Неточные совпадения
— Я нахожу, что ты прав отчасти. Разногласие наше заключается
в том, что ты ставишь
двигателем личный интерес, а я полагаю, что интерес общего блага должен быть у всякого человека, стоящего на известной степени образования. Может быть, ты и прав, что желательнее была бы заинтересованная материально деятельность. Вообще ты натура слишком ргіmesautière, [импульсивная,] как говорят Французы; ты хочешь страстной, энергической деятельности или ничего.
Дружба, как бы она ни была сильна, едва ли удержит кого-нибудь от путешествия. Только любовникам позволительно плакать и рваться от тоски, прощаясь, потому что там другие
двигатели: кровь и нервы; оттого и боль
в разлуке. Дружба вьет гнездо не
в нервах, не
в крови, а
в голове,
в сознании.
Везде рогатки, машинки для поверки совестей, как сказано выше: вот какие
двигатели поддерживают добродетель
в обществе, а кассы
в банках и купеческих конторах делаются частенько добычей воров.
Во-вторых, люди эти
в этих заведениях подвергались всякого рода ненужным унижениям — цепям, бритым головам, позорной одежде, т. е. лишались главного
двигателя доброй жизни слабых людей — зaботы о мнении людском, стыда, сознания человеческого достоинства.
Одни люди
в большинстве случаев пользуются своими мыслями, как умственной игрой, обращаются с своим разумом, как с маховым колесом, с которого снят передаточный ремень, а
в поступках своих подчиняются чужим мыслям — обычаю, преданию, закону; другие же, считая свои мысли главными
двигателями всей своей деятельности, почти всегда прислушиваются к требованиям своего разума и подчиняются ему, только изредка, и то после критической оценки, следуя тому, что решено другими.
Дело
в том, что во всех предприятиях рассчитываются прежде всего экономические
двигатели и та система форм,
в какую отлилась жизнь.
— И заметил ты, Смуров, что
в средине зимы, если градусов пятнадцать или даже восемнадцать, то кажется не так холодно, как например теперь,
в начале зимы, когда вдруг нечаянно ударит мороз, как теперь,
в двенадцать градусов, да еще когда снегу мало. Это значит, люди еще не привыкли. У людей все привычка, во всем, даже
в государственных и
в политических отношениях. Привычка — главный
двигатель. Какой смешной, однако, мужик.
Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они
в ней — теин
в чаю, букет
в благородном вине; от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это
двигатели двигателей, это соль соли земли.
Отвращение к тому, что называется «буржуазностью», не только
в социальном, но и
в духовном смысле, всегда было моим
двигателем.
Я вижу два первых
двигателя в своей внутренней жизни: искание смысла и искание вечности.
— Позвольте мне кончить, господа… Дело не
в названии, а
в сущности дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному
двигателю… Гений заключается только
в том, чтобы воспользоваться уже готовою силой, а поэтому я предлагаю тост за…
Лавров утверждал антропологизм
в философии и основным
двигателем исторического процесса признавал критически мыслящие личности.
Прочтите речь Наполеона на выставке. Отсюда так и хочется взять его за шиворот. Но что же французы? Где же умы и люди, закаленные на пользу человечества
в переворотах общественных? — Тут что-то кроется. Явится новое, неожиданное самим
двигателям.
В этой одной вере можно найти некоторое успокоение при беспрестанном недоумении. Приезжайте сюда и будем толковать, — а писать нет возможности.
Смешная. Ну что я мог ей сказать? Она была у меня только вчера и не хуже меня знает, что наш ближайший сексуальный день послезавтра. Это просто все то же самое ее «опережение мысли» — как бывает (иногда вредное) опережение подачи искры
в двигателе.
Корпус «Интеграла» почти готов: изящный удлиненный эллипсоид из нашего стекла — вечного, как золото, гибкого, как сталь. Я видел: изнутри крепили к стеклянному телу поперечные ребра — шпангоуты, продольные — стрингера;
в корме ставили фундамент для гигантского ракетного
двигателя. Каждые 3 секунды могучий хвост «Интеграла» будет низвергать пламя и газы
в мировое пространство — и будет нестись, нестись — огненный Тамерлан счастья…
Эллинг. Голубовато-ледяной, посверкивал, искрился «Интеграл».
В машинном гудела динамо — ласково, одно и то же какое-то слово повторяя без конца — как будто мое знакомое слово. Я нагнулся, погладил длинную холодную трубу
двигателя. Милая… какая — какая милая. Завтра ты — оживешь, завтра — первый раз
в жизни содрогнешься от огненных жгучих брызг
в твоем чреве…
Когда я вошел на «Интеграл» — все уже были
в сборе, все на местах, все соты гигантского, стеклянного улья были полны. Сквозь стекло палуб — крошечные муравьиные люди внизу — возле телеграфов, динамо, трансформаторов, альтиметров, вентилей, стрелок,
двигателей, помп, труб.
В кают-компании — какие-то над таблицами и инструментами — вероятно, командированные Научным Бюро. И возле них — Второй Строитель с двумя своими помощниками.
