Неточные совпадения
И рассказали странники,
Как встретились нечаянно,
Как подрались, заспоривши,
Как дали свой зарок
И как потом шаталися,
Искали по губерниям
Подтянутой, Подстреленной,
Кому живется счастливо.
Вольготно на Руси?
Влас слушал — и
рассказчиковГлазами мерял: — Вижу я,
Вы тоже люди странные! —
Сказал он наконец. —
Чудим и мы достаточно.
А вы — и нас чудней...
Начиная рассказ,
рассказчик не забывал попробовать, действует ли кран большой бочки, и отходил от него, видимо, с облегченным сердцем, так как невольные слезы чересчур крепкой радости блестели в его повеселевших
глазах.
Рассказчик остановился. Иван все время слушал его в мертвенном молчании, не шевелясь, не спуская с него
глаз. Смердяков же, рассказывая, лишь изредка на него поглядывал, но больше косился в сторону. Кончив рассказ, он видимо сам взволновался и тяжело переводил дух. На лице его показался пот. Нельзя было, однако, угадать, чувствует ли он раскаяние или что.
У
рассказчика раскраснелись щеки и потускнели
глаза.
Старик Райнер все слушал молча, положив на руки свою серебристую голову. Кончилась огненная, живая речь, приправленная всеми едкими остротами красивого и горячего ума.
Рассказчик сел в сильном волнении и опустил голову. Старый Райнер все не сводил с него
глаз, и оба они долго молчали. Из-за гор показался серый утренний свет и стал наполнять незатейливый кабинет Райнера, а собеседники всё сидели молча и далеко носились своими думами. Наконец Райнер приподнялся, вздохнул и сказал ломаным русским языком...
Здесь Перстень украдкою посмотрел на Ивана Васильевича, которого, казалось, все более клонило ко сну. Он время от времени, как будто с трудом, открывал
глаза и опять закрывал их; но всякий раз незаметно бросал на
рассказчика испытующий, проницательный взгляд.
В косых
глазах его, устремленных на
рассказчика, блистала злобная радость; он беспрестанно вертелся на скамье, потирал руки и казался отменно довольным.
Служитель молодого боярина, седой как лунь старик, не спускал также
глаз с
рассказчика, который, обойдя кругом монастыря, вошел наконец в ограду и стал рассматривать надгробные камни.
Гришке между тем не сиделось на месте. Черные
глаза его, жадно устремленные на
рассказчика, разгорались как уголья. Румянец играл на щеках его. Время от времени он нахмуривал брови и притискивал ногою землю.
Оба бритые взглянули на
рассказчика недоверчиво и опустили
глаза.
Должно быть, он испытывал большое удовольствие, перечисляя имена угодников и города, — лицо у него было сладкое,
глаза смотрели гордо. Слова своей речи он произносил на тот певучий лад, которым умелые
рассказчики сказывают сказки или жития святых.
Весьма естественное любопытство загорелось почти на лицах всех, и самый аукционист, разинув рот, остановился с поднятым в руке молотком, приготовляясь слушать. В начале рассказа многие обращались невольно
глазами к портрету, но потом все вперились в одного
рассказчика, по мере того как рассказ его становился занимательней.
Я его никогда еще не видал и не умел себе представить его лица по искаженным описаниям
рассказчиков, но
глаза его я видел, чуть закрывал свои собственные.
В серых
глазах, внимательно глядевших рюмку на свет, можно было бы прочесть и предвкушаемое удовольствие, и тщеславную гордость заинтересовавшего слушателей
рассказчика, и искреннюю горечь разбитой жизни и жгучих воспоминаний.
— Верите вы? — как-то жалостливо проговорил
рассказчик, поднимая на меня
глаза с выражением тоски, — и оборониться-то они нисколько не умели: со штыками этак, как от собак, отмахиваются, а мы на них, мы на них, как лютые волки!..
Рассказчик остановился и, закрыв рукавом
глаза, тихонько отер их и молвил шепотом: «Трогательная женщина!» и затем, оправясь, продолжал снова...
По временам голос
рассказчика возвышался, одушевление отражалось на бледном лице его; он хмурил брови,
глаза его начинали сверкать, и Катерина, казалось, бледнела от страха и волнения.
Рассказчик обвел нас всех своими глубокими
глазами и сказал торжественно...
Владыко выслушал настоящий рассказ в молчании, слегка шевеля своими беленькими четками и не сводя своих
глаз с
рассказчика. Когда же Свиньин кончил, владыко тихо журчащею речью произнес...
Хохот, начинавший мало-помалу подыматься со всех сторон, покрыл, наконец, совершенно голос
рассказчика, действительно пришедшего в какой-то восторг; он остановился, несколько минут перебегая
глазами по собранию, и потом вдруг, словно увлеченный каким-то вихрем, махнул рукой, захохотал сам, как будто действительно находя смешным свое положение, и снова пустился рассказывать...
И странное что-то творилось с Никитой. Он слушал вдохновенного
рассказчика и забыл, что перед ним не больше как «стрелок». И все смотрел на фотографию, и она оживала под его взглядом: в старческом, трупном лице угодника, в невидящих, устремленных в небо
глазах горела глубокая, страшная жизнь; казалось, ко всему земному он стал совсем чужд и нечувствителен, и дух его в безмерном покаянном ужасе рвался и не смел подняться вверх, к далекому небу.
Три девицы, слушавшие полковника, придвинулись поближе к
рассказчику и уставились на него неподвижными
глазами.
Он с особенным вниманием и удовольствием слушает
рассказчика: это удовольствие прикорнуло на устах его, ярко просвечивает в его
глазах.