Неточные совпадения
— Я несчастлива? — сказала она, приближаясь к нему и с восторженною улыбкой любви
глядя на него, — я — как голодный человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и
платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье…
И ныне музу я впервые
На светский раут привожу;
На прелести ее степные
С ревнивой робостью
гляжу.
Сквозь тесный ряд аристократов,
Военных франтов, дипломатов
И гордых дам она скользит;
Вот села тихо и
глядит,
Любуясь шумной теснотою,
Мельканьем
платьев и речей,
Явленьем медленным гостей
Перед хозяйкой молодою,
И темной рамою мужчин
Вкруг дам, как около картин.
Они шли с открытыми головами, с длинными чубами; бороды у них были отпущены. Они шли не боязливо, не угрюмо, но с какою-то тихою горделивостию; их
платья из дорогого сукна износились и болтались
на них ветхими лоскутьями; они не
глядели и не кланялись народу. Впереди всех шел Остап.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном
платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос
на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво,
глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Нехаева, в белом и каком-то детском
платье, каких никто не носил, морщила нос,
глядя на обилие пищи, и осторожно покашливала в платок. Она чем-то напоминала бедную родственницу, которую пригласили к столу из милости. Это раздражало Клима, его любовница должна быть цветистее, заметней. И ела она еще более брезгливо, чем всегда, можно было подумать, что она делает это напоказ, назло.
Из Петербурга Варвара приехала заметно похорошев; под глазами, оттеняя их зеленоватый блеск, явились интересные пятна; волосы она заплела в две косы и уложила их плоскими спиралями
на уши,
на виски, это сделало лицо ее шире и тоже украсило его. Она привезла широкие
платья без талии, и,
глядя на них, Самгин подумал, что такую одежду очень легко сбросить с тела. Привезла она и новый для нее взгляд
на литературу.
— Не знаю, как и благодарить вас, — говорил Обломов,
глядя на нее с таким же удовольствием, с каким утром смотрел
на горячую ватрушку. — Очень, очень благодарен вам и в долгу не останусь, особенно у Маши: шелковых
платьев накуплю ей, как куколку одену.
Она не ожидала гостей, и когда Обломов пожелал ее видеть, она
на домашнее будничное
платье накинула воскресную свою шаль, а голову прикрыла чепцом. Она вошла робко и остановилась,
глядя застенчиво
на Обломова.
Она не знала,
на что
глядеть, что взять в руки. Бросится к
платью, а там тянет к себе великолепный ящик розового дерева. Она открыла его — там был полный дамский несессер, почти весь туалет, хрустальные, оправленные в серебро флаконы, гребенки, щетки и множество мелочей.
Она не уставала от этого вечного сиденья, от этой одной и той же картины из окна. Она даже неохотно расставалась со своим стулом и, подав барыне кофе, убравши ее
платья в шкаф, спешила
на стул, за свой чулок,
глядеть задумчиво в окно
на дрова,
на кур и шептать.
Наконец она вышла, причесанная, одетая, в шумящем
платье. Она, не
глядя на него, стала у зеркала и надевала браслет.
Но бабушка, насупясь, сидела и не
глядела, как вошел Райский, как они обнимались с Титом Никонычем, как жеманно кланялась Полина Карповна, сорокапятилетняя разряженная женщина, в кисейном
платье, с весьма открытой шеей, с плохо застегнутыми
на груди крючками, с тонким кружевным носовым платком и с веером, которым она играла, то складывала, то кокетливо обмахивалась, хотя уже не было жарко.
В дверях гостиной встретили нас три новые явления: хозяйка в белом чепце, с узенькой оборкой, в коричневом
платье; дочь, хорошенькая девочка лет тринадцати,
глядела на нас так молодо, свежо, с детским застенчивым любопытством, в таком же костюме, как мать, и еще какая-то женщина, гостья или родственница.
Он, между прочим, с гордостью рассказывал, как король Сандвичевых островов,
глядя на его бороду и особенное
платье, принял его за важное лицо и пожал ему руку.
