Неточные совпадения
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся
на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною
красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах,
глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Напрасно поэт стал бы
глядеть восторженными глазами
на нее: она так же бы простодушно
глядела и
на поэта, как круглолицая деревенская
красавица глядит в ответ
на страстные и красноречивые взгляды городского волокиты.
Бабушка с почтением и с завистью, а Райский с любопытством
глядел на стариков, слушал, как они припоминали молодость, не верил их словам, что она была первая
красавица в губернии, а он — молодец и сводил будто женщин с ума.
Я не знал, что сказать, и как ошеломленный
глядел на это темное, неподвижное лицо с устремленными
на меня светлыми и мертвенными глазами. Возможно ли? Эта мумия — Лукерья, первая
красавица во всей нашей дворне, высокая, полная, белая, румяная, хохотунья, плясунья, певунья! Лукерья, умница Лукерья, за которою ухаживали все наши молодые парни, по которой я сам втайне вздыхал, я — шестнадцатилетний мальчик!
Между тем я
гляжу на нее,
гляжу, знаете, — ну, ей-богу, не видал еще такого лица…
красавица, одним словом!
Красавица наша задумалась,
глядя на роскошь вида, и позабыла даже лущить свой подсолнечник, которым исправно занималась во все продолжение пути, как вдруг слова: «Ай да дивчина!» — поразили слух ее.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого
красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик,
на который
глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись,
на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями
на шитый золотом кунтуш.
—
Гляди, Петро, станет перед тобою сейчас
красавица: делай все, что ни прикажет, не то пропал навеки!» Тут разделил он суковатою палкою куст терновника, и перед ними показалась избушка, как говорится,
на курьих ножках.
Не раз
глядя на нее, он вспоминал
красавицу Харитину, — у той все бы вышло не так.
Александров спустился по ступеням и стал между колоннами. Теперь его
красавица с каштаново-золотистой короной волос стояла выше его и, слегка опустив голову и ресницы,
глядела на него с легкой улыбкой, точно ожидая его приглашения.
Красива она была той редкой красотой, которая всегда кажется новой, невиданною и всегда наполняет сердце опьяняющей радостью.
Глядя на нее, я думал, что вот таковы были Диана Пуатье, королева Марго, девица Ла-Вальер и другие
красавицы, героини исторических романов.
—
Гляжу я
на тебя и ума не могу приложить: в кого ты издалась такая удалая, — говорила иногда Татьяна Власьевна, любуясь
красавицей Феней. — Уж можно сказать, что во всем не как наша Анна Гордеевна.
Маруся засмеялась. Смех ее был резкий, звонкий, прерывистый и неприятно болезненный. Несколько раз она как-то странно всхлипнула, стараясь удержаться, и,
глядя на нервную судорогу ее лица, я понял, что все пережитое нелегко далось этой моложавой
красавице. Тимофей посмотрел
на нее с каким-то снисходительным вниманием. Она вся покраснела, вскочила и, собрав посуду, быстро ушла в лес. Ее стройная фигура торопливо, будто убегая, мелькала между стволами. Тимофей проводил ее внимательным взглядом и сказал...
На дивный бой,
на страшную тревогу
Красавица глядела чуть дыша;
Когда же к ней, свой подвиг соверша,
Приветливо архангел обратился,
Огонь любви в лице ее разлился
И нежностью исполнилась душа.
Ах, как была еврейка хороша!..
Матушка и тетка,
глядя на нее, не раз говорили, что она, несомненно, была в свое время
красавица.
И всякий день, собрав мои тетради,
Умывши руки, пыль с воротничка
Смахнув платком, вихры свои пригладя
И совершив два или три прыжка,
Я шел к портрету наблюдений ради;
Само собой, я шел исподтишка,
Как будто вовсе не было мне дела,
Как
на меня
красавица глядела.
— Эку жару Господь посылает, — молвила Августа, переходя дорогу. — До полдён еще далеко, а гляди-ка,
на солнышке-то как припекает… По старым приметам, яровым бы надо хорошо уродиться… Дай-ка, Господи, благое совершение!.. Ну, что же,
красавица, какие у тебя до меня тайности? — спросила она Фленушку, когда остались они одаль от других келейниц.
И меж тем миловидный образ белокурой
красавицы неотступно мерещился Василью Борисычу… Ровно въявь
глядит на него Дуня Смолокурова и веселым взором ясных очей пронизывает его душу… «Эх ты, красота, красота ненаглядная… — думает Василий Борисыч. — Жизни мало за один поцелуй отдать, а тут изволь с противной Парашкой вожжаться!.. Дерево!.. Дубина!.. И в перелеске была ровно мертвая — только пыхтит!..»