Там,
в странном коридоре с дрожащим пунктиром тусклых лампочек… или нет, нет — не там: позже, когда мы уже были с нею
в каком-то затерянном уголке на дворе Древнего Дома, — она сказала: «послезавтра». Это «послезавтра» — сегодня, и все — на крыльях, день — летит, и наш «Интеграл» уже крылатый: на нем кончили установку ракетного
двигателя и сегодня пробовали его вхолостую. Какие великолепные, могучие залпы, и для меня каждый из них — салют
в честь той, единственной,
в честь сегодня.
В провинции лица умеют точно так же хорошо лгать, как и
в столицах, и если бы кто посмотрел
в нашу сторону, то никак не догадался бы, что
в эту минуту разыгрывалась здесь одна из печальнейших драм,
в которой действующими лицами являлись оскорбленная гордость и жгучее чувство любви, незаконно попранное, два главные
двигателя всех действий человеческих.
Но есть, mon cher, другой разряд людей, гораздо уже повыше; это… как бы назвать… забелка человечества: если не гении, то все-таки люди, отмеченные каким-нибудь особенным талантом, люди, которым, наконец, предназначено быть
двигателями общества, а не сносливыми трутнями; и что я вас отношу к этому именно разряду,
в том вы сами виноваты, потому что вы далеко уж выдвинулись из вашей среды: вы не школьный теперь смотритель, а литератор, следовательно, человек, вызванный на очень серьезное и широкое поприще.
У него было одно из тех самолюбий, которое до такой степени слилось с жизнью и которое чаще всего развивается
в одних мужских и особенно военных кружках, что он не понимал другого выбора, как первенствовать или уничтожаться, и что самолюбие было
двигателем даже его внутренних побуждений: он сам с собой любил первенствовать над людьми, с которыми себя сравнивал.
— Обращено это чувство к отечеству, к общественной пользе, к отдельной личности — оно далеко оставляет за собой все, что обыкновенно служит
двигателем в нашей жизни.
Бал же предполагался такой блистательный, непомерный; рассказывали чудеса; ходили слухи о заезжих князьях с лорнетами, о десяти распорядителях, всё молодых кавалерах, с бантами на левом плече; о петербургских каких-то
двигателях; о том, что Кармазинов, для приумножения сбору, согласился прочесть «Merci»
в костюме гувернантки нашей губернии; о том, что будет «кадриль литературы», тоже вся
в костюмах, и каждый костюм будет изображать собою какое-нибудь направление.
Старуха на это отрицательно и сердито покачала головой. Что было прежде, когда сия странная девица не имела еще столь больших усов и ходила не
в мужицких сапогах с подковами, неизвестно, но теперь она жила под влиянием лишь трех нравственных
двигателей: во-первых, благоговения перед мощами и обоготворения их; во-вторых, чувства дворянки, никогда
в ней не умолкавшего, и, наконец, неудержимой наклонности шлендать всюду, куда только у нее доставало силы добраться.
Но пришло время для дикаря, когда, с одной стороны, он, хотя и смутно, но понял значение общественной жизни, значение главного
двигателя ее, общественного одобрения или осуждения — славы; с другой стороны, когда страдания его личной жизни стали так велики, что он не мог уже продолжать верить
в истинность своего прежнего понимания жизни, и он принял учение общественное, государственное и подчинился ему.
Человек божеского жизнепонимания признает жизнь уже не
в своей личности и не
в совокупности личностей (
в семье, роде, народе, отечестве или государстве), а
в источнике вечной, неумирающей жизни —
в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим личным, и семейным, и общественным благом.
Двигатель его жизни есть любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной началу всего — богу.
Дикарь признает жизнь только
в себе,
в своих личных желаниях. Благо его жизни сосредоточено
в нем одном. Высшее благо для него есть наиполнейшее удовлетворение его похоти.
Двигатель его жизни есть личное наслаждение. Религия его состоит
в умилостивлении божества к своей личности и
в поклонении воображаемым личностям богов, живущим только для личных целей.
Не раз указывал я, что путей сообщения у нас, можно сказать, не существует, что судоходство наше представляет зрелище
в высшей степени прискорбное для сердца всякого истинного патриота, что
в торговле главным
двигателем является не благородная и вполне согласная с предписаниями политико-экономической науки потребность быть посредником между потребителем и производителем, а гнусное желание наживы, что земледелие, этот главный источник благосостояния стран, именующих себя земледельческими, не радует земледельца, а землевладельцу даже приносит чувствительное огорчение.
Когда к вороту станут человек шестьдесят, сила давления получается страшная, причем сплошь и рядом лопается снасть.
В последнем случае народ бьет и концом порвавшейся снасти, и жердями самого ворота. Бурлаки, конечно, отлично знают все опасности работы воротом, и, чтобы заставить их работать на нем, прежде всего пускают
в ход все ту же водку, этот самый страшный из всех
двигателей. Субъектам, вроде Гришки, Бубнова и Кравченки, работа воротом — настоящий праздник.
