Неточные совпадения
А
в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о политике и, относясь к Самгину с любопытством, утомлявшим его,
в то же время говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он приходил
почти ежедневно и вел себя без церемонии, как
в трактире. Все это заставило Самгина уехать
в Москву, не дожидаясь
возвращения матери и Варавки.
Помню даже промелькнувшую тогда одну догадку: именно безобразие и бессмыслица той последней яростной вспышки его при известии о Бьоринге и отсылка оскорбительного тогдашнего письма; именно эта крайность и могла служить как бы пророчеством и предтечей самой радикальной перемены
в чувствах его и близкого
возвращения его к здравому смыслу; это должно было быть
почти как
в болезни, думал я, и он именно должен был прийти к противоположной точке — медицинский эпизод и больше ничего!
— Позже, позже всех отправитесь! — кольнул еще раз Федор Павлович. Это было
почти в самый момент
возвращения старца.
До него должен быть у тебя Фрейганг, бывший моим гостем по
возвращении из Камчатки. Он же встретился дорогой с Арбузовым и передал посланный тобою привет. Арбузова провезли мимо Ялуторовска. — До того
в феврале я виделся с H. H. Муравьевым, и он обнял меня за тебя. Спасибо тебе! Отныне впредь не будет таких промежутков
в наших сношениях. Буду к тебе писать просто с
почтой, хотя это и запрещено мне, не знаю почему.
Самое большое, чем он мог быть
в этом отношении, это — пантеистом, но
возвращение его
в деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец по целым
почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло
в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило
в нем охоту к этому чувству; и
в первое же воскресенье, когда отец поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться там посреди этого простого народа.
Разбитая надежда на литературу и неудавшаяся попытка начать службу, — этих двух ударов, которыми оприветствовал Калиновича Петербург, было слишком достаточно, чтобы, соединившись с климатом, свалить его с ног: он заболел нервной горячкой, и первое время болезни, когда был
почти в беспамятстве, ему было еще как-то легче, но с
возвращением сознания душевное его состояние стало доходить по временам до пределов невыносимой тоски.
В этот день (
в воскресенье) Александров еще избегал утруждать себя сложными номерами, боясь
возвращения боли. Но
в понедельник он
почти целый день не сходил с Патриаршего катка, чувствуя с юношеской радостью, что к нему снова вернулись гибкость, упругость и сила мускулов.
За несколько дней до
возвращения моего с Григорьем Иванычем из Аксакова, когда
в гимназии собрались уже
почти все ученики, какой-то отставной военный чиновник, не знаю почему называвшийся квартермистром, имевший под своею командой всех инвалидов, служивших при гимназии, прогневался на одного из них и стал его жестоко наказывать палками на заднем дворе, который отделялся забором от переднего и чистого двора, где позволялось играть и гулять
в свободное время всем воспитанникам.
В первый раз я был увлечен
в этот обман внезапно,
почти насильно, и по
возвращении домой долго не смел смотреть прямо
в глаза моей матери; но очаровательное зрелище так меня пленило, что
в другой раз я охотно согласился, а потом и сам стал приставать к моей тетке и проситься на игрища.
Жены оплакивали мужьев, воя и приговаривая — «Свет-моя удалая головушка! на кого ты меня покинул? чем-то мне тебя поминати?» При
возвращении с кладбища начиналася тризна
в честь покойника, и родственники и друзья бывали пьяны 2–3 дня или даже целую неделю, смотря по усердию и привязанности к его памяти.
Почти бесчувственную снял меня с лошади отец, ожидавший у крыльца моего
возвращения, и, прижав к груди, понес
в дом.
«
В новом качестве великого магистра, — говорилось далее
в этом манифесте, — которое мы восприняли на себя по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те средства, кои восстановление блистательного состояния сего ордена и
возвращение собственности его, неправильно отторгнутой и вящще обеспечить могут и, желая, с одной стороны, явить перед целым светом новый довод нашего уважения и привязанности к столь древнему и почтительному учреждению, с другой же — чтобы и наши верноподданые, благородное дворянство российское, коих предков и самих их верность к престолу монаршему, храбрость и заслуги доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих и сильных супостатов отечества не
в одном веке
в действо произведенное — участвовали
в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих, и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их отечеству полезных и нам угодных, нашею властию установляем новое заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского
в пользу благородного дворянства империи Всероссийской».
Уговорить князя Владимира оказалось не трудно, хотя по
возвращении Агнессы Михайловны домой, он набросился на нее чуть не с кулаками, как она смела оставаться
в том доме, где ему нанесли такое тяжкое оскорбление, и изрекал
почти целую ночь и утро по адресу Николая Леопольдовича всевозможные угрозы.
Оставшись один, он не встал, а вскочил с дивана и
почти бросился
в читальную комнату. Его ужаснула возможность
возвращения собеседницы.
В читальной он, однако ж, не остался. Его потянуло
в большую залу.
Дней через десять по приезде Мадлен де Межен
в Брюссель, Савин поехал утром на
почту и по
возвращении домой Мадлен рассказала ему, что
в его отсутствие приходил какой-то чиновник, желавший непременно его видеть, и так как она сказала ему, что не знает, когда он вернется, то посетитель стал ее расспрашивать о его имени, летах, месте его рождения и надолго ли он приехал
в Бельгию, а также о том, законная ли она жена или нет и как ее зовут.
Вскоре по
возвращении его
в Падуу, Фиоравенти получил письмо из Московии с послом русским, бывшим
в Венеции. Письмо это было от его брата, Рудольфа Альберти, прозванного Аристотелем, знаменитого зодчего, который находился с некоторого времени при дворе московитского великого князя Иоанна III Васильевича. Художник просил доставить врача
в Москву, где ожидали его
почести, богатство и слава.
У Максимилиана Эрнестовича и Марины Владиславовны он продолжал бывать
почти ежедневно, участвуя
в семейных советах о мерах, которые можно было бы предпринять для
возвращения Маргариты.
Сам царь Иван Васильевич, которого он сегодня увидал
в первый раз по
возвращении его из Александровской слободы, страшно изменившийся, с выражением мрачной свирепости на лице, с исказившимися от кипевшей
в душе его ярости чертами, с угасшим взором, с
почти облысевшей головой, как живой стоит перед ним…
По своем
возвращении Кирилл Григорьевич явился при пышном дворе Елизаветы Петровны и стал вельможей не столько по
почестям и знакам отличия, сколько по собственному достоинству и тонкому врожденному уменью держать себя.
В нем не было
в нравственном отношении ничего такого, что так метко определяется словом «выскочка», хотя на самом деле он и брат его были «выскочки»
в полном смысле слова, и потому мелочные тщеславные выходки, соединенные с этим понятием, были бы ему вполне простительны.
«Обожаемый друг души моей», писал он. «Ничто кроме
чести не могло бы удержать меня от
возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но — это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и всё любим тобою, я брошу всё и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Вообще он был
в брезгливо-раздражительном настроении. Эта Москва и сердила, и подавляла его. Он попал сюда по пути
в деревню из-за границы, где проживал — с редкими
возвращениями в Россию —
почти всю свою жизнь, с молодых годов, с той эпохи, как кончил курс
в Московском университете.
Верил ли он тем разумным доводам, которые были
в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были
в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда
почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его
в сравнении с своею опущенностью и безнадежностью; — но он всею душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и
возвращения к жизни.