Бледное лицо Насти багрецом подернуло. Встала она с места и, опираясь о стол рукою, робко
глядела на вошедшего. А он все стоит у притолоки,
глядит не наглядится
на красавицу.
Вышло так, что, обойдя старших, в одну и ту же минуту Петр Степаныч поднес стакан Дуне Смолокуровой, а Дмитрий Петрович — Наталье Зиновьевне. Палючими глазами
глядят оба
на красавиц.
Любочка замечталась тоже.
Глядя на свои беленькие, как у барышни, нежные ручки, думала девушка о том, что ждет ее впереди… Ужели же все та же трудовая жизнь бедной сельской школьной учительницы, а в лучшем случае городской? Ужели не явится прекрасный принц, как в сказке, и не освободит ее, Любочку, всеми признанную
красавицу, из этой тюрьмы труда и беспросветной рабочей доли? Не освободит, не возьмет замуж, не станет лелеять и холить, и заботиться о ней всю жизнь…
От особой ли манеры кокетничать или от близорукости, глаза ее были прищурены, нос был нерешительно вздернут, рот мал, профиль слабо и вяло очерчен, плечи узки не по летам, но тем не менее девушка производила впечатление настоящей
красавицы, и,
глядя на нее, я мог убедиться, что русскому лицу для того, чтобы казаться прекрасным, нет надобности в строгой правильности черт, мало того, даже если бы девушке вместо ее вздернутого носа поставили другой, правильный и пластически непогрешимый, как у армяночки, то, кажется, от этого лицо ее утеряло бы всю свою прелесть.
Ей пошел сороковой год. Она наследовала от
красавицы матери — что
глядела на нее с портрета — такую же мягкую и величественную красоту и высокий рост. Черты остались в виде линий, но и только… Она вся потускнела с годами, лицо потеряло румянец, нежность кожи, покрылось мелкими морщинами, рот поблек, лоб обтянулся, белокурые волосы поредели. Она погнулась, хотя и держалась прямо; но стан пошел в ширину: стал костляв. Сохранились только большие голубые глаза и руки барского изящества.
В уме старухи не укладывалась мысль о возможности брака ее питомицы не с боярином. «Самому царю-батюшке и то бы в пору такая
красавица», — думала Антиповна,
глядя на свою любимицу. И вдруг что? Ее сватают
на Ермака, за разбойника… Она, когда он сделался ее любимцем, вызволившим от хвори Ксению Яковлевну, мекала его посватать за одну из сенных девушек, да и то раздумывала, какая решится пойти, а тут
на поди… сама ее питомица. Антиповна отказывалась этому верить.
— Аленушка, касаточка, встань, очнись, ненаглядная… это я, твоя здесь нянюшка, Агафья… встань, ты, дитятко, проснись… Что ж ты
глядишь на меня, словно испугалась… язык-то спрячь…
красавица…
Вдруг стукнуло оконце… растворилось. В белых рукавах, в белом переднике, в бледно-розовом сарафане, с распущенными длинными темно-русыми волосами, в венке из свежих васильков, вся облитая сияньем месяца, лукаво улыбаясь и пришуря искрометные глазки,
глядит на постника белотелая, полногрудая
красавица Дуня. Страстью горячей, ничем не одержимой, страстью любви пышет она…
— Ну что же это, невестка, вы за
красавица! Вот ей Богу, разрази меня Бог
на сем месте, а нету
на свете ни одной царицы такой красивой, как вы! — заговорил он,
глядя на нее со сложенными
на груди руками.
— Вот ей-богу, разрази меня бог
на сем месте, —
красавица, а нету
на свете ни одной царицы такой красивой, как вы! — заговорил он,
глядя на нее со сложенными
на груди руками.
Над Москвой великой, златоглавою,
Над стеной кремлевской белокаменной
Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые разгоняючи,
Заря алая подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми,
Как
красавица,
глядя в зеркальцо,
В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?
И гости ждут, чтоб битва началася.
Вдруг женская с балкона сорвалася
Перчатка… все
глядят за ней…
Она упала меж зверей.
Тогда
на рыцаря Делоржа с лицемерной
И колкою улыбкою
глядитЕго
красавица и говорит:
«Когда меня, мой рыцарь верный,
Ты любишь так, как говоришь,
Ты мне перчатку возвратишь».