Неточные совпадения
Думая так, я с невольном биением сердца
глядел на бедную лодку; но она, как утка, ныряла и потом, быстро взмахнув веслами, будто крыльями, выскакивала из
пропасти среди брызгов пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги; но она ловко повернулась боком и вскочила
в маленькую бухту невредима.
— Плохо! — говорил штабс-капитан, — посмотрите, кругом ничего не видно, только туман да снег; того и
гляди, что свалимся
в пропасть или засядем
в трущобу, а там пониже, чай, Байдара так разыгралась, что и не переедешь. Уж эта мне Азия! что люди, что речки — никак нельзя положиться!
Матрена. Да это и наяву все так же: то
пропадет, то явится. Вот давеча
пропал, а теперь,
гляди, явится. Хоть бы его
в суде за дело за какое присадили: поменьше бы слонялся, слоны-то продавал.
— Корицу толку, — отвечала она,
глядя в ступку, как
в пропасть, и немилосердно стуча пестиком.
— Никто! Я выдумала, я никого не люблю, письмо от попадьи! — равнодушно сказала она,
глядя на него, как он
в волнении
глядел на нее воспаленными глазами, и ее глаза мало-помалу теряли свой темный бархатный отлив, светлели и, наконец, стали прозрачны. Из них
пропала мысль, все, что
в ней происходило, и прочесть
в них было нечего.
Вглядываясь
в ткань своей собственной и всякой другой жизни,
глядя теперь
в только что початую жизнь Веры, он яснее видел эту игру искусственных случайностей, какие-то блуждающие огни злых обманов, ослеплений, заранее расставленных
пропастей, с промахами, ошибками, и рядом — тоже будто случайные исходы из запутанных узлов…
Потом бежал на Волгу, садился на обрыв или сбегал к реке, ложился на песок, смотрел за каждой птичкой, за ящерицей, за букашкой
в кустах, и
глядел в себя, наблюдая, отражается ли
в нем картина, все ли
в ней так же верно и ярко, и через неделю стал замечать, что картина
пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
Может быть, вы удовольствуетесь этим и не пойдете сами
в лабиринт этих имен: когда вам? того
гляди,
пропадет впечатление от вчерашней оперы.
Ночь была лунная. Я смотрел на Пассиг, который тек
в нескольких саженях от балкона, на темные силуэты монастырей, на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки, кажется арфы, только не фортепьян, и женский голос.
Глядя на все окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это небо, как бледнеют и
пропадают эти краски, как природа расстается с своим праздничным убором.
— Выходит, да не больно…
В наше время жених-то приехал
в дом, поглядел невесту издальки, а потом тебе и свадьба. А нынче: тянут-тянут, ходят-ходят, говорят-говорят по-умному-то, а
глядишь — дело и рассохлось, да и время напрасно
пропало.
— Ты это про что? — как-то неопределенно
глянул на него Митя, — ах, ты про суд! Ну, черт! Мы до сих пор все с тобой о пустяках говорили, вот все про этот суд, а я об самом главном с тобою молчал. Да, завтра суд, только я не про суд сказал, что
пропала моя голова. Голова не
пропала, а то, что
в голове сидело, то
пропало. Что ты на меня с такою критикой
в лице смотришь?
С утра погода хмурилась. Воздух был наполнен снежной пылью. С восходом солнца поднялся ветер, который к полудню сделался порывистым и сильным. По реке кружились снежные вихри; они зарождались неожиданно, словно сговорившись, бежали
в одну сторону и так же неожиданно
пропадали. Могучие кедры
глядели сурово и, раскачиваясь из стороны
в сторону, гулко шумели, словно роптали на непогоду.
— Да, да, — повторил я с каким-то ожесточением, — и
в этом вы одни виноваты, вы одни. Зачем вы сами выдали вашу тайну? Кто заставлял вас все высказать вашему брату? Он сегодня был сам у меня и передал мне ваш разговор с ним. — Я старался не
глядеть на Асю и ходил большими шагами по комнате. — Теперь все
пропало, все, все.
Тут Черевик хотел было потянуть узду, чтобы провести свою кобылу и обличить во лжи бесстыдного поносителя, но рука его с необыкновенною легкостью ударилась
в подбородок.
Глянул —
в ней перерезанная узда и к узде привязанный — о, ужас! волосы его поднялись горою! — кусок красного рукава свитки!..Плюнув, крестясь и болтая руками, побежал он от неожиданного подарка и, быстрее молодого парубка,
пропал в толпе.
— Плохая наша ворожба, Флегонт Васильич. Михей-то Зотыч того, разнемогся,
в лежку лежит. Того
гляди, скапутится. А у меня та причина, что ежели он помрет, так жалованье мое все
пропадет. Денег-то я еще и не видывал от него, а уж второй год живу.
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда,
в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а
глядим — ты дышишь, только воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему
в Воронеж привезть.
