Неточные совпадения
Герой наш
отвечал всем и каждому и чувствовал какую-то ловкость необыкновенную: раскланивался направо и налево, по обыкновению своему несколько набок, но совершенно свободно, так что очаровал всех.
Все, что ни было, обратилось к нему навстречу, кто с картами в руках, кто на самом интересном пункте разговора произнесши: «а нижний земский суд
отвечает на это…», но что такое
отвечает земский суд, уж это он бросил в сторону и спешил с приветствием к нашему
герою.
Вот если вы не согласитесь с этим последним тезисом и
ответите: «Не так» или «не всегда так», то я, пожалуй, и ободрюсь духом насчет значения
героя моего Алексея Федоровича. Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи — все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…
— Да-с, вступаю в законный брак, —
ответил он застенчиво. Я удивлялся героической отваге женщины, решающейся идти за этого доброго, но уж чересчур некрасивого человека. Но когда, через две-три недели, я увидел у него в доме девочку лет восьмнадцати, не то чтоб красивую, но смазливенькую и с живыми глазками, тогда я стал смотреть на него как на
героя.
Все старшие служащие носили имена
героев и государственных людей: Скобелев, Гурко, Радецкий, Александр Македонский и так далее. Они
отвечали только на эти прозвища, а их собственные имена были забыты. Так и в книгах жалованье писалось...
Он не
герой, широкой известностью не пользуется, но когда он входит в общество людей, преданных важному и опасному делу, то на вопрос не знающих его знающие
отвечают: «Это — NN… человек умный, на него можно положиться»…
На мои робкие вопросы — ожил ли
герой и что сталось с его возлюбленной в то время, когда он влачил жалкое существование со шпагой в груди, — брат
отвечал с суровой важностью...
И вот, если бы спросили у нас разъяснения, — не насчет нигилистических оттенков события, а просто лишь насчет того, в какой степени удовлетворяет назначенная свадьба действительным желаниям князя, в чем именно состоят в настоящую минуту эти желания, как именно определить состояние духа нашего
героя в настоящий момент, и пр., и пр. в этом же роде, — то мы, признаемся, были бы в большом затруднении
ответить.
Когда инженер ушел, молодые люди, оставшись вдвоем, заметно конфузились друг друга.
Герой мой и прежде еще замечал, что Юлия была благосклонна к нему, но как и чем было ей
отвечать на то — не ведал.
— Приеду, извольте, —
отвечал Неведомов, и, наконец, они распрощались и разошлись по своим комнатам. Двадцатипятилетний
герой мой заснул на этот раз таким же блаженным сном, как засылал некогда, устраивая детский театр свой: воздух искусств, веющий около человека, успокоителен и освежающ!
Возвратившись из театра в свой неприглядный номер,
герой мой предался самым грустным мыслям; между ним и Мари было условлено, что он первоначально спросит ее письмом, когда ему можно будет приехать в Петербург, и она ему
ответит, и что еще
ответит… так что в этой переписке, по крайней мере, с месяц пройдет; но чем же занять себя в это время?
Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его, и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о временах, когда этот
герой, достойный древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», и наши русские, неспособные к фразерству,
отвечали: «умрем! ура!» — только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.
Риск и соблазнительная темнота сеней еще прибавили нашему
герою смелости, и он
отвечал...
Андрей Филиппович
ответил господину Голядкину таким взглядом, что если б
герой наш не был уже убит вполне, совершенно, то был бы непременно убит в другой раз, — если б это было только возможно.
— Немного покашливаю, —
отвечал еще слаще
герой наш.
«Знаю, друг мой, все знаю, —
отвечал слабым, тоскливым голосом изнуренный
герой наш, — это официальное…» В пакете действительно было предписание господину Голядкину, за подписью Андрея Филипповича, сдать находившиеся у него на руках дела Ивану Семеновичу.
— Это речь врагов моих, —
ответил он, наконец, благоразумно сдерживая себя, трепещущим голосом. В то же самое время
герой наш с беспокойством оглянулся на дверь. Дело в том, что господин Голядкин-младший был, по-видимому, в превосходном расположении духа и в готовности пуститься на разные шуточки, не позволительные в общественном месте и, вообще говоря, не допускаемые законами света, и преимущественно в обществе высокого тона.
— Одно только могу сказать я вам, Яков Петрович, — хладнокровно и с достоинством
отвечал наш
герой, — врагом вашим я никогда не бывал.
Генерал ничего не
отвечал, а сильно позвонил за снурок колокольчика.
Герой наш еще ступил шаг вперед.
— С своей стороны, Яков Петрович, — с одушевлением
отвечал наш
герой, — с своей стороны, презирая окольным путем и говоря смело и откровенно, говоря языком прямым, благородным и поставив все дело на благородную доску, скажу вам, могу открыто и благородно утверждать, Яков Петрович, что я чист совершенно и что, сами вы знаете, Яков Петрович, обоюдное заблуждение, — все может быть, — суд света, мнение раболепной толпы…
Не помню, в какой именно из шекспировских комедий
герой пьесы задает себе вопрос: что такое невинность? — и весьма резонно
отвечает: невинность есть пустая бутылка, которую можно наполнить каким угодно содержанием.
