Неточные совпадения
Полгубернии разодето и весело гуляет под деревьями, и никому не является дикое и грозящее в сем насильственном освещении, когда театрально выскакивает из древесной гущи озаренная поддельным светом ветвь, лишенная своей яркой зелени, а вверху темнее, и суровее, и в двадцать раз грознее является чрез то ночное небо и, далеко трепеща листьями в вышине, уходя
глубже в непробудный мрак, негодуют суровые вершины дерев на сей мишурный блеск, осветивший снизу их
корни.
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я — понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но в
корне подрывает
глубокий смысл труда, его поэзию.
Вся эта драпировка скрывает обыкновенно умысел
глубже пустить
корни на почве чувства, а я хочу истребить и в вас и в себе семена его.
Корень этих
глубоких противоречий — в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере.
Дрожки прыгали по твердым
корням столетних дубов и лип, беспрестанно пересекавшим
глубокие продольные рытвины — следы тележных колес; лошадь моя начала спотыкаться.
На такой почве, по-видимому, без вреда для себя могут уживаться только растения с крепкими, глубоко сидящими
корнями, как, например, лопухи, а из культурных только корнеплоды, брюква и картофель, для которых к тому же почва обрабатывается лучше и
глубже, чем для злаков.
Это не что иное, как целые озера, по большей части мелкие, но иногда и
глубокие, покрытые толстою и очень крепкою пленою, сотканною из
корней болотных растений, кустов и деревьев, растущих в торфяном грунте.
Теперь дать пример нового стихосложения очень трудно, ибо примеры в добром и худом стихосложении
глубокий пустили
корень.
Оказалось, что утонувший как-то попал под оголившийся
корень старой ольхи, растущей на берегу не новой канавки, а
глубокой стари́цы, огибавшей остров, куда снесло тело быстротою воды.
Наслушавшись вдоволь, он выходит на улицу и там встречается с толпой простецов, которые, распахни рот, бегут куда глаза глядят. Везде раздается паническое бормотание, слышатся несмысленные речи. Семена ненавистничества
глубже и
глубже пускают
корни и наконец приносят плод. Солидный читатель перестает быть просто солидным и потихоньку да полегоньку переходит в лагерь ненавистников.
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои
корни в
глубоких и темных недрах минувшего.
— Что ты — и все вы — говорите человеку? Человек, — говорите вы, — ты плох, ты всесторонне скверен, ты погряз во грехах и скотоподобен. Он верит вам, ибо вы не только речами, но и поступками свидетельствуете ваше отрицание доброго начала в человеке, вы отовсюду внушаете ему безнадёжность, убеждая его в неодолимой силе зла, вы в
корне подрываете его веру в себя, в творящее начало воли его, и, обескрылив человека, вы, догматики, повергаете его ещё
глубже в грязь.
Старинному преданию, не подтверждаемому новыми событиями, перестали верить, и Моховые озера мало-помалу, от мочки коноплей у берегов и от пригона стад на водопой, позасорились, с краев обмелели и даже обсохли от вырубки кругом леса; потом заплыли толстою землянистою пеленой, которая поросла мохом и скрепилась жилообразными
корнями болотных трав, покрылась кочками, кустами и даже сосновым лесом, уже довольно крупным; один провал затянуло совсем, а на другом остались два
глубокие, огромные окна, к которым и теперь страшно подходить с непривычки, потому что земля, со всеми болотными травами, кочками, кустами и мелким лесом, опускается и поднимается под ногами, как зыбкая волна.
Идея Маркушки росла и крепла в его душе так же, как вырастает растение из маленького зернышка, пуская
корни и разветвления все
глубже и
глубже.
Ставить надобно не на
глубоких, а около
глубоких мест, также около коряг,
корней и крутых берегов, на крепях, как говорят рыбаки.
Хотя трудно с этим согласиться, но положим, что такая уверенность справедлива, да для рыбы эта отрава очень вредна: та, которая наглоталась кукольванца много, умирает скоро, всплывает наверх, бывает собрана и съедена; но несравненно большая часть окормленной рыбы в беспамятстве забивается под берега, под коряги и камни, под кусты и
корни дерев, в густые камыши и травы, растущие иногда на
глубоких местах — и умирает там, непримеченная самими отравителями, следовательно пропадает совершенно даром и гниением портит воду и воздух.