Не знаю опять, сколько тогда во мне весу было, но только на перевесе ведь это очень тяжело весит, и я дышловиков так сдушил, что они захрипели и…
гляжу, уже моих передовых нет, как отрезало их, а я вишу над самою
пропастью, а экипаж стоит и уперся
в коренных, которых я дышлом подавил.
— Да что обидно-то? Разве он тут разгуляется? Как же!
Гляди, наши опять отберут. Уж сколько б нашего брата ни
пропало, а, как Бог свят, велит амператор — и отберут. Разве наши так оставят ему? Как же! Hа вот тебе голые стены; а шанцы-то все повзорвали… Небось, свой значок на кургане поставил, а
в город не суется. Погоди, еще расчет будет с тобой настоящий — дай срок, — заключил он, обращаясь к французам.
— А ты погляди, как мало люди силу берегут, и свою и чужую, а? Как хозяин-то мотает тебя? А водочка чего стоит миру? Сосчитать невозможно, это выше всякого ученого ума… Изба сгорит — другую можно сбить, а вот когда хороший мужик
пропадает зря — этого не поправишь! Ардальон, примерно, алибо Гриша —
гляди, как мужик вспыхнул! Глуповатый он, а душевный мужик. Гриша-то! Дымит, как сноп соломы. Бабы-то напали на него, подобно червям на убитого
в лесу.
А Максим почернел,
глядит на Ефима волком и молчит. Накануне того как
пропасть, был Вася у неизвестной мне швеи Горюшиной, Ефим прибежал к ней, изругал её, затолкал и, говорят, зря всё: Максим её знает, женщина хотя и молодая, а скромная и думать про себя дурно не позволяет, хоть принимала и Васю и Максима. Но при этом у неё
в гостях попадья бывает, а к распутной женщине попадья не пошла бы.
— А вон Натанька Тиунова, хорошая какая! Бабёночка молодая, вольная, — муж-от у неё четыре года тому назад
в Воргород ушёл да так и
пропал без вести. Ты гляди-ка: пятнадцати годов девчушечку замуж выдали за вдового, всё равно как под жёрнов сунули…
—
В твои годы отец твой… водоливом тогда был он и около нашего села с караваном стоял…
в твои годы Игнат ясен был, как стекло… Взглянул на него и — сразу видишь, что за человек. А на тебя
гляжу — не вижу — что ты? Кто ты такой? И сам ты, парень, этого не знаешь… оттого и
пропадешь… Все теперешние люди —
пропасть должны, потому — не знают себя… А жизнь — бурелом, и нужно уметь найти
в ней свою дорогу… где она? И все плутают… а дьявол — рад… Женился ты?
— Верное слово, ваше высокородие! Потому тятенька у меня человек строгий, можно сказать, даже ровно истукан простой… Жили мы, теперича,
в этой самой Елабуге, и сделалось мне вдруг ужасти как непросторно! Тоись, так не просторно! так не просторно! Ну, и стал я, значит,
пропадать: день меня нет, два дня нет — натурально, от родителев гнев. Вот и говорят мне тятенька: ступай, говорит, сукин сын, куда глаза
глядят!
Начиналось с того, что у собаки
пропадала всякая охота лаять, есть, бегать по комнатам и даже
глядеть, затем
в воображении ее появлялись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непонятными; при появлении их Тетка виляла хвостом, и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и любила…
Я часто так во сне тебя видала,
Как ты теперь у ног моих сидишь;
Во сне я так
в глаза тебе
глядела,
И было
в них темно и глубоко;
И мне хотелось глубже
в них вглядеться,
И я
в них дна не находила; мне
Казалося, что
в пропасть я
гляжу;
И страшно было, и так сладко вместе!
Что, если и теперь я вижу сон?
Кто, говорит, писал на меня жалобу?» да как закричит… так вот по закожью-то словно морозом проняло: знамо, не свой брат, поди-тка, сладь с ним; маненько мы поплошали тогда, сробели: ну, а как видим, дело-то больно плохо подступило, несдобровать, доконает!.. все
в один голос Антона и назвали; своя-то шкура дороже; думали, тут, того и
гляди,
пропадешь за всех…
Качание берлина скоро успокоило кровь мою, и я скоро отсердился, хотя и жаль мне было такой
пропасти денег, на которые не только до Санкт-Петербурга доехать, но и половину света объездить мог бы; но делать нечего было, и я не только что отсердился, но,
глядя на Кузьму, смеялся, видя, что он все сердится и ворчит что-то про себя; конечно, бранил нашего усердного хозяина. Когда же замечал я, что он успокаивался, то я поддразнивал его, крича ему
в окошко берлина...
