на диван и продолжала
глядеть на него уже равнодушно.
Он старался не
глядеть ей в глаза. А она опять прилегла
на диван.
Она машинально сбросила с себя обе мантильи
на диван, сняла грязные ботинки, ногой достала из-под постели атласные туфли и надела их. Потом,
глядя не около себя, а куда-то вдаль, опустилась
на диван, и в изнеможении, закрыв глаза, оперлась спиной и головой к подушке
дивана и погрузилась будто в сон.
— А! Что? Вытолкали? И поделом, и поделом! — проговорила Татьяна Павловна; я молча опустился
на диван и
глядел на нее.
«Нет, этого мы еще не испытали!» — думал я, покачиваясь
на диване и
глядя, как дверь кланялась окну, а зеркало шкапу.
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься от жара и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа, и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной,
глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу
на другой
диван, ища прохлады. «Вы то
на правый, то
на левый галс ложитесь!» — говорил он.
«Что с ним?» — мельком подумал Митя и вбежал в комнату, где плясали девки. Но ее там не было. В голубой комнате тоже не было; один лишь Калганов дремал
на диване. Митя
глянул за занавесы — она была там. Она сидела в углу,
на сундуке, и, склонившись с руками и с головой
на подле стоявшую кровать, горько плакала, изо всех сил крепясь и скрадывая голос, чтобы не услышали. Увидав Митю, она поманила его к себе и, когда тот подбежал, крепко схватила его за руку.
Она сидела за столом сбоку, в креслах, а рядом с нею,
на диване, хорошенький собою и еще очень молодой Калганов; она держала его за руку и, кажется, смеялась, а тот, не
глядя на нее, что-то громко говорил, как будто с досадой, сидевшему чрез стол напротив Грушеньки Максимову.
Она резво подсела к Алеше
на диван, с ним рядом, и
глядела на него решительно с восхищением.
Я
глядел тогда
на зарю,
на деревья,
на зеленые мелкие листья, уже потемневшие, но еще резко отделявшиеся от розового неба; в гостиной, за фортепьянами, сидела Софья и беспрестанно наигрывала какую-нибудь любимую, страстно задумчивую фразу из Бетховена; злая старуха мирно похрапывала, сидя
на диване; в столовой, залитой потоком алого света, Вера хлопотала за чаем; самовар затейливо шипел, словно чему-то радовался; с веселым треском ломались крендельки, ложечки звонко стучали по чашкам; канарейка, немилосердно трещавшая целый день, внезапно утихала и только изредка чирикала, как будто о чем-то спрашивала; из прозрачного, легкого облачка мимоходом падали редкие капли…
«Пти-ком-пё», — говорю, и сказать больше нечего, а она в эту минуту вдруг как вскрикнет: «А меня с красоты продадут, продадут», да как швырнет гитару далеко с колен, а с головы сорвала косынку и пала ничком
на диван, лицо в ладони уткнула и плачет, и я,
глядя на нее, плачу, и князь… тоже и он заплакал, но взял гитару и точно не пел, а, как будто службу служа, застонал: «Если б знала ты весь огонь любви, всю тоску души моей пламенной», — да и ну рыдать.
Настенька прыгала к нему
на колени, целовала его, потом ложилась около него
на диван и засыпала. Старик по целым часам сидел не шевелясь, чтоб не разбудить ее, по целым часам
глядел на нее, не опуская глаз, сам бережно потом брал ее
на руки и переносил в кроватку.
— Только что я вздремнул, — говорил он, — вдруг слышу: «Караул, караул, режут!..» Мне показалось, что это было в саду, засветил свечку и пошел сюда;
гляжу: Настенька идет с балкона… я ее окрикнул… она вдруг хлоп
на диван.
Сидя в этой уютной комнатке, обитой голубыми обоями, с
диваном, кроватью, столом,
на котором лежат бумаги, стенными часами и образом, перед которым горит лампадка,
глядя на эти признаки жилья и
на толстые аршинные балки, составлявшие потолок, и слушая выстрелы, казавшиеся слабыми в блиндаже, Калугин решительно понять не мог, как он два раза позволил себя одолеть такой непростительной слабости; он сердился
на себя, и ему хотелось опасности, чтобы снова испытать себя.
Он мигом устроился за столом
на другом конце
дивана и с чрезвычайною жадностью накинулся
на кушанье; но в то же время каждый миг наблюдал свою жертву. Кириллов с злобным отвращением
глядел на него неподвижно, словно не в силах оторваться.
— Il у a quelqu'un, [Здесь кто-то есть (франц.).] — сказала маска, останавливаясь. Ложа действительно была занята.
На бархатном диванчике, близко друг к другу, сидели уланский офицер и молоденькая, хорошенькая белокуро-кудрявая женщина в домино, с снятой маской. Увидав выпрямившуюся во весь рост и гневную фигуру Николая, белокурая женщина поспешно закрылась маской, уланский же офицер, остолбенев от ужаса, не вставая с
дивана,
глядел на Николая остановившимися глазами.