Это избиение всех родов форели, противное истинному охотнику до уженья, как и всякая ловля рыбы разными снастями, производится следующим образом: в темную осеннюю ночь отправляются двое охотников, один с пуком зажженной лучины, таща запас ее за плечами, а другой с острогою; они идут вдоль по речке и тщательно осматривают каждый омуток или
глубокое место, освещая его пылающей лучиной; рыба обыкновенно стоит плотно у берега, прислонясь к нему или к древесным
корням; приметив красулю, пестряка, кутему или налима, охотник с острогой заходит с противоположной стороны, а товарищ ему светит, ибо стоя на берегу, под которым притаилась спящая рыба, ударить ее неловко, да и не видно.
Скоро вернулся Степка с бреднем. Дымов и Кирюха от долгого пребывания в воде стали лиловыми и охрипли, но за рыбную ловлю принялись с охотой. Сначала они пошли по
глубокому месту, вдоль камыша; тут Дымову было по шею, а малорослому Кирюхе с головой; последний захлебывался и пускал пузыри, а Дымов, натыкаясь на колючие
корни, падал и путался в бредне, оба барахтались и шумели, и из их рыбной ловли выходила одна шалость.
Барка быстро плыла в зеленых берегах, вернее, берега бежали мимо нас, развертываясь причудливой цепью бесконечных гор, крутых утесов и
глубоких логов. Это было глухое царство настоящей северной ели, которая лепилась по самым крутым обрывам, цеплялась
корнями по уступам скал и образовала сплошные массы по дну логов, точно там стояло стройными рядами целое войско могучих зеленых великанов.
Но когда увидели, что Марью Александровну трудно сконфузить, то догадались, что она гораздо
глубже пустила
корни, чем думали прежде.
Лес не так высок, но колючие кусты, хмель и другие растения переплетают неразрывною сеткою
корни дерев, так что за 3 сажени нельзя почти различить стоящего человека; иногда встречаются
глубокие ямы, гнезда бурею вырванных дерев, коих гнилые колоды, обросшие зеленью и плющем, с своими обнаженными сучьями, как крепостные рогатки, преграждают путь; под ними, выкопав себе широкое логовище, лежит зимой косматый медведь и сосет неистощимую лапу; дремучие ели как черный полог наклоняются над ним и убаюкивают его своим непонятным шепотом.
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и
глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие
корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
— Монах-то, пожалуй,
глубже видит, чем ты с товарищами! Он — с
корня берёт; видал?
Общаясь с ними, чувствую всё
глубже и крепче, что сорвалось старое с
корней своих и судорожно бьётся, умирая, бессильное по тяжести и ветхости своей удержаться на земле, ныне уже враждебной ему. Новых сил требует земля наша, отталкивая от груди маломощное, как невеста влюблённая жениха, неспособного оплодотворить измученное неумелыми ласками, плодородное, могучее и прекрасное тело её.
Прошел год. От
корней срубленного дерева идут новые отпрыски, самая
глубокая рана зарастает, жизнь так же сменяет смерть, как и сама сменяется ею, — и сердце Верочки отдохнуло понемногу и зажило.
Девушка любила быть с ним и говорить с ним, а молодое весеннее чувство меж тем обоим закрадывалось в душу, и как это сделалось — они сами того не знали и не замечали; а оно шло все дальше и все
глубже запускало в сердце свои живучие молодые
корни.
Шло и росло это чувство так тихо, просто и как бы совсем спокойно; но чем тише и проще, тем прочней и
глубже пускало оно
корни в ее душу.
— А пилини, ли, родной… Пойдет, бывало, мужик в лес, свалит ельнику, сколько ему надо, да, сваливши деревья, корни-то выроет, а потом все и спалит. А чтоб землю-то получше разрыхлить, по весне-то на огнище репы насеет. А к третьему Спасу [Шестнадцатое августа.] хлебцем засеет. Землица-то божья безо всякого удобренья такой урожай даст, что господа только благодарить… Сам-восемь, сам-десять урожай-от бывал. А теперь не то, — с
глубоким вздохом прибавил дедушка, — теперь не велят кулижек палить.
Но как ни тлетворно было влияние на юношу его нового друга, оно, к счастью князя Виктора, не могло быть
глубоким, а могло лишь усыпить его хорошие инстинкты, — эти драгоценные перлы души, присущие ранней молодости, — но не вырвать их с
корнем.
Кудрявая голова в полной силе, между тем как у подошвы время прорыло
глубокое дупло, и жилистые
корни просятся вон из земли.