Змеиный перевал

Брэм Стокер, 1890

Брэм Стокер (1847–1912) – классик английской литературы, его роман «Дракула» дал жизнь одному из самых мощных культурных мифов нового времени. «Змеиный перевал» переведен на русский язык впервые – здесь, как и в других книгах мастера, история всепоглощающей любви разворачивается на фоне мрачных, мистических и полных загадок событий. Суровые пейзажи Северной Ирландии создают подобающие декорации таинственному и завораживающему действию.

Глава II

Потерянная золотая корона

— Ну, стал быть, в древние времена, прежде чем святой Патрик прогнал драконов с Ирландии, та гора слыла важным местом. Толкуют, что жил тама тока сам Змеиный Король. В тамошние дни на верхушке горы чуток от озера, где дерева и осока сплошняком и повсюду, тама Змеиный Король и гниздо учинил — или как тама змеиный дом называть-то надобна. Слава господу, но с нас-то никто их не знавал, вовсе не знавал — святой Патрик всех их к рукам прибрал!

Тут старик, сидевший в углу за очагом, подал голос:

— Точняк! Тама озеро тихущее стало, а в наши-то дни и усохло, и деревов-то и нету.

— Ну так вот, — продолжил Джерри, явно не слишком довольный вторжением в его повествование. — Змеиный Король был ужасно важный. Он был разов в десяток большее, чем любая змеюка, какую тока людские глаза видали, и носил он золотую корону на макушке, корону со здоровущим каменьем дорогим. И камень тот прямо вот свет ловил — будь то от луны или от солнца. А змеюки ему тащили еду, и когда холод или тьма, то соберутся все и на камень тот смотрят, как выйдет Змеиный Король и ест. А опосля он к себе в гниздо вертался. И говорят, что если две змеюки про что сцепятся и свара у них, так они сразу к Королю ползут, а он решает, как их замирить: кому где жить, кому как дела делать. Все им скажет. И кажный год они тащили к нему живого дитенка малого. Говорят, он ждал, как луна наберет всю силу и закруглится, и тута слышали все дикий вопль, так что кажная душа, на мили кругом бывшая, содрогалась. А потом раз — и могильная тишина, и облака набегали на луну, и дня три никто луну и не видал опосля того.

— Ох ты, господи! — прошептала одна из женщин. — Жуть-то какая! — И она тихо простонала что-то, раскачиваясь туда-сюда, словно это движение успокаивало ее.

— И что же: никто ничего сделать не мог? — мрачно сверкнув глазами, спросил крепкий молодой парень в оранжево-зеленом свитере Кельтского спортклуба.

— Эвона! А чего тута поделаешь? Да и ващще — кто видал Змеиного Короля!

— Тогда откуда о нем узнали? — недоверчиво уточнил парень.

— Да разве ж кажный год не утаскивал кто-то у них по дитенку? Но, как ни толкуй, все давно минуло! Говорят, одна женщина, которая дитенка потеряла, на самую верхушку горы побежала, но кто слыхал, чего там она видала. Когда ее тама отыскали, она сделалась точно лунатик какой — седая стала, глаза как у мертвяка. А назавтра в кровати глядят — она померла, и черная отметина на шее, как у удавленника, тока в форме змеи. Ну, стока все страха натерпелись, горевали, и когда уж святой Патрик взял змеюк энтих в свои руки, то по всей земле от них чисто стало. И не видывали ни до той поры, ни опосля, чтобы столько змеищ извивалось и ползало, а потом раз — и нет их!

Тут рассказчик драматически представил всем телом, как извивались и ползли обреченные змеи, так что и руки, и ноги его стали повторять волнообразные змеиные движения.

— Все они уползли на запад, к энтой самой горе. С севера, и с юга, и с востока, мильёны, и тыщи, и сотни — им святой Патрик велел пойти, но место не называл, а сам-то он встал на верхушке горы Брендон, и облачение надел, как положено у святых отцов, и крест в руке. А под ним змеюки ползают. И тута он говорит себе: «Надо присмотреть за ними». И пошел с горы и внутрь горы, а тама глянь — они ползут к горе, что зовут Ноккалтекрор. А к тому-то часу сползлись они со всей Ирландии, и все они тама вокруг горы, а головы задрали вверх и к горе, а хвостами к святому, так что змеюки-то его и не видали. И все как зашипят страшно, раз, два, три! И как третий раз прошипели, является Змеиный Король на верхушке горы, и корона золотая на нем блестит. А было время урожая, и луна на подъеме, а солнце вот-вот закатится, и его большущий камень забрал в себя и свет луны, и свет солнца, и прям весь сверкает — так ярко, что даже в Ленстере народ и по всей земле видал сверкание, как от пожара. А как святой его увидал, он прям вскипел, и стал расти — большее и большее, и как поднимет крест — и на запад им указал, и говорит — а голос точно буря: «Я говорю всем змеям! Изыдите!» — так вот и сказал.

