Серебряный след

Янина Дикаева

…Нельзя, наверное, так глубоко любить Отечество, как любят его чеченцы. Нельзя так сильно быть привязанным к близким и родным, как чеченцы, потому что от такой самоотверженной любви и преданности пожинаешь только страдания. В этом ли заключается смысл повествования автора этой замечательной книги? Нет! Так как пройдясь по следам пера автора – судьбам персонажей, перед читателем выстроится алмазной прочности формула величия любви! А ведь содержание книги далеко не вымысел.Исмаил Акаев

Пророчество Ахмада

I

Он вернулся, он вернулся домой, в дом, где еще жило ее тепло, ее ясный лик, ее шаги. Все это было в его доме, за исключением ее физического присутствия, которое он старался найти теперь в детях. Нужно было заново начинать жизнь, уже новую жизнь. Жизнь, в которой не было, и уже никогда не будет ее печального образа. Хайрулла не знал с чего ее начинать — эту жизнь, порой такую жестокую и несправедливую.

На следующий же вечер он пошел к мулле Ахмаду. В сумерки Хайрулла постучался в дверь богослова. Ахмад был рад его приходу. Они долго, как обычно тихим шепотом, вели свою беседу.

— Не зря у тебя на сердце волнение-то, Хайрулла! Беда к вам придет, большая беда.

— К нам? Не много ли их для меня одного? — усмехнулся Хайрулла.

— Не к тебе одному, а к народу целому, а я вот ее не увижу и слава Аллаху, что не увижу.

— Не понимаю тебя, Ахмад?!

— Да и я сам сейчас не совсем понимаю. Но беда будет большая. С последним зимним снегом обрушится она на всех вайнахов и надолго обрушится…

— Когда?

— Время покажет, время…

— Эххх время! Будь оно неладно это время! — Хайрулла сжимал кулаки…

Через несколько дней аул потрясла очередная новость — раскулачивание так называемых богачей, подозрение в помощи абрекам, скрывающимся в горах, и многое другое. Все было понятно — в район поступили доносы. Хамид рассказывал Хайрулле, что после его ареста власти частенько начали наведываться в аул по ложным и неложным доносам. А ведь сельчане даже и не знали, что преданный большевистскому строю Хайрулла, спас многих от грозненской мясорубки…

Заскочил взволнованный Малик.

— Дада! Дада!

— Что случилось?

— Дедушку Ахмада, муллу этого заберут, говорят, — тихо прошептал мальчишка.

— Когда?

— Сегодня. Мы не успели спрятать все. Вчера ночью с ребятами закопали Кораны, а другие сегодня спрятать не успели, — голос ребенка дрожал. Хайрулла пылал. Он вспомнил, как и раньше, после его предупреждений детвора, в том числе и его сын, помогали старику вместе с его внуками скрывать священные книги. Словно горящими углями осыпало всего внутри. Он не ожидал, что после смерти Муъминат какая-то новость сможет его так потрясти. Мужчина быстрым шагом вышел из дому. Везде шумели людские голоса, народ высыпал на улицу. Кто-то молча проклинал власть, кто-то бесшумно глотал слезы…

Среди собравшихся Хайрулла заметил статную фигуру всадника на сером коне в военном обмундировании. Это был известный в Шарое Арсанукай Хакуев — блестящий работник НКВД, который не дал в себе усомниться начальству ни на секунду ничем: ни случайным упоминанием Аллаха, ни намеренным сокрытием невиновного земляка. Его иконой была лишь власть Советов, которой он служил, служил, но не людской верой и не Божьей правдой. Холодный, расчетливый взгляд, красивый горский профиль и черные усы над крепко сжатыми, тонкими губами.

Арсанукая в Шарое знали все. Начальство редко доверяло чеченцам, но его преданность их ни разу не подвела. Арсанукай с Шароя! Так он представлял себя незнакомцам. А в самом Шарое многие его боялись, многие гордились, затуманенные советской идеологией они видели в нем безупречного героя — смелого и красивого. Но был единственный человек, который мог осадить крылатого коня его гордыни. И зная это, Арсанукай намеренно не пересекался с ним. Построить дружеские отношения у него не хватало благородства, которого было с лихвой в натуре Хайруллы. И как раз удачно подвернулся случай во дворе Мовлида, когда Хайрулла не сдержал свой гнев. И в этой печальной для него истории Арсанукай сыграл не последнюю роль.