Он опустился
на колени у сестриных ног и положил голову
на ее колени. Она ласкала и щекотала его. Миша смеялся, ползая коленями по полу. Вдруг сестра отстранила его и пересела
на диван. Миша остался один. Он постоял немного
на коленях, вопросительно
глядя на сестру. Она уселась поудобнее, взяла книгу, словно читать, а сама посматривала
на брата.
Встал, выпил квасу и снова, как пьяный, свалился
на диван,
глядя в потолок, думая со страхом и тоскою...
Ноги у него подкосились: он опустился
на диван и стал
глядеть на часы.
«Елена!» — раздалось явственно в ее ушах. Она быстро подняла голову, обернулась и обомлела: Инсаров, белый, как снег, снег ее сна, приподнялся до половины с
дивана и
глядел на нее большими, светлыми, страшными глазами. Волосы его рассыпались по лбу, губы странно раскрылись. Ужас, смешанный с каким-то тоскливым умилением, выражался
на его внезапно изменившемся лице.
Он поймал; она бросила ему другую конфетку с громким смехом, потом третью, а он все ловил и клал себе в рот,
глядя на нее умоляющими глазами, и ей казалось, что в его лице, в чертах и в выражении много женского и детского. И когда она, запыхавшись, села
на диван и продолжала смотреть
на него со смехом, он двумя пальцами дотронулся до ее щеки и проговорил как бы с досадой...
Молотом ударила кровь в голову Литвинова, а потом медленно и тяжело опустилась
на сердце и так камнем в нем и застыла. Он перечел письмо Ирины и, как в тот раз в Москве, в изнеможении упал
на диван и остался неподвижным. Темная бездна внезапно обступила его со всех сторон, и он
глядел в эту темноту бессмысленно и отчаянно. Итак, опять, опять обман, или нет, хуже обмана — ложь и пошлость…
Лунёв встал с
дивана, подошёл к окну и,
глядя на улицу, угрюмо, со злым недоумением в голосе продолжал...
Она сидела
на моей кровати вместе с другими и все время, ни
на кого не обращая внимания, мурлыкала чуть слышно арию Офелии. А Вася из уголка с
дивана глядел на нее влюбленными глазами. Я только тут и узнал, что Вольский в свой бенефис ставит «Гамлета».
— Какой ты покорный! — говорила Даша, усевшись отдохнуть
на диване и пристально
глядя на Долинского. — Смешно даже смотреть
на тебя.
Шабельский (увидав Зинаиду Саввишну и Бабакину, протягивает в сторону их руки). Два банка
на одном
диване!..
Глядеть любо! (Здоровается; Зинаиде Саввишне.) Здравствуйте, Зюзюшка! (Бабакиной.) Здравствуйте, помпончик!..
Марья Константиновна минуту сидела молча
на диване, печальная, серьезная, и
глядела в одну точку, потом встала и проговорила холодно...
Надежда Федоровна почувствовала в своей груди такую теплоту, радость и сострадание к себе, как будто в самом деле воскресла ее мать и стояла перед ней. Она порывисто обняла Марью Константиновну и прижалась лицом к ее плечу. Обе заплакали. Они сели
на диван и несколько минут всхлипывали, не
глядя друг
на друга и будучи не в силах выговорить ни одного слова.
Теперь Марья Степановна приютилась
на клеенчатом
диване, в тени в углу, и молчала в скорбной думе,
глядя, как чайник с чаем, предназначенным для профессора, закипал
на треножнике газовой горелки.
Знакомо
глянули на него зелено-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий
диван красноватого цвета, с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком
на диване.
Я уселась возле
дивана, а сердце мое так и замирало, и не смела я взглянуть
на Мишеля… А от окна, через всю комнату, как свободно я
глядела на него!
— Ну, присядьте — вон там
на стульчике, будьте гости, — промолвил Харлов, а сам опустился
на диван и словно задремал, закрыл глаза, засопел даже. Я молча
глядел на него и не мог довольно надивиться: гора — да и полно! Он вдруг встрепенулся.
«Прости и ты меня!» — сказала Клеопатра Николаевна,
глядя на записку и целуя ее; потом опустилась
на диван и снова задумалась.
«Я лечу…» Он вздрагивал, шевелился, хотел противиться; но уже он знал, что противиться нельзя, и опять усталыми от смотрения, но не могущими не смотреть
на то, что было перед ним, глазами
глядел на спинку
дивана и ждал, — ждал этого страшного падения, толчка и разрушения.
Ничкина. Как жарко! А пообедаешь, так еще пуще разморит… так разморит… разморин такой нападет, не
глядела б ни
на что! (Садится
на диван.)