И в то же мгновение, одним махом, с одним шипением — прям как водопад грохочет — все те змеюки от горы в сторону и поползли, да быстро-быстро, точно пламя им хвосты прижигает. И так-то их много было, что растянулись они до острова Кушин и покрыли всю землю телами. И так ползли и ползли, пока не добрались до Атлантики. Но до Америки не доплыли — говорят, там их никто не видал. Так и сгинули! Но стока змей было, что, говорят, весь белый песок на побережье — от Бласкета до Ахилл-хед — то всё их кости.

Тут в рассказ вмешался Энди:

— Но, Джерри, ты ж нам не сказал, а Змеиный Король с ними ушел?

— Ха! Тороплив ты больно! Как я тебе скажу, ляйгенда-то не закончилась! Зато рот пересох, язык не ворочается — налейте-ка мне пуншу.

Он перевернул чашку вверх дном и поставил перед собой на стол, комически закатывая глаза в наигранном сокрушении. Миссис Келлиган поняла намек и поспешила налить ему новую порцию, так что вскоре Джерри продолжил повествование:

— Ну вот. Когда змеюки купаться отправились и просушиться забыли, старый Змеиный Король ушел в глубь озера, а святой Патрик закатил глаза и говорит себе: «Ох, то ли сон мне снится? То ли он посмеяться надо мною задумал? Он мне чего тут устроил?» Смотрит туда-сюда, а следов Змеиного Короля не видать. Тута он поднимает крест и громким голосом говорит: «Эй! Ты! Иди сюда! Я хочу увидать тебя!» — на этих словах Джерри изобразил пантомиму, представляя святого Патрика, а затем продолжил разыгрывать целый спектакль-диалог между святым и Змеиным Королем. — Ну и тута Змеиный Король подымает голову из озера и говорит: «Кто меня зовет?» а святой ему: «Я зову». И так святой Патрик осерчал, что Змеиный Король не ушел со змеюками своими, когда им велено было, что прям затрясся от гнева — даже не сразу говорить дальше смог. «Ну и чего ты от меня хочешь?» — спрашивает его Змеиный Король. «Я хочу знать, почему ты не покинул ирландскую землю с остальными змеями», — говорит ему святой. «Ты велел змеям уйти, а я их король. И ты мне указа не делал!» — отвечает Змеиный Король — и сразу шасть и в воду нырнул, точно молния сверкнула. «Ну, вон оно как», — говорит святой Патрик и думает, чего дальше делать. А потом опять зовет: «Эй! Ты!» — «Чего тебе от меня снова надо?» — спрашивает Змеиный Король, высовываясь из озера. «Я хочу знать, почему ты не слушаешься моих приказов?» — спрашивает святой. А Змеиный Король глянул на него и смеется. И такой вид у него злющий, скажу я вам, потому что солнце уже зашло, а луна поднялась, и камень в его короне сверкает холодным светом, так что дрожь до костей продирает. И говорит Змеиный Король медленно, точно поверенный в суде, когда дело совсем плохо: «Я не послушался твоего приказа, потому что я тебе не подчиняюсь. Нет у тебя власти надо мной». — «Это как это?» — спрашивает святой Патрик. «Потому что тута мои владения, — говорит Змеиный Король. — И у меня тута исключительное право. Я, — говорит, — тута полный гувернартор и не пойду отсюдова, пока не будет на то моя личная воля», — и снова шнырь в озеро поглубже. «Ну и дела, — рассердился святой; поднимает крест повыше и кричит: — Эй! Ты! Поди сюда!» Змеиный Король опять из воды высунулся: «Чего тебе, святой? Чего ты от меня снова хочешь? Отстань от меня». — «Так ты уйдешь или нет?» — спрашивает святой Патрик. «Я тута король, и я никуда не уйду». — «Ну, тогда, — говорит святой, — я свергаю тебя!» Змеиный Король ему в ответ: «Ты не можешь сделать этого, покуда на мне корона». — «Тогда я сниму ее с тебя», — говорит святой Патрик. «Ты меня сперва поймай!» — говорит Змеиный Король и с этими словами ныряет снова в воду, только пузыри пошли по озеру. Ну, тута святой прям так и встал, смотрит на воду, а она вниз, вниз и исчезает, а гора трястись начинает, потому что огромный змей там внутри мечется и поглубже забирается в гниздо свое.