— Подле, — бормотал Митя, целуя ее
платье, грудь, руки. И вдруг ему показалось что-то странное: показалось ему, что она
глядит прямо пред собой, но не
на него, не в лицо ему, а поверх его головы, пристально и до странности неподвижно. Удивление вдруг выразилось в ее лице, почти испуг.
Его попросили выйти опять в «ту комнату». Митя вышел хмурый от злобы и стараясь ни
на кого не
глядеть. В чужом
платье он чувствовал себя совсем опозоренным, даже пред этими мужиками и Трифоном Борисовичем, лицо которого вдруг зачем-то мелькнуло в дверях и исчезло. «
На ряженого заглянуть приходил», — подумал Митя. Он уселся
на своем прежнем стуле. Мерещилось ему что-то кошмарное и нелепое, казалось ему, что он не в своем уме.
Заря уже занялась, когда он возвратился домой. Образа человеческого не было
на нем, грязь покрывала все
платье, лицо приняло дикий и страшный вид, угрюмо и тупо
глядели глаза. Сиплым шепотом прогнал он от себя Перфишку и заперся в своей комнате. Он едва держался
на ногах от усталости, но он не лег в постель, а присел
на стул у двери и схватился за голову.
В длинном траурном шерстяном
платье, бледная до синеватого отлива, девочка сидела у окна, когда меня привез через несколько дней отец мой к княгине. Она сидела молча, удивленная, испуганная, и
глядела в окно, боясь смотреть
на что-нибудь другое.
Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она,
глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких
платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала...
Покуда я
глядел на моющих
платье деревенских нимф, кибитка моя от меня уехала.
— «А о чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь с места, пройдешь мимо, а я
на тебя
гляжу и за тобою слежу; прошумит твое
платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и что сказала; а ночь всю эту ни о чем и не думал, всё слушал, как ты во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и о том, что меня избил, не думаешь и не помнишь?» — «Может, говорю, и думаю, не знаю».
Одна Аглая любопытно, но совершенно спокойно поглядела с минуту
на Евгения Павловича, как бы желая только сравнить, военное или штатское
платье ему более к лицу, но чрез минуту отворотилась и уже не
глядела на него более.
Женька ждала его в маленьком скверике, приютившемся между церковью и набережной и состоявшем из десятка жалких тополей.
На ней было серое цельное выходное
платье, простая круглая соломенная шляпа с черной ленточкой. «А все-таки, хоть и скромно оделась, — подумал Платонов,
глядя на нее издали своими привычно прищуренными глазами, — а все-таки каждый мужчина пройдет мимо, посмотрит и непременно три-четыре раза оглянется: сразу почувствует особенный тон».
Такова власть гения! Единственная власть, которая берет в свои прекрасные руки не подлый разум, а теплую душу человека! Самолюбивая Женька прятала свое лицо в
платье Ровинской, Манька Беленькая скромно сидела
на стуле, закрыв лицо платком, Тамара, опершись локтем о колено и склонив голову
на ладонь, сосредоточенно
глядела вниз, а швейцар Симеон, подглядывавший
на всякий случай у дверей, таращил глаза от изумления.
Я
глядел на ее бледное личико,
на бесцветные ее губы,
на ее черные, сбившиеся
на сторону, но расчесанные волосок к волоску и напомаженные волосы,
на весь ее туалет,
на эти розовые бантики, еще уцелевшие кой-где
на платье, — и понял окончательно всю эту отвратительную историю.
Вот однажды сижу я
на стене,
гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил глаза. Внизу, по дороге, в легком сереньком
платье, с розовым зонтиком
на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла
на меня свои бархатные глаза.
Манишки и шейные платки для Петра Михайлыча, воротнички, нарукавнички и модести [Модести — вставка (чаше всего кружевная) к дамскому
платью.] для Настеньки Палагея Евграфовна чистила всегда сама и сама бы, кажется, если б только сил ее доставало, мыла и все прочее, потому что, по собственному ее выражению, у нее кровью сердце обливалось,
глядя на вымытое прачкою белье.
Точно, надо правду сказать, не обходят и нас за труды: кто
на платье тебе материи, кто шаль с бахромой, кто тебе чепчик состряпает, а где и золотой, где и побольше перевалится — известно, что чего стоит,
глядя по силе возможности.