Всадник приближался, а за ним шла сгорбившаяся фигура богослова Ахмада, тайно хранившего много лет у своего изголовья писание Творца. Старик шел по горной тропе, еле волоча ноги, с перекинутым за спину мешком, в котором лежали священные книги Аллаха. А молодой, бравый чеченец гарцевал на высоком коне, игриво перекидывая в руках поводья. Приблизившись к толпе людей, Арсанукай придержал коня. Устало вздохнув, остановился и Ахмад. Арсанукай, улыбаясь, окинул всех своим холодным взглядом, в котором на тот момент отсутствовало что-либо человеческое. Это был омерзительный взгляд шакала, который чувствуя отсутствие рядом волков, ощутил себя на мгновение повелителем гор…

— Ну что, Ахмад? Сегодня бы, наверное, хотел бы ты быть коммунистом, не правда ли? — рассмеялся Арсанукай. Но поздно уже, дядя! Надо было раньше меня слушать. Видишь, сколько ни читай у свечки этих книжек, сколько ни колдуй, а от власти не сокрылся. Вот и где спрашивается волшебство ваше религиозное? Правду ведь, говорю, Ахмад? — с издевкой в голосе продолжал свой разговор НКВД-шник. Хайрулла вскипал. Вот-вот и рука опустится к кинжалу, и эта гадкая голова в долю секунды слетит к ногам стоящих людей. Перед глазами Хайруллы уже вставала эта картина. Но взгляд мужчины встретился с глазами старика и шепот, слетевший с его трясущихся губ заглушил одновременно и смех Арсанукая и гнев Хайруллы.

— Не смей!!! — этих коротких два слова были направлены к Хайрулле, хотя он просто стоял, как и десятки людей, но Ахмад знал — на что способен Хайрулла….

— Чего ты там бормочешь? Отвечай по делу! — не унимался Арсанукай.

— Ответить говоришь, Арсанукай? Отвечу!!! Клянусь прочитанным мною священным Кораном, не хотел бы я сегодня быть коммунистом! И я беру этой клятве своей в свидетели десятки людей и эти горы, в подножье которых очень скоро найдут твое оскверненное тело! И тогда, Арсанукай, ты вспомнишь сегодняшний день и старца Ахмада, и твоя душа задаст тебе этот вопрос, который ты задал сейчас мне, но будет уже поздно. Вот мой ответ! — старик, тряся головой, окинул всех взглядом. Он говорил громко, и среди наступившей тишины шаройские горы тройным эхом повторили орлиный клекот непоколебимого старца. Арсанукай посерел. Железный атеизм не помог оставить без внимания проклятие старика.

— Пошел вон! — прикрикнул он и подтолкнул Ахмада, наклонившись с седла. Старик не упал. Он продолжил свой путь, не выпуская из рук мешок, в котором лежали последние откровения Всевышнего Аллаха. Люди долго стояли, пока эти две тени не исчезли за первым хребтом…

II

А время шло. Хайрулла был в замешательстве. Чем заняться? Как продолжить эту жизнь. Перед глазами постоянно стоял образ Муъминат, а в ушах звенел голос Ахмада: «Беда будет скоро… большая беда…»

Настала первая холодная, леденящая душу и сердце, зима, первая зима настоящего одиночества. Там за решеткой, когда она была жива он чувствовал ее тепло, ее жизнь, а сейчас он был действительно одинок. Не было той духовной опоры в ее лице. Было больно смотреть в горящие глазки Анаса и Асет. А старший Малик вечно пропадал то у дедушки, то у тети Написат. Все вокруг говорили, что мальчонка очень похож на отца. А Хайрулла как-то радостно не принимал этот факт.

— Дада! Это же хорошо, что я на тебя похож, я всегда хочу быть таким как ты, а ты и не рад, — обижался Малик.

— Будь во всем похожим на меня, но только умоляю тебя жизнь мою не повторяй! — говорил Хайрулла.