И вот стоит святой перед пересохшим озером на краю, и крест в руке. И зовет он Змеиного Короля. А потом идет вниз — и тама лежит энтот Король, свернувшись кольцами в основании озера, — и никто не знает, как он туда забрался, и святой не знал. А потом поднимает Змеиный Король голову — а короны-то на ней нет! «Где твоя корона?» — спрашивает его святой. «Спрятал», — говорит ему змей — и в глаза смотрит. «И где она лежит?» — спрашивает святой. «Корона моя в горе зарыта, и ни ты, ни подобные тебе еще тыщу лет не коснутся ее!» — сказал змей и снова глядит. «И где я найду ее, говори!» — осерчал святой. А Змеиный Король глядит на него с гадкой такой ухмылкой и отвечает: «Видел воду в озере?» — «Видел», — отвечает святой. «Как найдешь, куда вода утекла, найдешь и камень из моей короны, — и не успел святой слова сказать, змей дальше говорит: — а пока не сыщешь мою корону, я тута король, хоть ты меня и проклинаешь, и гонишь. И я т у та появлюсь, когда ты не ждешь, а пока буду присматривать за своей короной. Так что пошел я пока — моя тута воля». И больше слова не сказал — ни дурного ни доброго. Между камнями скользнул — и нет его! С той поры место то зовется Шлинанаэр, или Змеиный перевал. А теперь, сэр, коли мамаша Келлиган всю бочку не вылакала, хочу я еще капельку того пунша — тяжелая работа ляйгенды сказывать.

Хозяйка немедленно подлила ему пунша, а компания стала обсуждать предание. Одна из женщин заметила:

— Вот любопытно мне: и чего он сотворит, коли вернется?

Джерри ответил:

— Говорят, логово его тама, где блуждающее болото. Гора с озером поверх из всей земли — самое урожайное место было. Тока потом болото стало туда-сюда ходить, и тута не разживешься.

В разговор вступил суровый мужчина, которого звали Мак-Глоун — прежде он слушал молча, насупившись.

— А знает кто, когда болото блуждать пошло?

— Ну, точно-то никто не знает, говорят, как старый змей воду из озера увел в гору, так тута болото завелось, — глаза рассказчика сверкнули насмешливо, так что у меня закралась мысль, что сам он не много веры дает своей истории.

— Что до меня, — сказал Мак-Глоун, — я вот ни словечку твоему не верю.

— Да с чего бы не верить? — поинтересовалась одна из женщин. — Разве гору не зовут Ноккалтекрор, что значит Гора Потерянной Золотой Короны?

Другая добавила:

— Ха! Как это мистер Мак-Глоун верить во что станет! Он же протестант.

— Предпочитаю факты, — заявил Мак-Глоун. — Чтоб я поверил в эсторию, пусть расскажет ее почтенный старик. Черт меня дери! Я поверю тому, кто сам все видал и помнит, — он ткнул пальцем в сторону старого Мойнахана, морщинистого и седовласого, устроившегося в углу комнаты, рядом с очагом, и греющего у огня трясущиеся руки.

— И какую историю может рассказать нам мистер Мойнахан? — поинтересовался я. — Буду весьма обязан! Мне чрезвычайно хочется услышать все, что известно об этих горах.

Старик отхлебнул пунша, который заботливо подлила ему миссис Келлиган, словно побуждая и его повести долгий и осушающий рассказ, а потом заговорил:

— Вы уж простите — я-то не знаю ничего, окромя того, что слыхал от своего отца. Тока я часто слыхал, как он говорил, что ему говорили и что прежде сказывали, как при нашествии хранцузов, во времена гинерала Хумберта, когда все попытки провалились и вся надежда иссякла, английские саддаты рассчитывали на большие деньжищи, коли разыщут тута спрятанное сокровище. Потому что все знали: речь идет о богатстве огромном и они хотели расходы свои все покрыть, да еще в прибыли остаться, а потому платили тем, кто брался им помогать. Так-то они тута суетились. Да все напрасно, чума на их голову! Они на любые деньги лапы наложить готовы, дьявол их забери!

