Неточные совпадения
Угрюм-Бурчеев мерным шагом ходил среди всеобщего опустошения, и на губах его играла
та же самая улыбка, которая озарила лицо его
в ту минуту, когда он,
в порыве начальстволюбия, отрубил себе указательный палец правой руки.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним
в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой
же градоначальник, как и
тот, который за
минуту перед
тем был привезен
в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Но происшествие это было важно
в том отношении, что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия,
то с этой
минуты они совершенно исчезли. Вечером
того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал
в уездном училище. Сам
же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Между
тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал
в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной
минуты) и едва вломился
в пределы городского выгона, как тут
же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Внешность «Летописца» имеет вид самый настоящий,
то есть такой, который не позволяет ни на
минуту усомниться
в его подлинности; листы его так
же желты и испещрены каракулями, так
же изъедены мышами и загажены мухами, как и листы любого памятника погодинского древлехранилища.
Все славословили, но
в то же время уже все единогласно требовали, чтобы обновление совершилось сию
минуту и чтоб наблюдение за этим делом было возложено на них.
Когда
же совсем нечего было делать,
то есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох (
в жизни самых расторопных администраторов встречаются такие тяжкие
минуты),
то он или издавал законы, или маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял
в своей памяти военные сигналы.
Когда затихшего наконец ребенка опустили
в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая на цыпочки, подошел к ребенку. С
минуту он молчал и с
тем же унылым лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и он так
же тихо вышел из комнаты.
Левин не понял
в первую
минуту того, что смущало ее, но она тотчас
же разъяснила ему.
Он оскорбился
в первую
минуту, но
в ту же секунду он почувствовал, что он не может быть оскорблен ею, что она была он сам.
И ровно
в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав
в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас
же встать, опустилась на колена.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь,
в эту
минуту, он знал, что все не только сомнения его, но
та невозможность по разуму верить, которую он знал
в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому
же ему было обращаться, как не к
Тому,
в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
Алексей Александрович забыл о графине Лидии Ивановне, но она не забыла его.
В эту самую тяжелую
минуту одинокого отчаяния она приехала к нему и без доклада вошла
в его кабинет. Она застала его
в том же положении,
в котором он сидел, опершись головой на обе руки.
Досадуя на жену зa
то, что сбывалось
то, чего он ждал, именно
то, что
в минуту приезда, тогда как у него сердце захватывало от волнения при мысли о
том, что с братом, ему приходилось заботиться о ней, вместо
того чтобы бежать тотчас
же к брату, Левин ввел жену
в отведенный им нумер.
И действительно, она
в тот же день приехала к Анне; но тон ее был уже совсем не
тот, как прежде. Она, очевидно, гордилась своею смелостью и желала, чтоб Анна оценила верность ее дружбы. Она пробыла не более десяти
минут, разговаривая о светских новостях, и при отъезде сказала...
«Расстоящияся собравый
в соединение и союз любве положивый» — как глубокомысленны эти слова и как соответственны
тому, что чувствуешь
в эту
минуту! — думал Левин. — Чувствует ли она
то же, что я?»
Степан Аркадьич чуть заметно улыбнулся, уловив мгновенную и столь знакомую ему перемену
в лице Левина, сделавшегося столь
же мрачным, сколько он был весел
минуту тому назад.
Точно так
же, как пчелы, теперь вившиеся вокруг него, угрожавшие ему и развлекавшие его, лишали его полного физического спокойствия, заставляли его сжиматься, избегая их, так точно заботы, обступив его с
той минуты, как он сел
в тележку, лишали его свободы душевной; но это продолжалось только до
тех пор, пока он был среди них. Как, несмотря на пчел, телесная сила была вся цела
в нем, так и цела была вновь сознанная им его духовная сила.
И каждый раз, когда из
минуты забвения его выводил долетавший из спальни крик, он подпадал под
то же самое странное заблуждение, которое
в первую
минуту нашло на него; каждый раз, услыхав крик, он вскакивал, бежал оправдываться, вспоминал дорогой, что он не виноват, и ему хотелось защитить, помочь.
На втором приеме было
то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось всё труднее и труднее: наступала
минута, когда, он чувствовал, у него не остается более сил, но
в это самое время Тит останавливался и точил.