Зима отняла еще одного близкого человека для его детей. Не стало дедушки Магомед-Мирзы. Старик постоянно впадал в забытье, и Хайрулла так и не пошел к нему… даже был в какой-то мере и рад, что он все равно бы его не узнал — чувствовал перед ним некую вину за такой ранний уход из жизни его дочери Муъминат.

Не прошло и месяца как одним хмурым вечером Малик окликнул отца:

— Дада, к тебе пришли.

— Кто?

— Да вот он! — как-то холодно ответил сын и, недовольно кивнув в сторону гостя, вышел из дома. На пороге стоял Арсанукай Хакуев. Хайрулла был в недоумении. Он не мог понять, что могло привести этого человека в его дом.

А незваный гость ухмыльнулся, глядя вслед выбежавшему мальчишке:

— Негостеприимный что-то у тебя сынок?

— Главное, чтобы хозяин дома был гостеприимным! Заходи, Арсанукай, не стой на пороге.

Арсанукай зашел. Прежде чем он заговорил, перед глазами Хайруллы прошла целая вечность в ожидании. Он не мог и предположить зачем этот человек, который стоял по ту сторону жизненной баррикады пришел сейчас к нему, зачем он посетил его разрушенный маленький мир, в котором для него никогда не найдется места. Или может он хочет окончательно добить его и отпраздновать свою победу? Но ведь он, Хайрулла, проиграл! Проиграл… он больше не глава села, он отмотал срок, потерял спутницу жизни! Неужели и этого недостаточно. Я проиграл, но не духом… а здесь уж извини, Арсанукай, здесь и НКВД твое бессильно, и оружие, и вся власть Советов бессильна — рассуждал про себя Хайрулла. Первым тишину нарушил Арсанукай:

— Ты, наверное, удивлен моим визитом?

— Хм! Удивлен еще мягко сказано, — усмехнулся Хайрулла.

— Жизнь состоит из сюрпризов! Пора бы тебе привыкнуть, — пустил в ход иронию Арсанукай.

— Пора бы уже перейти к делу. Я знаю, что дружба уж точно тебя ко мне не привела, — начал нервничать Хайрулла.

— Спешка ни к чему, конечно, но что поделать раз вы не любите гостей, то быстрее изложу цель своего визита и уйду. А пришел я, Хайрулла, с деловым предложением, с очень, так сказать, для тебя выгодным предложением. В годы, когда ты умело руководил нашим селом о твоей честности, были наслышаны в высших кругах. Ты истинный патриот, любящий свою Родину и преданный нашей власти. После известных событий, ты теперь без дела, и я замолвил за тебя словечко, и народный комиссариат не желает, чтобы человек, верный их интересам остался без ничего, они ждут тебя и предлагают работу. А работы сейчас ой как много. Много нечисти в горах развелось, понимаешь ли. Ты ведь знаешь, о чем я. Даже при твоей ответственной работе она, эта нечисть, была. Много упущений у тебя, кстати, было. Эти сказочники, наподобие Ахмада. Как ты их оставил, не пойму до сих пор, — язвительно улыбался Арсанукай, испытывая последние капли терпения своего собеседника. Хайрулла поднял свое побагровевшее лицо.

— Так…! Так, хм… интересно?!

— На чем мы остановились? — Арсанукай спешно решил продолжить тему разговора, не провоцируя и дальше Хайруллу, — cвои люди в горах нам крайне необходимы сейчас. А ты из их числа. Так что, поздравляю тебя. Ты счастливчик! Удача не повернулась к тебе спиной! — Арсанукай встал. Вслед за ним встал и Хайрулла. Его гость торжествующе улыбался. Ехидный взгляд прожигал до костей.

— А если…

— А если откажешься, — прервал его Арсанукай. Если откажешься, припомню как покрывал Ахмада, как выбрасывал доносы. Думаешь, не знаю? Все я знаю, — прошипел он, вплотную приблизившись к Хайрулле. Хайрулла стоял молча. Незваный гость, хлопнув дверью, вышел из дому.