Утро было тихое, теплое, серое. Иногда казалось, что вот-вот пойдет дождь; но протянутая рука ничего не ощущала, и только
глядя на рукав
платья, можно было заметить следы крохотных, как мельчайший бисер, капель; но и те скоро прекратились. Ветра — точно
на свете никогда не бывало. Каждый звук не летел, а разливался кругом; в отдалении чуть сгущался беловатый пар, в воздухе пахло резедой и цветами белых акаций.
Часто,
глядя на нее, когда она, улыбающаяся, румяная от зимнего холоду, счастливая сознанием своей красоты, возвращалась с визитов и, сняв шляпу, подходила осмотреться в зеркало, или, шумя пышным бальным открытым
платьем, стыдясь и вместе гордясь перед слугами, проходила в карету, или дома, когда у нас бывали маленькие вечера, в закрытом шелковом
платье и каких-то тонких кружевах около нежной шеи, сияла
на все стороны однообразной, но красивой улыбкой, — я думал,
глядя на нее: что бы сказали те, которые восхищались ей, ежели б видели ее такою, как я видел ее, когда она, по вечерам оставаясь дома, после двенадцати часов дожидаясь мужа из клуба, в каком-нибудь капоте, с нечесаными волосами, как тень ходила по слабо освещенным комнатам.
Но что обо мне могли думать монахи, которые, друг за другом выходя из церкви, все
глядели на меня? Я был ни большой, ни ребенок; лицо мое было не умыто, волосы не причесаны,
платье в пуху, сапоги не чищены и еще в грязи. К какому разряду людей относили меня мысленно монахи, глядевшие
на меня? А они смотрели
на меня внимательно. Однако я все-таки шел по направлению, указанному мне молодым монахом.
и бедный юнкер с каждой минутой чувствует себя все более тяжелым, неуклюжим, некрасивым и робким. Классная дама, в темно-синем
платье, со множеством перламутровых пуговиц
на груди и с рыбьим холодным лицом, давно уже
глядит на него издали тупым, ненавидящим взором мутных глаз. «Вот тоже: приехал
на бал, а не умеет ни танцевать, ни занимать свою даму. А еще из славного Александровского училища. Постыдились бы, молодой человек!»Ужасно много времени длится эта злополучная кадриль. Наконец она кончена.
У постоялки только что начался урок, но дети выбежали
на двор и закружились в пыли вместе со стружками и опавшим листом; маленькая, белая как пушинка, Люба, придерживая
платье сжатыми коленями, хлопала в ладоши,
глядя, как бесятся Боря и толстый Хряпов: схватившись за руки, они во всю силу топали ногами о землю и, красные с натуги, орали в лицо друг другу...
Она его ждала; она для него надела то самое
платье, которое было
на ней в день их первого свидания в часовне; но она так спокойно его приветствовала и так была любезна и беспечно весела, что,
глядя на нее, никто бы не подумал, что судьба этой девушки уже решена и что одно тайное сознание счастливой любви придавало оживление ее чертам, легкость и прелесть всем ее движениям.
Кто-то, кажется Дениска, поставил Егорушку
на ноги и повел его за руку;
на пути он открыл наполовину глаза и еще раз увидел красивую женщину в черном
платье, которая целовала его. Она стояла посреди комнаты и,
глядя, как он уходил, улыбалась и дружелюбно кивала ему головой. Подходя к двери, он увидел какого-то красивого и плотного брюнета в шляпе котелком и в крагах. Должно быть, это был провожатый дамы.
Художник был болтлив, как чиж, он, видимо, ни о чем не мог говорить серьезно. Старик угрюмо отошел прочь от него, а
на другой день явился к жене художника, толстой синьоре, — он застал ее в саду, где она, одетая в широкое и прозрачное белое
платье, таяла от жары, лежа в гамаке и сердито
глядя синими глазами в синее небо.
И,
глядя с умилением
на платье, любуясь этим серым пятном только потому, что оно ей понравилось, я продолжал нежно...
Мужики и бабы с окутанными головами и с подтыканными
платьями, озлобленно
глядя на наши окна, шумят, требуют, чтобы к ним вышла барыня; слышны грубые ругательства.