На эти слова
герой мой ничего не
отвечал, но снова встал перед хозяйкой на колени, первоначально расцеловал ее руку и потом вдруг совершенно неожиданно обхватил ее за талию и обхватил весьма дерзко и совершенно неприлично, Варвара Александровна вся вспыхнула и хотела было вырваться; но Хозаров держал крепко, гнев овладел молодою женщиною: с несвойственною ей силою, она вырвала свою руку и ударила дерзкого безумца по щеке.
Последние слова
герой мой произнес, уже стоя перед Варварой Александровной на коленях. Мамилова несколько минут ничего не
отвечала и не отнимала своей руки, которую Хозаров взял и целовал.
— Знаю, как написать, —
отвечал Хозаров и, расставшись с хозяйкою, тотчас же принялся сочинять послание, на изложение которого
героем моим был употреблен добросовестный труд. Три листа почтовой бумаги были перемараны, и, наконец, уже четвертый, розовый и надушенный, удостоился остаться беловым. Письмо было написано с большим чувством и прекрасным языком.
Герой мой не нашел, что
отвечать на этот вопрос. Говоря о препятствии, он имел в виду весьма существенное препятствие, а именно: решительное отсутствие в кармане презренного металла, столь необходимого для всех романических предприятий; но, не желая покуда открыть этого Варваре Александровне, свернул на какое-то раскаяние, которого, как и сам он был убежден, не могла бы чувствовать ни одна в мире женщина, удостоившаяся счастья сделаться его женою.
Вера. Подожди, мама!.. На пути нашем к счастью сказала я, неодолимые препятствия… Я всё уничтожу или умру,
ответил подлец… то есть —
герой, мама. Мы говорили долго, красиво, и оба плакали от восторга друг перед другом, две чистые, две пылкие души.
— Однако теперь они какие деньги-то гребут! Ай-ай-ай… страшно вымолвить… Мне племянник студент летом рассказывал. Рубль за строку, говорит. Как новая строка — рубль. Например: «В комнату вошел граф» — рубль. Или просто с новой строки «да» — и рубль. По полтиннику за букву. Или даже еще больше. Скажем,
героя романа спрашивают: «Кто отец этого прелестного ребенка?» А он коротко
отвечает с гордостью «Я» — И пожалуйте: рубль в кармане.
Но кончим этот скучный эпизод
И обратимся к нашему
герою.
До этих пор он не имел забот
Житейских и невинною душою
Искал страстей, как пищи. Длинный год
Провел он средь тетрадей, книг, историй,
Грамматик, географий и теорий
Всех философий мира. Пять систем
Имел маркиз, а на вопрос: зачем?
Он
отвечал вам гордо и свободно:
«Monsieur, c'est mon affaire» — так мне угодно!
— Ну, слышь ты теперь, —
отвечал наш
герой, приподымаясь с постели, собрав последние силы, и вконец озлясь на сочувствователей, — шут кто? Ты шут, пес шут, шутовской человек, а шутки делать по твоему, сударь, приказу не буду; слышь, мальчишка, не твой, сударь, слуга!
— Непременно… и даже сегодня… Мой долг — быть там! — немножко рисуясь,
ответил барон, внутренно весьма довольный собою по двум причинам: во-первых, что успел отчасти заявить свою будущую неустрашимость, а во-вторых, тем, что возбудил участие и даже опасение за свою личность такой прелестной особы. В эту минуту он почувствовал себя, в некотором роде,
героем.
— Его зовут Иван Павлович, —
отвечала покраснев, но с задором в голосе хозяйка [Имена
героя и героини я ставлю не настоящие и фамилии их не обозначаю. От этого изображение эпохи и нравов, надеюсь, ничего не теряет. (Прим. Лескова.).].
— При чем тут беспокойство… Мы обязаны это сделать… Она мать наших двух товарищей по оружию, умерших смертью
героев на честном поле брани… — по обыкновению, с присущим ему пафосом,
отвечал Кудрин.
Тот с гневом, разумеется мысленно,
отвечает: «Возвращусь с щитом или на нем!» В резерве огромная датская собака тащит за собою человек пять
героев, пылающих огнем мужества.
Также не
ответит на муку
героев Достоевского.
— Да, но там все кончено, мы расстались на полуслове, на полупризнании, между нами не осталось даже ни малейшей нравственной связи. Я, видимо,
герой не ее романа! — с горечью
ответил Антон Михайлович.
— Увы, времена
героев навсегда миновали, —
отвечал Щегловский, — поэзия медленно умирает, как сломленный бурею роскошный цветок, вера в людях поколеблена, материализм торжествует всюду.
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам
герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, — что он не мог
отвечать ему.
— Правды! — резко
ответил мой спутник. — Лучше одного живого негодяя мне покажите, нежели сотню выдуманных
героев.