Хайрулла усмехнулся. У него не было другого выбора. Его берут и втыкают в ту гадкую кучу зла и лжи, которой он всегда опасался, которую он всегда обходил. Втыкают, чтобы сломать его до конца. Знают, как задеть за больное. А что остается теперь? Взять дать по мерзкой роже этого Арсанукая и отказаться. Пусть вершит над ним свой черный суд, все равно все когда-то предстанем перед тем Высшим Судом, когда судить будет уже не поганая власть Арсанукая, которой он продал свою душу, а Всевышний! Но Хайрулла не мог так поступить. Не мог, потому что один раз уже во дворе Мовлида Муртазова жестоко поплатился за свою несдержанность. Теперь за его спиной стояли малолетние дети, оставшиеся без матери. И для него единственной иконой, единственным маяком были они и их благополучие. Волей-неволей придется теперь врагом стать для родичей своих, благородство свое на кон положить, но еще не изучено ими до конца его свинцовое сердце, через которое уже никогда не пройдут их пули мерзости и несправедливости. — И все равно ты не победил меня! А ведь это действительно удача! Я могу еще спасать людей, добравшись в НКВД. Это действительно удача! — шептал про себя Хайрулла…

— Ты о чем говоришь, дада? — прервал его монолог Малик.

— Да, ничего, сынок! Работенка подвернулась. И вообще, не унывай, Малик! Все равно удача на стороне добра. Все у нас будет хорошо! Вот увидишь, — радостно потрепал он по плечу сына. А Малик, приятно удивленный сменой настроения отца, тепло улыбался.

III

Весть, что Хайрулла официально встал в ряды НКВД, быстро разлетелась по аулу. Многие не верили. Многие просто не хотели верить, не хотели признать, что теперь Хайрулла, горячо любивший свой род и аул может в одночасье стать для них грозой, какой был уже много лет Арсанукай Хакуев.

— Никогда нас не предаст Хайрулла! Никогда не предаст! Не верю в это! Он сумеет из любой грязи чистым выйти. Это человек чести, — горячо доказывал сельчанам Карим. И многие с ним соглашались.

Настали первые дни новой работы. Власти усилили поимку бандитов в горах. Шаройские окрестности должен был контролировать Хайрулла. День клонился к закату. Хайрулла на коне прочесывал лес. В душе молил Бога, чтобы никого не встретил. — Я собаку не смогу предать, не то что человека! О Аллах, прошу тебя не ставь меня в такие условия, чтобы пришлось указывать на чей-то след — молил в душе Хайрулла…

Выйдя из леса, он ехал по горной дороге, как конь заржал, услышав человеческие голоса. Неприятный холод обуял всадника. Негромкие голоса доносились из подножья горы. Хайрулла понял, что в старой пещере кто-то есть. Он направил туда коня. Оставив вороного, он пешим ходом добрался до входа, откуда виднелся приглушенный свет. Хайрулла, осторожно ступая, вошел.

Пещера, видимо, не первый день служила местом постоянного обитания абреков. Стены были украшены коврами, повсюду висело дорогое оружие. На полу, по-турецки скрестив ноги, сидело трое мужчин. Они были все чем-то внешне похожи. Аскетические лица со впалыми щеками, обрамленные черными бородами и строгий взгляд по-волчьи нахмуренных глаз выдавали, что они все трое преследуют одну цель. Посередине стоял котел, из которого тонкой струйкой поднимался пар, а вместе с ним и вкусный запах свежесваренного мяса. Визит Хайруллы их нисколько не удивил. Ни один мускул не дрогнул на их лице, хотя они прекрасно знали, что перед ними стоит вооруженный НКВДшник. Со стороны можно было подумать, что эта встреча была заранее запланирована.

— Ассаламу Алейкум! — первым нарушил тишину Хайрулла.

— Ва алейкум салам, незваный гость! — ответил один из них.