Старик снова отхлебнул пунша и с рассеянной улыбкой обвел взглядом собравшихся, всем видом давая понять, что ждет вопросов. Пожилая женщина проворчала:

— Эх, что за чудный рассказчик наш Бат! Каждое слово из него клещами тянуть надобно! Давай, Бат, не томи! Продолжай, расскажи нам сторию про деньги.

— Да что деньги… Значит, хотите послушать? Ну так я вам расскажу, только, мамаша Келлиган, плесни мне еще, раз уж джинтману антересно. Ну, один офицер отвечал у них за деньги, да ему помогали пять или шесть других саддатов. Был у них тяжеленный сундук с монетами — кованный железом, полный золота! Вот уж истинно сокровище! Большущий сундук — высотой с этот стол, полный золотых монет, да еще тама бумажные деньги лежали, один дьявол знает, скока тама денег было!

Он сделал паузу, наблюдая, как миссис Келлиган доливает пунш.

— Тока не слишком много воды, если ты меня любишь, Кетти, — заметил он. — Ты же знаешь мою слабость! Ну так вот. Говорят, поднять тот сундук было жутко тяжелым делом, а потом еще затащить его в лодку, а потом охрана и пара лошадей, а костров вечером развели стока, что все дымом затянуло по берегу. И оттудова поехали на юг от места, где загрузили сундук, на причале Киллала. Ну, как бы там ни было, говорят, ни про кого из тех саддатов больше не слыхано было. Проследили их до Арднари-ан-Лох-Конн, потом до озера Каслбар и Лох-Карра, потом через Лох-Маск до Лох-Корриб. Но через Гэлоуэй они не проходили, а за рекой тама следили день и ночь другие саддаты! И куда те подевались, одному господу известно! Но говорят, что они в беду угодили. Мол, взяли они сундук, и охрану, и лошадей в лодку, а когда местами ее тащить надобно до следующего озера, по земле волокли. Год выдался сухой, воды в Коррибе было едва по щиколотку, так что потонуть там не могли. Тока лодку-то нашли аж на Биаланабраке, но ни лошадей, ни людей и следа не было, как сокровище то ни рыскали. Так не доискались! Вот чего говорят, — добавил он с загадочным видом, снова прихлебывая пунш; казалось, история его подошла к финалу.

— Ну, старик, давай, не тяни! — приободрил его Мак-Глоун. — Энто же не вся эстория. Продолжай! Пунш потом прикончишь.

— Ну, да уж, чего там! Вы все хотите узнать конец эстории. А никто того не знает. Говорят, что как энту лодку бросили, так и пошли на запад, пока ночью не наткнулись на гору. И тама зарыли они сундук, а лошадей убили — а можа, ускакали на них. Как ни крути, никто их больше не видал, это точняк — как то, что вы тута живы. А деньжищи-то в горе остались! Вот и судите по ее названию: с чего бы еще прозвать ее Ноккалтор — гора Потерянного Золота? Тока если деньги в ней запрятаны.

— Все точняк, — пробормотала старуха с затейливо вырезанной трубкой. — И вправду — с чего? Тока есть люди, что никому и ни во что не верят, хоть ты им в глаза тыкай! — И она энергично выпустила изо рта облако дыма, словно этим жестом осудила возможный скептицизм, который, между прочим, никто из собравшихся не высказывал.

Повисла долгая пауза, ее нарушала только другая старуха, периодически издававшая не то ворчание, не то вздох, будто ей хотелось непременно заполнить повисшую в комнате тишину. Она была профессиональной плакальщицей и, очевидно, хорошо подходила для своего дела. Наконец, старый Мойнахан нарушил молчание:

— Ну, короче, странная штука с энтой горой — сплошные ляйгенды и эстории, и сплетен ходит немало про всяких тама змей и прочих гадов. Честно сказать, я и не знаю, все ли они поутихли. Но вот что любопытно, так это блуждающее болото, оно ж по сей день покоя не знает. Так что я бы не поклялся, что и змеюки все с горы ушли и сгинули!

Хор голосов отозвался:

— Верно говоришь!

— Да еще энта черная змеюка! — бросил кто-то.