Ему хотелось еще сказать, что если общественное мнение есть непогрешимый судья,
то почему революция, коммуна не так
же законны, как и движение
в пользу Славян? Но всё это были мысли, которые ничего не могли решить. Одно несомненно можно было видеть — это
то, что
в настоящую
минуту спор раздражал Сергея Ивановича, и потому спорить было дурно; и Левин замолчал и обратил внимание гостей на
то, что тучки собрались и что от дождя лучше итти домой.
В середине его работы на него находили
минуты, во время которых он забывал
то, что делал, ему становилось легко, и
в эти
же самые
минуты ряд его выходил почти так
же ровен и хорош, как и у Тита.
Анна, покрасневшая
в ту минуту, как вошел сын, заметив, что Сереже неловко, быстро вскочила, подняла с плеча сына руку Алексея Александровича и, поцеловав сына, повела его на террасу и тотчас
же вернулась.
Не прошло десяти
минут, как на конце площади показался
тот, которого мы ожидали. Он шел с полковником Н…. который, доведя его до гостиницы, простился с ним и поворотил
в крепость. Я тотчас
же послал инвалида за Максимом Максимычем.
В продолжение немногих
минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились между собою, потому что уже начало было сделано, и оба почти
в одно и
то же время изъявили удовольствие, что пыль по дороге была совершенно прибита вчерашним дождем и теперь ехать и прохладно и приятно, как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные густые волосы.
Словом, не мог равнодушно выстоять на балконе никакой гость и посетитель, и после какого-нибудь двухчасового созерцания издавал он
то же самое восклицание, как и
в первую
минуту: «Силы небес, как здесь просторно!»
Раскольников сказал ей свое имя, дал адрес и обещался завтра
же непременно зайти. Девочка ушла
в совершенном от него восторге. Был час одиннадцатый, когда он вышел на улицу. Через пять
минут он стоял на мосту, ровно на
том самом месте, с которого давеча бросилась женщина.
— Нет, не брежу… — Раскольников встал с дивана. Подымаясь к Разумихину, он не подумал о
том, что с ним, стало быть, лицом к лицу сойтись должен. Теперь
же,
в одно мгновение, догадался он, уже на опыте, что всего менее расположен,
в эту
минуту, сходиться лицом к лицу с кем бы
то ни было
в целом свете. Вся желчь поднялась
в нем. Он чуть не захлебнулся от злобы на себя самого, только что переступил порог Разумихина.
В ту минуту, когда все трое, Разумихин, Раскольников и она, остановились на два слова на тротуаре, этот прохожий, обходя их, вдруг как бы вздрогнул, нечаянно на лету поймав слова Сони: «и спросила: господин Раскольников где живет?» Он быстро, но внимательно оглядел всех троих,
в особенности
же Раскольникова, к которому обращалась Соня; потом посмотрел на дом и заметил его.
Волосы у нее были темно-русые, немного светлей, чем у брата; глаза почти черные, сверкающие, гордые и
в то же время иногда,
минутами, необыкновенно добрые.
Затем я вас проводил до дверей, — все
в том же, с вашей стороны, смущении, — после чего, оставшись наедине с Андреем Семеновичем и переговорив с ним
минут около десяти, Андрей Семенович вышел, я
же снова обратился к столу, с лежавшими на нем деньгами, с целью, сосчитав их, отложить, как и предполагал я прежде, особо.
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и сестре, взял их обеих за руки и
минуты две молча всматривался
то в ту,
то в другую. Мать испугалась его взгляда.
В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но
в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас
же увидел его идущего по другой стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза
в землю и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поравнялся с ним и заглянул ему сбоку
в лицо.
Тот тотчас
же заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза, и так шли они с
минуту, один подле другого и не говоря ни слова.
В раздумье остановился он перед дверью с странным вопросом: «Надо ли сказывать, кто убил Лизавету?» Вопрос был странный, потому что он вдруг,
в то же время, почувствовал, что не только нельзя не сказать, но даже и отдалить эту
минуту, хотя на время, невозможно.
Петр Петрович очень смеялся. Он уже кончил считать и припрятал деньги. Впрочем, часть их зачем-то все еще оставалась на столе. Этот «вопрос о помойных ямах» служил уже несколько раз, несмотря на всю свою пошлость, поводом к разрыву и несогласию между Петром Петровичем и молодым его другом. Вся глупость состояла
в том, что Андрей Семенович действительно сердился. Лужин
же отводил на этом душу, а
в настоящую
минуту ему особенно хотелось позлить Лебезятникова.
