Неточные совпадения
Он умерил шаг, вдумываясь в ткань романа, в фабулу, в постановку характера Веры, в психологическую, еще пока закрытую задачу… в обстановку, в аксессуары; задумчиво
сел и положил руки с локтями на стол и на них голову. Потом поцарапал сухим пером по бумаге, лениво обмакнул его в чернила и еще ленивее написал в новую строку, после слов «
Глава I...
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе ночью, которую в последний раз проводил под родным кровом, — и
сел за письменный стол. — Хоть одну
главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека. Даль оденет их в лучи поэзии; я буду видеть одно чистое создание творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
Тот проектированный округ, о котором я говорил в XI
главе, будет называться Тарайкинским, и в него войдут все селения по Поронаю, в том числе и Сиска; пока же здесь
селят южан.
Вихров, принеся свою рукопись,
сел и начал читать. Прочитав первую
главу, он обратился к Клеопатре Петровне и спросил ее...
В шестой
главе он сгоняет муху, которая опять
садится на то же место.
В заключение этой
главы позвольте мне сказать собственно о моих личных отношениях к дяде и объяснить, каким образом я вдруг поставлен был глаз на глаз с Фомой Фомичом и нежданно-негаданно внезапно попал в круговорот самых важнейших происшествий из всех, случавшихся когда-нибудь в благословенном
селе Степанчикове. Таким образом, я намерен заключить мое предисловие и прямо перейти к рассказу.
Хотя в 1612 году великолепная церковь святого Сергия, высочайшая в России колокольня, две башни прекрасной готической архитектуры и много других зданий не существовали еще в Троицкой лавре, но высокие стены, восемь огромных башен, соборы: Троицкий, с позлащенною кровлею, и Успенский, с пятью
главами, четыре другие церкви, обширные монастырские строения, многолюдный посад, большие сады, тенистые рощи, светлые пруды, гористое живописное местоположение — все пленяло взоры путешественника, все
поселяло в душе его непреодолимое желание посвятить несколько часов уединенной молитве и поклониться смиренному гробу основателя этой святой и знаменитой обители.
Было ясное июньское воскресенье, когда Нехлюдов, напившись кофею и пробежав
главу «Maison Rustique», [Ферма,] с записной книжкой и пачкой ассигнаций в кармане своего легонького пальто, вышел из большого с колоннадами и террасами деревенского дома, в котором занимал внизу одну маленькую комнатку, и по неочищенным, заросшим дорожкам старого английского сада направился к
селу, расположенному по обеим сторонам большой дороги.
В числе ближайших соседей было в
селе Подбелевце семейство Мансуровых с почтенным стариком Михаилом Николаевичем во
главе.
Впереди всех ведут коня командира, гнедого жеребца Варвара; он выгибает шею, и играет, и бьет копытами; майор
садится на него только в крайних случаях, постоянно шагая во
главе батальона за своим Варваром ровным шагом настоящего пехотинца.
Солнце стояло в зените, посреди
села, точно огромный костёр, ярко горела красная церковь; от пяти её
глав во все стороны, как иглы ежа, раскинулись, ослепляя, белые лучи, золочёный крест колокольни таял в синем небе, потеряв свои очертания.
Вы не поймете нашего семейного, отеческого распорядка ни в избе, где отец —
глава, ни в целом
селе, где
глава общины — отец.
Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идет и к рулю он
садитсяИ быстро пускается в путь.
На этом они расстались. Глафира
села в свой экипаж и возвратилась в квартиру мужа, где застала описанный нами в последней
главе беспорядок: потоп, произведенный Висленевым.
Большая зала, блестящий паркет, старинные портреты по стенам, в углу мраморный бюст Толстого. Длинный стол. Во
главе его, на узкой стороне,
села Софья Андреевна, справа от нее, у длинной стороны, Лев Николаевич. Прислуживали лакеи в перчатках. Льву Николаевичу подавались отдельно вегетарианские кушанья.
Во
главе невидимых товарищей я одним махом вскочил на высоко взлетавшие качели. Галера
села на мель. С ножом в зубах я бросился к венецианской красавице.
Печально-торжественна, глубоко-потрясающа была картина, когда поднятые на руках гробы с жертвами убийцы выносили из дома и процессия со священниками во
главе потянулась к сельской церкви
села Зиновьева.
Все эти события, описанные нами в предыдущих
главах, проносились в уме ехавшего прямо с Кавказа в Грузино Михаила Андреевича Шумского и восставали в его памяти с особой рельефностью, когда это чудесное
село уже открылось перед ним.
Стрельцы мои называли меня своим атаманом: это имя льстило мне некоторое время, но, узнав, что есть имя выше этого, я хотел быть тем, чем выше не бывают на земле. Наслышась о золотых
главах московских церквей, о белокаменных палатах престольного города, я требовал, чтобы меня свезли туда, а когда мне в этом отказали, сказал: „Дайте мне вырасти; я заполоню Москву и
сяду в ней набольшим; тогда велю казнить всех вас!..” Так-то своевольная душа моя с ранних лет просилась на беды!
В четыре часа они
сели в карету и отправились в указанное Степаном
село. Там все уже готово было. Священник и свидетели со Степаном во
главе ждали в церкви.
Односельчане покойного с сельским старостой во
главе, который оказался его родным племянником, выхлопотали у начальства дозволение перевезти гроб с его останками в
село и похоронить на сельском кладбище. Могилу они выкопали перед кладбищем, почти около тракта, оградили ее решеткой и поставили громадный деревянный крест.
За несколько дней до описанных нами в предыдущих
главах происшествий в высоком доме, в
село Завидово приехал вернувшийся из отпуска Борис Иванович Сабиров.
Волынской дал знак согласия, и скоро принесена огромная тетрадь, прекрасным почерком написанная. Зуда
сел и начал читать вслух
главу из Махиавелева «Il principe», [«О государе» (ит.).] которого он, по назначению кабинет-министра, перевел для поднесения государыне. Но едва успел пробежать две-три страницы, прерываемый по временам замечаниями Волынского, присовокупляя к ним свои собственные или делая возражения, как вошел араб и доложил о прибытии Тредьяковского.
И
глава семейства быстро встал с кресла, на которое только что
сел.
Глава семейства торопливым, взволнованным шагом обошел комнаты и
сел на кресло.
В сквере около храма Христа Спасителя они
сели на гранитный парапет над площадью Пречистенских ворот. Внизу, за спиною, звеня и сверкая, пробегали красноглазые трамваи, вспыхивали синие трамвайные молнии, впереди же была снежная тишина и черные кусты, и тусклым золотом поблескивали от огней внизу
главы собора. Говорили хорошо и долго.