— И еще с усищами! — добавил другой.

— Черт побери! Да тута снова нужен святой Патрик, чтобы приглядеть за всем! — воскликнул третий.

Я прошептал, обращаясь к своему вознице Энди:

— О чем это они толкуют?

— Эх, тока не говорите, что я вам рассказал, — ответил он едва слышно и почти не двигая губами. — Верняк энто про Черного Мердока.

— Кто такой этот Мердок? — поинтересовался я.

— Гомбин.

— Да что все это значит? Кто такой гомбин?

— Эх! — шепнул Энди. — Туташние люди лучшее меня о том знают. Вот их порасспросите.

— Что такое гомбин? — спросил я у всей компании.

— Гомбин? Ну-у-у… давайте я расскажу, — отозвался необычайно морщинистый старик, сидевший по другую сторону очага. — Это такой тип, что дает тебе ссуду в несколько шиллингов или несколько фунтов, когда ты совсем в беде, и потом уже нипочем тебя не оставит, пока не выдоит из тебя все, что ты имеешь: землю, пожитки, деньги до последнего гроша. Он бы и кровь забрал из тела, если бы знал, как и кому ее сбыть!

— А, понятно! Ростовщик.

— Можа, и ростовщик. Тока ростовщик живет в городе и над ним какой-никакой закон есть. А гомбин ни закона не знает, ни страха. Вот о таких Писание говорит: растирают они в порошок лица бедных. Черт побери!

— В таком случае этот Мердок — человек со средствами, богатый, надо полагать?

— Богат ли он? Точняк! Он бы, коли захотел, мог бы завтра бросить энто место и съехать в Гэлоуэй, а то и в Дублин, если бы тама ему лучшее понравилось. И тама бы давал ссуды большим людям — землевладельцам и прочим. Вот было бы лучшее, чем тута бедняков живьем глотать, одного за другим. Но тока он не может поехать! Не может!

Последние слова старик выкрикнул с мстительным блеском в глазах, и я обернулся к Энди за пояснениями:

— Не может уехать? Как это понять?

— Не спрашивайте меня! Вона Дан тута. Он ему денег не должен!

— Кто из них Дан?

— Старик, что только что говорил, Дан Мориарти. Он крепкий парень, деньги в банке лежат, земля своя, он не боится сказать про Мердока.

— Не мог бы мне кто-нибудь ответить: почему Мердок не может уехать отсюда? — спросил я громко.

— Я скажу, — кивнул Дан. — Потому что гора держит его.

— Да что это значит? Как гора может его держать?

— Она-то крепко ухватить и держать может! Кого одним, кого другим, но гора держит — хватка у нее что надо!

Тут в разговор вступил священник, прежде безмолвствовавший:

— Странное дело, но люди склонны облачать абстрактные идеи в конкретную форму. Нет сомнений, что с этой горой были связаны необычайные события, о которых ходят слухи: вот, например, блуждающее болото — никто не может объяснить его природу, так что приходится довольствоваться легендами. Судя по всему, легенда очень древняя, она упоминается в рукописи XII века. Ее надолго забыли, но около сотни лет назад во время французского вторжения в районе Киллала пропал сундук с деньгами, и это пробудило воображение местных жителей от Донегала до Корка. Они решили, что таинственное исчезновение сокровища связано с горой Потерянного Золота и там следует искать деньги. Хотя нет ни малейших оснований считать это достоверной историей, — с этими словами священник обвел собравшихся суровым взглядом. — Мне немного стыдно слышать подобную болтовню и то, что чепуху эту преподносят приезжему джентльмену, как будто это истина. Однако, сэр, не судите строго этих бедных людей, они хорошие и честные труженики — лучше вы во всей Ирландии не сыщете! А может, и во всем мире! Но, по правде говоря, болтают они слишком много.

Повисла неловкая пауза. Наконец, старый Мойнахан решился нарушить тишину:

— Ну, отец Петер, я-то ничего такого не болтал про святого Патрика и змей, сам-то ничего ни словечка, потому что я знаю ровно ничего про то про все. Но вот чего я знаю, так энто, что мой родной папаша мне сказывал, а он-то сам видал хранцузов своими глазами — и как они там суетились внизу, у самой горы. Луна вставала на западе, и гора бросала большую тень. Тама были два человека, две лошади и здоровенный сундук на повозке. Мой папаша видал энто сквозь заросли, да не высовывался. Груз был такой тяжеленный, что колеса тонули в глине, а люди-те тянули их наружу. И на другой день следы от тех колес-то видать было.

