Неточные совпадения
С ним случай был: картиночек
Он
сыну накупил,
Развешал их по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил
на них
глядеть.
Прости меня Бог, но я не могу не ненавидеть память ее,
глядя на погибель
сына.
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся
на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и
сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах,
глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Она приникла к изголовью дорогих
сыновей своих, лежавших рядом; она расчесывала гребнем их молодые, небрежно всклоченные кудри и смачивала их слезами; она
глядела на них вся,
глядела всеми чувствами, вся превратилась в одно зрение и не могла наглядеться.
«Вишь ты какой!» — сказал он,
глядя на него; и обрадовался старый, и стал благодарить всех уманцев за честь, оказанную
сыну.
Сурово и равнодушно
глядел он
на все, и
на неподвижном лице его выступала неугасимая горесть, и, тихо понурив голову, говорил он: «
Сын мой!
Дождавшись конца кадрили, Ситников подвел Аркадия к Одинцовой; но едва ли он был коротко с ней знаком: и сам он запутался в речах своих, и она
глядела на него с некоторым изумлением. Однако лицо ее приняло радушное выражение, когда она услышала фамилию Аркадия. Она спросила его, не
сын ли он Николая Петровича?
Часу в первом утра он, с усилием раскрыв глаза, увидел над собою при свете лампадки бледное лицо отца и велел ему уйти; тот повиновался, но тотчас же вернулся
на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо
глядел на своего
сына.
— Вчера гимназист застрелился, единственный
сын богатого купца. Родитель — простачок, русак, мать — немка, а
сын, говорят, бомбист. Вот как, — рассказывала она, не
глядя на Клима, усердно ковыряя распятие. Он спросил...
И вдруг, взглянув
на сына, она отодвинулась от него, замолчала,
глядя в зеленую сеть деревьев. А через минуту, поправляя прядь волос, спустившуюся
на щеку, поднялась со скамьи и ушла, оставив
сына измятым этой сценой.
— Я? — Хотяинцев удивленно посмотрел
на него и обратился к Дронову: — Ваня, скажи ему, что Мордвин — псевдоним мой. Деточка, — жалобно
глядя на Говоркова, продолжал он. — Русский я, русский,
сын сельского учителя, внук попа.
— Почему ты не ложишься спать? — строго спросила Варвара, появляясь в дверях со свечой в руке и
глядя на него из-под ладони. — Иди, пожалуйста! Стыдно сознаться, но я боюсь! Этот мальчик…
Сын доктора какого-то… Он так стонал…
В ней разыгрывался комизм, но это был комизм матери, которая не может не улыбнуться,
глядя на смешной наряд
сына. Штольц уехал, и ей скучно было, что некому петь; рояль ее был закрыт — словом,
на них обоих легло принуждение, оковы, обоим было неловко.
Умер у бабы
сын, мать отстала от работы, сидела в углу как убитая, Марфенька каждый день ходила к ней и сидела часа по два,
глядя на нее, и приходила домой с распухшими от слез глазами.
В «Страшном суде» Сикстинской капеллы, в этой Варфоломеевской ночи
на том свете, мы видим
сына божия, идущего предводительствовать казнями; он уже поднял руку… он даст знак, и пойдут пытки, мученья, раздастся страшная труба, затрещит всемирное аутодафе; но — женщина-мать, трепещущая и всех скорбящая, прижалась в ужасе к нему и умоляет его о грешниках;
глядя на нее, может, он смягчится, забудет свое жестокое «женщина, что тебе до меня?» и не подаст знака.
— Не пугайся, Катерина!
Гляди: ничего нет! — говорил он, указывая по сторонам. — Это колдун хочет устрашить людей, чтобы никто не добрался до нечистого гнезда его. Баб только одних он напугает этим! Дай сюда
на руки мне
сына! — При сем слове поднял пан Данило своего
сына вверх и поднес к губам. — Что, Иван, ты не боишься колдунов? «Нет, говори, тятя, я козак». Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой — мать накормит кашей, положит тебя спать в люльку, запоет...
— Вот я и домой пришел! — говорил он, садясь
на лавку у дверей и не обращая никакого внимания
на присутствующих. — Вишь, как растянул вражий
сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги как будто переломал кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп, подостлать мне.
На печь к тебе не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он лежит, близ покута;
гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не тронь, не тронь! Ты, может быть, пьяна сегодня… Пусть, уже я сам достану.
Этот рассказ мы слышали много раз, и каждый раз он казался нам очень смешным. Теперь, еще не досказав до конца, капитан почувствовал, что не попадает в настроение. Закончил он уже, видимо, не в ударе. Все молчали.
Сын, весь покраснев и виновато
глядя на студента, сказал...
Одним утром Анна Михайловна вошла в комнату
сына. Он еще спал, но его сон был как-то странно тревожен: глаза полуоткрылись и тускло
глядели из-под приподнятых век, лицо было бледно, и
на нем виднелось выражение беспокойства.