Я, не
глядя на идущих, чувствовал их приближение, чувствовал пятна света и зеленых теней, пестревшие
на светло-сером
платье…
Я отворяю окно, и мне кажется, что я вижу сон: под окном, прижавшись к стене, стоит женщина в черном
платье, ярко освещенная луной, и
глядит на меня большими глазами. Лицо ее бледно, строго и фантастично от луны, как мраморное, подбородок дрожит.
Знакомо
глянули на него зелено-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета, с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое
платье и брошенное комком
на диване.
Или нет; он уже никого не видал, ни
на кого не
глядел… а, двигаемый тою же самой пружиной, посредством которой вскочил
на чужой бал непрошеный, подался вперед, потом и еще вперед, и еще вперед; наткнулся мимоходом
на какого-то советника, отдавил ему ногу; кстати уже наступил
на платье одной почтенной старушки и немного порвал его, толкнул человека с подносом, толкнул и еще кой-кого и, не заметив всего этого, или, лучше сказать, заметив, но уж так, заодно, не
глядя ни
на кого, пробираясь все далее и далее вперед, вдруг очутился перед самой Кларой Олсуфьевной.
Он черпал серебряною ложкой из тарелки малину с молоком, вкусно глотал, чмокал толстыми губами и, после каждого глотка, сдувал белые капельки с редких усов кота. Прислуживая ему, одна девушка стояла у стола, другая — прислонилась к стволу липы, сложив руки
на груди, мечтательно
глядя в пыльное, жаркое небо. Обе они были одеты в легкие
платья сиреневого цвета и почти неразличимо похожи одна
на другую.
В ней также помещалось несколько человек гостей: приходский священник с своей попадьей, которые тихо, но с заметным удовольствием разговаривали между собою, как будто бы для этого им решительно не было дома времени; потом жена станового пристава, которой, кажется, было очень неловко в застегнутом
платье; гувернантка Уситковой в терновом капоте [В терновом капоте — в капоте, сшитом из тонкой шерстяной, с примесью пуха, ткани — терно.] и с огромным ридикюлем, собственно, назначенным не для ношения платка, а для собирания
на всех праздниках яблок, конфет и других сладких благодатей, съедаемых после в продолжение недели, и, наконец, молодой письмоводитель предводителя, напомаженный и завитой, который с большим вниманием
глядел сквозь стекло во внутренность стоявших близ него столовых часов: ему ужасно хотелось открыть: отчего это маятник беспрестанно шевелится.
Павел, несмотря
на свое желание заговорить, решительно не находился; ему очень хотелось сесть рядом с Юлией, но у него недоставало даже смелости
глядеть ей в лицо, и он, потупя глаза, довольствовался только тем, что любовался ее стройною ножкой, кокетливо выглядывавшей из-под
платья.
Покойницу положили
на стол, одели в то самое
платье, которое она сама назначила, сложили ей руки крестом, дали в руки восковую свечу, — он
на все это
глядел бесчувственно.
— Я люблю и привык видеть тебя такой свято чистой, что даже пятно грязи
на твоём
платье бросает чёрную тень
на мою душу, — медленно выговорил Ипполит, с улыбкой
глядя в лицо Вареньки.
Когда читали Евангелие, народ вдруг задвигался, давая дорогу помещичьей семье; вошли две девушки в белых
платьях, в широкополых шляпах, и с ними полный, розовый мальчик в матросском костюме. Их появление растрогало Ольгу; она с первого взгляда решила, что это — порядочные, образованные и красивые люди. Марья же
глядела на них исподлобья, угрюмо, уныло, как будто это вошли не люди, а чудовища, которые могли бы раздавить ее, если б она не посторонилась.
Святители, как она была одета!
платье на ней было белое, как лебедь: фу, какое пышное! а как
глянула: солнце, ей-богу солнце!
«Ладно, — говорю, — матушка; бочкб-то,
гляди, в
платье от его шутилки не потрескались ли». Однако жили опять; все он у нее стоял
на квартире, только ничего ей, мошенник, ни грошика не платил.