Когда Дутлов вернулся домой, молодайка уже уехала с Игнатом, и чалая брюхастая кобыла, совсем запряженная, стояла под воротами. Он выломил хворостину из забора; запахнувшись, уселся
в ящик и погнал лошадь. Дутлов гнал кобылу так шибко, что у ней сразу
пропало всё брюхо, и Дутлов уже не
глядел на нее, чтобы не разжалобиться. Его мучила мысль, что он опоздает как-нибудь к ставке, что Илюха пойдет
в солдаты, и чортовы деньги останутся у него на руках.
Известия эти доставили мне чувство некоторого удовлетворения, героические усилия молодого надломленного существа не
пропали даром. Но когда я
гляжу теперь на несколько пожелтевших листочков, на которых я тогда набросал
в коротких чертах рассказ Степана, — сердце у меня сжимается невольным сочувствием. И сквозь благополучие Дальней заимки хочется заглянуть
в безвестную судьбу беспокойного, неудовлетворившегося, может быть давно уже погибшего человека…
Никита (поднимается). Ну как я пойду? Как я образ возьму? Как я ей
в очи
гляну? (Ложится опять.) Ох, кабы дыра
в землю, ушел бы. Не видали б меня люди, не видал бы никого. (Опять поднимается.) Да не пойду я…
Пропадай они совсем. Не пойду. (Снимает сапоги и берет веревку; делает из нее петлю, прикидывает на шею.) Так-то вот.
Я лег на спину и долго
глядел на темное, спокойное, безоблачное небо, — до того долго, что минутами мне казалось, будто я
гляжу в глубокую
пропасть, и тогда у меня начинала слабо, но приятно кружиться голова.
— Будет, не плачь, дедушка, —
глядя в сторону, суровым тоном проговорил Лёнька и, повернув к деду лицо, добавил: — Говорили обо всём уж ведь. Не
пропаду. Поступлю
в трактир куда ни то…
И вправду, начиная с этого вечера Борис затосковал и точно опустился. Я уже не слышал за стеной его мелодичного мурлыканья; он уже не влетал ко мне бомбой
в комнату по утрам;
пропала его обычная разговорчивость. И только когда заходила речь о Малороссии, он оживлялся, глаза его делались мечтательными, прекрасными и жалкими и точно
глядели вдаль, за многие сотни верст.
Но Наденька боится. Все пространство от ее маленьких калош до конца ледяной горы кажется ей страшной, неизмеримо глубокой
пропастью. У нее замирает дух и прерывается дыхание, когда она
глядит вниз, когда я только предлагаю сесть
в санки, но что же будет, если она рискнет полететь
в пропасть! Она умрет, сойдет с ума.
— Моя жизнь
пропала, — говорил он. — Я не жил! Ваше молодое лицо напоминает мне мою погибшую юность, и я бы согласился до самой смерти сидеть здесь и
глядеть на вас. С удовольствием я взял бы вас с собой
в Петербург.
— Да как же, — возразил я, — ты что-то мне неладно говоришь, с девкою этою приключилось не от того. Я знаю, что ее леший воровал, она, слышно,
пропадала долгое время. Зачем же ты меня обманываешь? — А сам все ему
в рожу
гляжу и вижу, что он от последних моих слов позеленел, даже и
в языке позамялся.
В лесах работают только по зимам. Летней порой
в дикую глушь редко кто заглядывает. Не то что дорог, даже мало-мальских торных тропинок там вовсе почти нет; зато много мест непроходимых… Гниющего валежника
пропасть, да кроме того, то и дело попадаются обширные глубокие болота, а местами трясины с окнами, вадьями и чарусами… Это страшные, погибельные места для небывалого человека. Кто от роду впервой попал
в неведомые лесные дебри — берегись —
гляди в оба!..
Я брожу, как тень, ничего не делаю, печенка моя растет и растет… А время между тем идет и идет, я старею, слабею;
гляди, не сегодня-завтра заболею инфлуэнцей и умру, и потащат меня на Ваганьково; будут вспоминать обо мне приятели дня три, а потом забудут, и имя мое перестанет быть даже звуком… Жизнь не повторяется, и уж коли ты не жил
в те дни, которые были тебе даны однажды, то пищи
пропало… Да,
пропало,
пропало!
Еще несколько минут ожидания, и я увидел Надежду Львовну. Что прежде всего мне бросилось
в глаза, так это то, что она, действительно, была некрасива: мала ростом, тоща, сутуловата. Волосы ее, густые, каштановые, были роскошны, лицо, чистое и интеллигентное, дышало молодостью, глаза
глядели умно и ясно, но вся прелесть головы
пропадала благодаря большим, жирным губам и слишком острому лицевому углу.
Целых двое суток провели мы
в Криничке, причем не обошлось без происшествия:
пропал бредень, которым Антон и Александр ловили рыбу. Пришла баба и наскандалила, очевидно рассчитывая получить отступного. Антон смутился и стал ей доказывать, что после ловли бредень был поставлен обратно на свое место, а Александр, серьезно
глядя ей
в глаза, нагло говорил...