Она уже не могла говорить, уже могильные тени ложились
на ее лицо, но черты ее по-прежнему выражали терпеливое недоумение и постоянную кротость смирения; с той же немой покорностью
глядела она
на Глафиру, и как Анна Павловна
на смертном одре поцеловала руку Петра Андреича, так и она приложилась к Глафириной руке, поручая ей, Глафире, своего единственного
сына.
Глафира Петровна, которая только что выхватила чашку бульону из рук дворецкого, остановилась, посмотрела брату в лицо, медленно, широко перекрестилась и удалилась молча; а тут же находившийся
сын тоже ничего не сказал, оперся
на перила балкона и долго
глядел в сад, весь благовонный и зеленый, весь блестевший в лучах золотого весеннего солнца.
— Что мужики, что бабы — все точно очумелые ходят. Недалеко ходить, хоть тебя взять, баушка. Обжаднела и ты
на старости лет… От жадности и с
сыном вздорила, а теперь оба плакать будете. И все так-то… Раздумаешься этак-то, и сделается тошно… Ушел бы куда глаза
глядят, только бы не видать и не слыхать про ваши-то художества.
— Одною рукой за волосья, а другою в зубы, — вот тебе и будет твой
сын, а то… тьфу!.. Глядеть-то
на них один срам.
— Моего
сына убил… Того, первого… — шептала Авгарь, с яростью
глядя на духовного брата. — И отца Гурия убил и моего
сына… Ты его тогда увозил в Мурмос и где-нибудь бросил по дороге в болото, как Гурия.
Отчего думаешь, что вид Лицея навел
на меня грусть? Напротив, с отрадным чувством
гляжу на него. Видно, когда писал тебе, высказалось что-нибудь не так. Отъезд нашего doyen d'âge не мог нас слишком взволновать: он больше или меньше везде как чужой. И в Нарве как-то плохо идет. Я это предвидел — и
сын его Михайло мне не раз это писал.
— Право, я желала бы, чтобы мой Вася походил
на него, — проговорила Марья Михайловна,
глядя с нежностью
на сына.
Вот и Ипполит наш, и Звягина
сын, и Ступин молодой — второй год приезжают такие мудреные, что
гляжу,
гляжу на них, да и руки врозь.
Мать опять взглянула
на сына, который молча стоял у окна,
глядя своим взором
на пастуха, прыгавшего по обрывистой тропинке скалы. Она любовалась стройною фигурой
сына и чувствовала, что он скоро будет хорош тою прелестною красотою, которая долго остается в памяти.
Павел наконец проснулся и, выйдя из спальни своей растрепанный, но цветущий и здоровый, подошел к отцу и, не
глядя ему в лицо, поцеловал у него руку. Полковник почти сурово взглянул
на сына.
Часто,
глядя на него, Марья Петровна невольно думала:"Господи! да как же и противиться-то этакому молодцу!" — и в этом, быть может, была вторая причина ее предпочтения младшему
сыну.
Она молчала, проводя по губам сухим языком. Офицер говорил много, поучительно, она чувствовала, что ему приятно говорить. Но его слова не доходили до нее, не мешали ей. Только когда он сказал: «Ты сама виновата, матушка, если не умела внушить
сыну уважения к богу и царю…», она, стоя у двери и не
глядя на него, глухо ответила...
Был конец ноября. Днем
на мерзлую землю выпал сухой мелкий снег, и теперь было слышно, как он скрипит под ногами уходившего
сына. К стеклам окна неподвижно прислонилась густая тьма, враждебно подстерегая что-то. Мать, упираясь руками в лавку, сидела и,
глядя на дверь, ждала…
Мать слушала невнятные вопросы старичка, — он спрашивал, не
глядя на подсудимых, и голова его лежала
на воротнике мундира неподвижно, — слышала спокойные, короткие ответы
сына. Ей казалось, что старший судья и все его товарищи не могут быть злыми, жестокими людьми. Внимательно осматривая лица судей, она, пытаясь что-то предугадать, тихонько прислушивалась к росту новой надежды в своей груди.
Мимо матери мелькали смятенные лица, подпрыгивая, пробегали мужчины, женщины, лился народ темной лавой, влекомый этой песней, которая напором звуков, казалось, опрокидывала перед собой все, расчищая дорогу.
Глядя на красное знамя вдали, она — не видя — видела лицо
сына, его бронзовый лоб и глаза, горевшие ярким огнем веры.
Глядя на эти группы, невольно подумаешь, отчего бы им не сойтись в этой деревянной
на валу беседке и не затеять тут же танцев, — кстати же через город проезжает жид с цимбалами, — и этого, я уверен, очень хочется
сыну судьи, семиклассному гимназисту, и пятнадцатилетней дочери непременного члена, которые две недели без памяти влюблены друг в друга и не имеют возможности сказать двух слов между собою.
Другой протестант был некто m-r Козленев, прехорошенький собой молодой человек, собственный племянник губернатора,
сын его родной сестры: будучи очень богатою женщиною, она со слезами умоляла брата взять к себе
на службу ее повесу, которого держать в Петербурге не было никакой возможности, потому что он того и
гляди мог попасть в солдаты или быть сослан
на Кавказ.