— Рад, наверное? Хорошую информацию нашел, начальство по головке погладит. А вот дойдешь ли ты до него? А? — съязвил второй. А третий абрек, доставая из нагрудного кармана маленькие ножницы произнес, усмехаясь:

— Проходи. Не стой у порога…

Хайрулла был в недоумении, и сурово упредил:

— В роду Хайруллы из Шароя никогда не было предателей! И если вы хотите оставить меня в живых, попросил бы не трогать мои усы, если с этой целью ты достаешь ножницы. Я не терплю унижения, и никогда не ставил жизнь выше своей чести. И надеюсь, что я стою сейчас перед людьми, для которых это слово также бесценно, как и для меня. Да, мы люди разных интересов. И сейчас вас больше, вы вооружены, но прежде всего по горским адатам, если вы их чтите, то я ваш гость! Гость или пленник решать вам и вашему благородству?! — воскликнул Хайрулла, горделиво поправляя свои усы.

Абреки посмотрели друг на друга. Один из них убрал ножницы обратно в карман.

— Это значит ты, этот Хайрулла. Наслышаны о твоем мужестве, и, видимо, не пусты эти разговоры.

— Проходи! Расслабься. Покушай с нами. Къонаха (чеч. настоящий мужчина) он остается им в любых условиях. Мы действительно наслышаны о тебе.

— Мне бы намаз сделать?! — тихо произнес Хайрулла. Один абрек быстро вскочил и подал ему четки и молельный коврик. Хайрулла совершил намаз, покушал вместе с абреками. Они поинтересовались его жизнью, семьей, затрагивая болезненные струны его сердца. Сглотнув какой-то непонятный ком обиды, Хайрулла ответил:

— Умерла у меня жена, троих детей оставила. Старшему сыну около пятнадцати, есть близнецы мальчик и девочка пятилетние. Засиделся я с вами. А это опасно и для меня, и для вас. Не дай Аллах коня моего обнаружат или следы. Пожалуй, пойду я. А вы берегите себя… и запомните раз и навсегда Хайрулла не предает! Мужчины встали. Каждый из них крепко пожал ему руку. А один из абреков при выходе тихо окликнул его.

— Хайрулла! Он оглянулся.

— Женись обязательно, Хайрулла, слышишь? У тебя должно быть много сыновей…

Хайрулла спешно покинул стан абреков. Возвращаясь обратно к лесу, он встретил группу конвоиров, по речи понял, что русские.

— В старой пещере смотрел? — спросил один из них, еле удерживая, рвущегося вперед коня.

— Да, смотрел. Там никого. Я лес не успел прочесать. Там выстрел был слышен, конь мой еще напугался, — искусно соврал Хайрулла.

— К лесу!!! — скомандовал его собеседник. И солдаты с шумом ускакали.

С сердца отлегло. Тревога отпустила Хайруллу. И он направился к дому. Издали заметил в окне снующую Написат. Семья радостно его встретила. Один Анас сидел в углу, насупившись.

— С этим что случилось? Побил что ли кто? — спросил Хайрулла, кивнув в сторону мальчика.

— На меня обижен. Хочу завтра вместе с Асет на базар в Шатой съездить, кое-что прикупить им, совсем обносились. А Анаса решили дома оставить. С двумя детьми сложно мне будет, да и сорванец он. Вот и дуется на нас, — ответила Написат.

— Да зачем тебе этот Шатой. Поедешь со мной на работу, вместе будем делами заниматься. Не мужское это дело — с бабами по базару ходить, — сказал Хайрулла.

Анас не верил своим ушам. Озорной блеск в серых глазах пацана, наверное, осветил бы и безлунную зимнюю ночь.

Следующим утром Хайрулла, посадив за спину сына, поскакал в сторону старой пещеры. Ему было интересно знать как поступили абреки, и смог ли он внушить им доверие. Мужчина был разочарован, когда увидел, что вход в их темную обитель был завален старым бревном.

— Не нас ищешь? — негромко кашлянул кто-то за спиной. Хайрулла узнал абрека.

— Да вот…

— Проверить пришел, как доверяем? А мы доверяем. До ночи прождали. Не пришел никто. Поняли, что слова на ветер не бросаешь, но ради твоего же блага решили уйти. Боком бы тебе благородство вылезло, если бы они после тебя заново начали проверять, — пояснил абрек.

— Сынок? — спросил он, погладив русые кудри Анаса.

— Да вот оставить не с кем. Тетя на базар поехала, а этот со мной шляется, — ответил, улыбнувшись, Хайрулла.