—
В железнодорожном
двигателе почти то же самое происходит, — говорил он, кинув мельком взгляд на этот портрет, — тут нужна теплота, чтобы превратить воду
в пары; этого достигают, соединяя углерод дров с кислородом воздуха; но чтобы углерод был
в дровах и находился
в свободном состоянии, для этого нужна опять-таки работа солнца, поэтому нас и на пароходах и
в вагонах везет тоже солнце. Теория эта довольно новая и, по-моему, весьма остроумная и справедливая.
Рано высказался
в Петре этот характер, сложившийся
в бурях первых лет его жизни, рано приметили все, что Петр не будет делать дело вполовину, если примется за дело, и Петр скоро сделался представителем и
двигателем новых стремлений, издавна бродивших
в народе и не находивших себе удовлетворения.
Но зато подобные люди и не являются обыкновенно
в истории как великие
двигатели событий своего времени.
Но величие Петра как могучего
двигателя событий
в данном направлении поистине изумительно.
В действительности очень часто мелкие по характеру люди являются
двигателями трагических, драматических и т. д. событий; ничтожный повеса,
в сущности даже вовсе не дурной человек, может наделать много ужасных дел; человек, которого нисколько нельзя назвать дурным, может погубить счастие многих людей и наделать несчастий гораздо более, нежели Яго или Мефистофель.
На первый взгляд кажется, что все эти люди, загнанные сюда на прииск со всех концов России одним могучим
двигателем — нуждой, бестолково смешались
в одну пеструю массу приисковых рабочих; но, вглядываясь внимательнее
в кипучую жизнь прииска, мало-помалу выясняешь себе главные основы, на которых держится все.
Пародия была впервые полностью развернута
в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «
В настоящее время, когда
в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все
в России стремится к свету и гласности, —
в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез
в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих
в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую
в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих
в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить
в сих очерствевших и ожесточенных
в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное сознание своих пороков и слезное
в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий
двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею народного движения
в настоящее время, когда
в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все
в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
Главным
двигателем и распорядителем этого издания была опять директор Академии, княгиня Е. Р. Дашкова (19), и оно продолжалось
в течение с лишком десяти лет, прекратись только со смертию Екатерины II.
В развитии народов и всего человечества — сами принципы, признаваемые главнейшими
двигателями истории, зависят, несомненно, от того,
в каком положении находятся,
в ту или другую эпоху, человеческие познания о мире.
Непонимание того,
в чем находится настоящее благо, и старание отыскать его там, где его нет и не может быть, — вот до сих пор главный
двигатель всемирной истории.
Дульчин.
В Москве и всегда было мало кредиту, потому он и дорог; а теперь и совсем нет. Капиталисты — какие-то скептики. Далеко еще нам до Европы; разве у нас понимают, что кредит — великий
двигатель? Ну, что мы, крупные землевладельцы, без кредиту? Все равно, что без рук. Подумай хорошенько, Юлия, поищи, попроси у кого-нибудь!
Самый город сразу изменил свой внешний вид, хотя главным
двигателем здесь и являлась казацкая нагайка, уничтожавшая
в корне обывательскую лень.
Овэн, явившись
в Манчестер, сделался руководителем и главным
двигателем всех действий общества.
Г. Милюков говорит, что «сатира всегда сражалась с массою, которая постепенно уменьшается; что она враждовала с настоящим, как с остатками прошедшего, указывая на славное будущее; что она всегда производила благотворное действие на нравы; что
в сатире общество наше нашло того
двигателя, который постоянно продолжает вести его по пути к совершенству, уничтожая преграды, поставленные вековым отчуждением и невежеством».
Но зачем приходить от него
в такой восторг? зачем приписывать ему исправление нравов общества, зачем считать его каким-то
двигателем?
Теперь, когда явился Филипп Иванович, настоящий
двигатель жизни, и я рассказал ему о ходе местных дел, было решено, что он останется
в городе, добудет денег, откроет торговлю чем-нибудь, возьмёт Алёшу приказчиком себе и примется за устройство газеты для нас. А Василий, сын лесника, уехал
в губернию, к рабочим.
Образ жизни его изменился; ученые филологические труды прекратились; другие люди стали посещать его; другие мысли и заботы наполняли его ум и душу, и живое воспоминание только что разыгранной исполинской драмы,
в которой сам он был важным действующим лицом и
двигателем народного духа святой Руси, — подавило его прежние интересы; но он встретил меня и брата с прежним радушием и с видимым удовольствием; Дарья Алексевна — также.
Тогда они создают что-нибудь прочно остающееся
в литературе и служат
двигателями общественного сознания.
Известия о распространении трезвости
в литовских губерниях подтверждали, что главными
двигателями народного дела явились там католические ксендзы.
Но давить
в них бессмертные души, душить и превращать людей
в двигателей машин, — вот
в чем истинное рабство.
Аристотель чрезмерно сливает его с миром, изображая его
в качестве космического агента, первого
двигателя (который сам, однако, остается неподвижен).