Рассудите
же; мало
того, как истинный друг ваш, прошу вас (ибо лучше друга не может быть у вас
в эту
минуту), опомнитесь!
Но только что он отворил дверь
в сени, как вдруг столкнулся с самим Порфирием.
Тот входил к нему. Раскольников остолбенел на одну
минуту. Странно, он не очень удивился Порфирию и почти его не испугался. Он только вздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился. «Может быть, развязка! Но как
же это он подошел тихонько, как кошка, и я ничего не слыхал? Неужели подслушивал?»
Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени.
В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас
же,
в тот же миг она все поняла.
В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала
же, наконец, эта
минута…
Но зачем
же, спрашивал он всегда, зачем
же такая важная, такая решительная для него и
в то же время такая
в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой
минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его?
Заглянув случайно, одним глазом,
в лавочку, он увидел, что там, на стенных часах, уже десять
минут восьмого. Надо было и торопиться, и
в то же время сделать крюк: подойти к дому
в обход, с другой стороны…
Старуха взглянула было на заклад, но тотчас
же уставилась глазами прямо
в глаза незваному гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво. Прошло с
минуту; ему показалось даже
в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал, что теряется, что ему почти страшно, до
того страшно, что, кажется, смотри она так, не говори ни слова еще с полминуты,
то он бы убежал от нее.
Теперь пойдут вопросы:
А что́
же капитан и течь, и что́ матросы?
Течь слабая, и
таВ минуту унята;
А остальное — клевета.
Ночью,
в вагоне, следя
в сотый раз, как за окном плывут все
те же знакомые огни, качаются
те же черные деревья, точно подгоняя поезд, он продолжал думать о Никоновой, вспоминая, не было ли таких
минут, когда женщина хотела откровенно рассказать о себе, а он не понял, не заметил ее желания?
«Что
же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался
в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз
в ту минуту, когда
в комнате явилась еще такая
же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами,
в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Опять
тот же прыжок и ворчанье сильнее. Захар вошел, а Обломов опять погрузился
в задумчивость. Захар стоял
минуты две, неблагосклонно, немного стороной посматривая на барина, и, наконец, пошел к дверям.
И он повелительно указывал ему рукой на лестницу. Мальчик постоял с
минуту в каком-то недоумении, мигнул раза два, взглянул на лакея и, видя, что от него больше ждать нечего, кроме повторения
того же самого, встряхнул волосами и пошел на лестницу, как встрепанный.
Все это — прыжок с постели, опущенная монета
в руку Кати и поцелуй барышниной руки — случилось
в одну и
ту же минуту.
Мир и тишина покоятся над Выборгской стороной, над ее немощеными улицами, деревянными тротуарами, над тощими садами, над заросшими крапивой канавами, где под забором какая-нибудь коза, с оборванной веревкой на шее, прилежно щиплет траву или дремлет тупо, да
в полдень простучат щегольские, высокие каблуки прошедшего по тротуару писаря, зашевелится кисейная занавеска
в окошке и из-за ерани выглянет чиновница, или вдруг над забором,
в саду, мгновенно выскочит и
в ту ж
минуту спрячется свежее лицо девушки, вслед за ним выскочит другое такое
же лицо и также исчезнет, потом явится опять первое и сменится вторым; раздается визг и хохот качающихся на качелях девушек.
— Да, а ребятишек бросила дома — они ползают с курами, поросятами, и если нет какой-нибудь дряхлой бабушки дома,
то жизнь их каждую
минуту висит на волоске: от злой собаки, от проезжей телеги, от дождевой лужи… А муж ее бьется тут
же,
в бороздах на пашне, или тянется с обозом
в трескучий мороз, чтоб добыть хлеба, буквально хлеба — утолить голод с семьей, и, между прочим, внести
в контору пять или десять рублей, которые потом приносят вам на подносе… Вы этого не знаете: «вам дела нет», говорите вы…
Взгляд ее
то манил, втягивал
в себя, как
в глубину,
то смотрел зорко и проницательно. Он заметил еще появляющуюся по временам
в одну и
ту же минуту двойную мину на лице, дрожащий от улыбки подбородок, потом не слишком тонкий, но стройный, при походке волнующийся стан, наконец, мягкий, неслышимый, будто кошачий шаг.