— Давай к нам его. Присмотрим. Потом придешь, вечером к водопаду, заберешь. — предложил абрек.

— К вам? — растерялся Хайрулла и посмотрел на сына.

— Ну пусти, дада, пожалуйста, — вертел серыми глазенками Анас.

— Вот видишь къонаха ничего не боится. Прыгай! — скомандовал абрек и Анас в мгновенье очутился в руках нового приятеля отца. С тех пор малыш становился частым гостем в станах абреков. Чем бы это могло обернуться для НКВДшника знает один лишь Всевышний, но удача всегда шла с ним под руку…

Наступила еще одна весна. Еще одна надежда вместе с первыми ручьями побежала по горным тропинкам и осторожным теплом разлилась в сердце Хайруллы.

Ранним утром он гнал коня. Нужно было успеть в город. Вызывало руководство. Издали в подножье горы он заметил неподвижный черный силуэт. Было ясно, что это человек. Хайрулла сильнее погнал коня. Вороной заржал и встал на дыбы, почуяв запах смерти. Всадник слез с коня и подошел к лежащему. Труп был оголен до пояса, и было заметно, что тело истязали. Хайрулла присел рядом и осторожно повернул голову. Мужчина отпрянул. Черная полоска усов над полуоткрытым окровавленным ртом, красивый овал лица и устремленный в вечность, навсегда похолодевший взгляд раскрытых глаз — перед ним лежал труп Арсанукая Хакуева…

Не прошло и года, как проклятие и пророчество старца Ахмада, жестоким возмездием настигло Арсанукая. В ушах Хайруллы снова звенело эхо шаройских гор, повторявших громкие слова старца. Ему стало не по себе. Но это была справедливость. Это было возмездие. Хайрулла встал. Не закрыл глаза, не накрыл его голое тело. Не поднялась рука от ужаса так скоро свершившейся кары.

— Слишком сильно ты разгневал Аллаха, Арсанукай. И он тебе судья в обоих мирах, — прошептал Хайрулла и вскочив на коня, ускакал, решив никому не рассказывать о случившемся, пока не узнают другие. Но весть о смерти смелого горца быстро разнеслась по аулу. Сказать, что Шарой скорбел по Арсанукаю, ничего не сказать! Большинство плюнуло в его сторону… — вернее будет сказано.

Можно сказать еще, что горцы были потрясены этой новостью. Кто посмел, кто поднял руку на бравого НКВДшника, верно служившего власти? Из уст в уста переходила трагическая новость о его страшной гибели. Было ясно одно — он стал жертвой бандитов. По Шарою ходили слухи, что абреки отомстили ему за жестокую смерть старца Ахмада. Но это все были догадки сельчан, которые с каждым часом обрастали все новыми подробностями. Слухи слухами, но проклятие Ахмада и гнев Аллаха настигли Арсанукая. Везде раздавался плач. Одни плакали действительно от жалости, другие от страха, третьи, пытаясь показать свою любовь к власти.

Малик сорвался из кучки ребятни и со всех ног бежал к дому. Мальчишка надеялся, что отец приедет раньше времени домой. Ему страшно не терпелось посмотреть ему в глаза и обрадоваться вместе с ним. Сердце мальчика радостно билось в груди. Случившееся с Ахмадом было второй великой трагедией для Малика после смерти матери. И такое скорое наказание не могло его оставить равнодушным. Издалека он заметил стройную женскую фигурку. Путаясь от ветра в длинном платье, она быстро шла ему навстречу. Малик узнал в ней свою сноху. Это была Айшат — жена его двоюродного брата Адама. Ее вместе с сестрой мать воспитывала одна. А старший дядя Ахмад, тот самый богослов заменил им отца. Девушки ни в чем не нуждались, потому что дядя не давал им почувствовать этой нужды. И поэтому для Айшат такая расправа над родным братом ее отца было страшным потрясением. И трагическая новость о смерти Арсанукая стала для нее величайшей радостью. Она молча обняла Малика. Девушка знала какие чувства испытывает и братишка ее мужа, ведь не раз видела, как он ночами помогал дяде, закапывая Кораны, спасая их от грязных рук власти. Они стояли посреди улицы, торжествуя в минуту всеобщего горя…