—
Сын мой! — сказал игумен,
глядя с участием
на Максима, — должно быть, сатанинское наваждение помрачило твой рассудок; ты клевещешь
на себя. Того быть не может, чтобы ты возненавидел царя. Много тяжких преступников исповедовал я в этом храме: были и церковные тати, и смертные убойцы, а не бывало такого, кто повинился бы в нелюбви к государю!
Но ни один мускул при этом не дрогнул
на его деревянном лице, ни одна нота в его голосе не прозвучала чем-нибудь похожим
на призыв блудному
сыну. Да, впрочем, никто и не слыхал его слов, потому что в комнате находилась одна Арина Петровна, которая, под влиянием только что испытанного потрясения, как-то разом потеряла всякую жизненную энергию и сидела за самоваром, раскрыв рот, ничего не слыша и без всякой мысли
глядя вперед.
Сам же старый Пизонский, весь с лысой головы своей озаренный солнцем, стоял
на лестнице у утвержденного
на столбах рассадника и, имея в одной руке чашу с семенами, другою погружал зерна, кладя их щепотью крестообразно, и,
глядя на небо, с опущением каждого зерна, взывал по одному слову: „Боже! устрой, и умножь, и возрасти
на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего и производящего, благословляющего и неблагодарного“, и едва он сие кончил, как вдруг все ходившие по пашне черные глянцевитые птицы вскричали, закудахтали куры и запел, громко захлопав крылами, горластый петух, а с рогожи сдвинулся тот, принятый сим чудаком, мальчик,
сын дурочки Насти; он детски отрадно засмеялся, руками всплескал и, смеясь, пополз по мягкой земле.
— Хабар иок — «нет нового», — отвечал старик,
глядя не в лицо, а
на грудь Хаджи-Мурата своими красными безжизненными глазами. — Я
на пчельнике живу, нынче только пришел
сына проведать. Он знает.
Говоря о своем
сыне, Рычков не мог удержаться от слез; Пугачев,
глядя на него, сам заплакал.
В другое время он, конечно, не замедлил бы выйти из себя: запылил бы, закричал, затопал и дал бы крепкий напрягай
сыну, который невесть чего, в самом деле, продолжает
глядеть «комом» (собственное выражение Глеба, требовавшего всегда, чтоб молодые люди
глядели «россыпью»), продолжает ломаться, таиться и даже осмеливается худеть и задумываться; но
на этот раз он не обнаружил своего неудовольствия.
В эту самую минуту за спиною Глеба кто-то засмеялся. Старый рыбак оглянулся и увидел Гришку, который стоял подле навесов, скалил зубы и
глядел на Ваню такими глазами, как будто подтрунивал над ним. Глеб не сказал, однако ж, ни слова приемышу — ограничился тем только, что оглянул его с насмешливым видом, после чего снова обратился к
сыну.
Старуха рыдала как безумная.
Сын сидел подле матери, обняв ее руками, утирал слезы и молчал. Когда расспросы делались уже чересчур настойчивыми, Ваня обращал к присутствующим кроткое лицо свое и
глядел на них так же спокойно, как будто ничего не произошло особенного.
Не берусь передать движение, с каким старушка ухватилась за весточку от возлюбленного
сына. Лицо ее приняло выражение, как будто стояла она у ворот и
глядела на Ваню, который подымался по площадке после двухлетней разлуки. Но первая мысль ее, когда она пришла в себя, первое воспоминание все-таки принадлежало мужу.
Она сидела
на дворе около ящика, положив ладонь
на мертвую голову своего
сына, спокойно ожидая чего-то, вопросительно
глядя в глаза каждого, кто приходил к ней, чтобы посмотреть
на умершего.
Вскоре все ребятишки тоже собрались в тесную кучку у входа в подвал. Зябко кутаясь в свои одёжки, они сидели
на ступенях лестницы и, подавленные жутким любопытством, слушали рассказ Савёлова
сына. Лицо у Пашки осунулось, а его лукавые глаза
глядели на всех беспокойно и растерянно. Но он чувствовал себя героем: никогда ещё люди не обращали
на него столько внимания, как сегодня. Рассказывая в десятый раз одно и то же, он говорил как бы нехотя, равнодушно...
— Перестанет!.. Не для тебя я
сына родил. У вас тут дух тяжелый… скучно, ровно в монастыре. Это вредно ребенку. А мне без него — нерадостно. Придешь домой — пусто. Не
глядел бы ни
на что. Не к вам же мне переселиться ради него, — не я для него, он для меня. Так-то. Сестра Анфиса приехала — присмотр за ним будет…
— Ну что, понравилось в училище? — спрашивал Игнат, с любовью
глядя на румяное и оживленное лицо
сына.
В августе Редька приказал нам собираться
на линию. Дня за два перед тем, как нас «погнали» за город, ко мне пришел отец. Он сел и не спеша, не
глядя на меня, вытер свое красное лицо, потом достал из кармана наш городской «Вестник» и медленно, с ударением
на каждом слове, прочел о том, что мой сверстник,
сын управляющего конторою Государственного банка, назначен начальником отделения в казенной палате.