— Бартоломью Мойнахан, ты говоришь правду? — прервал его священник самым грозным тоном.

— Самую правду, отец Петер! Дьявол меня забери, коли я хоть слово лжи сказал.

— И как же так вышло, что прежде ты об этом не рассказывал?

— Да говорил я энто, отец Петер. Тута более одного сыщется, кто слыхал от меня про энту эсторию, тока я им по секрету! Чтобы не болтали.

Несколько голосов подтвердили его правоту. Собственно, это было большинство собравшихся, что придавало комический эффект понятию секрета. Затем все смущенно замолчали. Снова повисла пауза, и миссис Келлиган поспешила наполнить еще кувшин пунша и пошла взглянуть, у кого опустели чаши. Это вызвало оживление в компании, и она вскоре вернулась к разговору. Что до меня, я испытывал теперь странный дискомфорт, так как не мог рассудить обо всем услышанном с разумной точки зрения. Полагаю, у любого человека есть инстинкт, присущий и низшим существам: способность ощущать незримое присутствие.

Я огляделся исподтишка. Неподалеку от места, где я сидел, с задней стороны дома, находилось маленькое окошко в глубокой нише, почти скрытое от меня тенью священника, сидевшего ближе к огню. Я заметил человека, лицом прижавшегося снаружи к решетке, заменявшей стекло; темное, мрачное лицо, как мне показалось при том скверном ракурсе. Оно было развернуто ко мне в профиль, и ясно было, что человек прислушивался ко всему, что говорилось в комнате. Он не заметил, что я вижу его. А старый Мойнахан тем временем снова заговорил:

— Папаша мой залег за кустом, точно твой заяц. Люди-те туда-сюды зыркали — опасались, что их увидят, что ли. Затем они двинулись вверх по склону, а тута облако набежало на луну, так что папаша мой больше того и не видал. Но какое-то время опосля увидал тех же двоих подалее на юг, на горе, тама, где участок Джойса. Опосля они опять скрылись, тока он углядел их лошадей да повозку на прежнем месте — прям-таки в свете луны, как она из-за облака вышла. А опосля те двое вышли из тени, и сундук был на повозке, и шли они кругом горы на запад и тама снова исчезли с виду. Папаша мой переждал минуту-другую, чтобы верняк, а затем пошел следом по кругу, прячась со всех сил за скалами и кустами. И так добрался до входа на Шлинанаэр, и тама раз — и снова чужаки-те! Как есть — те же двое тащат сундук, да прям-таки гнутся, такой он тяжеленный. А лошади с повозкой не видны. А тута каменюка у папаши с-под ноги выскочил и на Змеиный перевал покатился, да шуму от него! Чисто в барабан вдарил! И те два человека с сундуком как обернутся! И как они папашу-то заметили, сундук оставили, и один за папашей побежал, а тот тоже припустил. А тута как раз еще одно темное облако на тучу нашло, тока папаша тама каждый фут горы знал, так что бежал в темноте. Он слыхал шаги позади, а опосля они стали слабже и слабже, но он все равно бежал, пока не добрался до своей хижины. И большее того он не видал ни тех людей, ни лошадей, ни сундук. Можа, они в воздухе створились, можа, как говорят, в гору ушли, но тока сгинули без следа — и с того дня ни слуху ни духу от них. И никто ничего не знает!

Все с облегчением вздохнули, когда старик закончил рассказ, а он в один глоток осушил чашу. Я оглянулся в сторону окошка, но мрачное лицо за ним уже исчезло.

А затем все заговорили разом. Все спешили прокомментировать историю, кто-то говорил на ирландском, кто-то на английском, однако их английский был таким странным, полным местных словечек и оборотов, что я едва мог разобрать смысл сказанного. В целом я понял, что гора делилась на два участка — один, западный, принадлежал гомбину, ростовщику Мердоку, а другой некоему Джойсу.

Посреди всеобщего гомона внезапно раздался стук копыт, потом возглас снаружи, а затем дверь открылась, и на пороге появился коренастый человек лет пятидесяти с решительным суровым лицом и добрыми глазами. Он совершенно промок и был явно взволнован. Одна рука его безжизненно свисала вдоль тела.

— А вот и один из них! — сказал отец Петер.