И тогда—то во всей наготе
Обнаружились личные страсти
И послышались речи — не те:
«Это яд, уж давно отравлявший
Наше общество, силу забрал!» —
Восклицал, словно с неба упавший,
Суясь всюду, сморчок генерал
(Как цветы, что в ночи распускаются,
Эти люди в чинах повышаются
В строгой тайне — и в жизни потом
С непонятным апломбом являются
В роковом ореоле своем).
«Со времен Петрашевского строго
За развитьем его я следил,
Я наметил поборников много,
Но… напрасно я труд погубил!
Неточные совпадения
И поделом:
в разборе
строгом,
На
тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых: пускай поэт
Дурачится;
в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений,
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с честью и с умом.
«Я стал слишком мягок с нею, и вот она уже небрежна со мною. Необходимо быть
строже. Необходимо овладеть ею с такою полнотой, чтоб всегда и
в любую минуту настраивать ее созвучно моим желаниям. Надо научиться понимать все, что она думает и чувствует, не расспрашивая ее. Мужчина должен поглощать женщину так, чтоб все
тайные думы и ощущения ее полностью передавались ему».
Если вы с ним заговаривали, то он смотрел на вас чрезвычайно пристально и внимательно, с
строгой вежливостью выслушивал каждое слово ваше, как будто
в него вдумываясь, как будто вы вопросом вашим задали ему задачу или хотите выпытать у него какую-нибудь
тайну, и, наконец, отвечал ясно и коротко, но до того взвешивая каждое слово своего ответа, что вам вдруг становилось отчего-то неловко и вы, наконец, сами радовались окончанию разговора.
Увидел
в синем дыму лицо молящейся матери и сперва удивился: «Как она сюда попала?» — забыл, что всю дорогу шел с нею рядом, но сейчас же понял, что и это нужно, долго рассматривал ее
строгое, как бы углубленное лицо и также одобрил: «Хорошая мама: скоро она так же будет молиться надо мною!» Потом все так же покорно Саша перевел глаза на то, что всего более занимало его и все более открывало
тайн: на две желтые, мертвые, кем-то заботливо сложенные руки.
И таких предписаний, — исходящих как бы от самой природы и от знающего
тайны ее знахаря,
строгих и точных, совершенно напоминающих по форме своей нормы любого права и, однако, столь отличных от них по существу, — так много записано и рассеяно
в устном предании, что приходится считаться с этим древним и вечно юным правом, отводить ему почетное место, помнить, что забывать и изгонять народную обрядность — значит навсегда отказаться понять и узнать народ.
Сначала я ничего не понял ни
в этой мимике, ни
в сумасшедшей скачке Замятина, но затем сообразил: он нарушил
строгое приказание заседателя и ехал совсем не
в Шушминскую волость, где его ждало унизительное заключение
в каталажке… При этом он увозил с собой дипломатические
тайны вражеского стана…
— Ни на вершок! — сверкнув глазами, сказал безрукий и, подвинувшись всем корпусом
в сторону Тихона Павловича, добавил голосом сдавленным и
строгим: — Законы!
Тайные причины и силы — понимаете? — Поднял кверху брови и многозначительно качнул головой. — Никому ничего не известно… Тьма! — Он съёжился, вобрав
в себя голову, и мельнику представилось, что если б его собеседник имел руки, то он, наверное, погрозил бы ему пальцем.
Мои грехи, забавы юных дней,
Те вечера, когда
в семье твоей,
При матери докучливой и
строгойТебя томил я
тайною тревогой
И просветил невинные красы?
Бейгуш приказал ей молчать обо всем до дня свадьбы и особенно
в коммуне хранить на этот счет самую
строгую тайну.
—
Тайна, от веков сокровенная, избрáнным только открыта, —
строгим, не допускающим противоречия голосом, садясь на диван, проговорила Варенька. —
Тайну от веков и родов сокровенную, ныне же одним святым только открытую, которым восхотел Бог показать, сколь велико богатство славы его, сокрытое от язычников
в тайне сей. Поняла?
Смерть,
в глазах Толстого, хранит
в себе какую-то глубокую
тайну. Смерть серьезна и величава. Все, чего она коснется, становится тихо-строгим, прекрасным и значительным — странно-значительным
в сравнении с жизнью.
В одной из своих статей Толстой пишет: «все покойники хороши». И
в «Смерти Ивана Ильича» он рассказывает: «Как у всех мертвецов, лицо Ивана Ильича было красивее, главное, — значительнее, чем оно было у живого».
Вот —
тайная община просветленных учеников древнего Орфея. Изнуренные постом, со
строгими, скорбными лицами,
в оливковых венках и льняных одеждах, сходятся они на
тайные свои радения. Что там творится — из посторонних никто не знает. Какими-то таинственными обрядами верующие очищаются от земной скверны, стряхивают с себя греховные думы о ничтожных земных делах и
в тихих молитвенных экстазах сливаются душою с великим страдальцем-богом.
«Вы можете перестать смеяться, молодые друзья мои, потому что вам больше нет нужды оставаться пессимистами. Можно смеяться, но нельзя жить смехом. И
в смехе вовсе не нуждается искусство здешнего утешения.
Строгая и радостная
тайна здешней жизни много глубже и серьезнее, чем ваш смех».
При этом она заметила, что положение ее требует самой
строгой тайны, что приезд ее
в столицу римского католичества может иметь весьма важное для ватиканского двора последствие, ибо ей предназначена провидением корона великой империи, не только для благоденствия многочисленных отдаленных от Рима народов, но и для блага церкви.
Перед ними стоял тот, слава о чьих подвигах широкой волной разливалась по тогдашней Руси, тот, чей взгляд подкашивал колена у князей и бояр крамольных, извлекал
тайны из их очерствелой совести и лишал чувств нежных женщин. Он был
в полной силе мужества, ему шел тридцать седьмой год, и все
в нем дышало
строгим и грозным величием.
Правда, Владислав со своей страстной натурой не мог
в минуты интимных бесед с кузиной не обнаружить хоть проблесками своих
тайных чувств; но Лиза спешила погасить их или смехом, или
строгим, холодным словом, которому он волей-неволей покорялся, боясь потерять и ту долю любви, приобретенную, как он догадывался и без свидетельства слов.
— С умом, батенька, приступить надо, под
строгим секретом. Прежде всего протрубить
в газетах, что акции эти ничего не стоять, что по ним не будет ничего получено, а потом понемногу начинать скупать, направляя желающих продать к Вурцелю. Он
в своем кабинете эти дела и обделает. Знакомство у вас есть. Каждого продавца надо припугнуть, чтобы он держал эту продажу
в тайне, а то-де собьют цену. Теперь благо еще паника не прошла. Поняли?
Известное ему и весьма немногим из его приближенных он хранил
в глубочайшей
тайне, ограничиваясь лишь бдительным надзором, и ни за что не соглашаясь с мнением графа Алексея Андреевича Аракчеева о необходимости принятия
строгих мер.
Первый был только
строгий, безотговорочный исполнитель
тайных приговоров, исправная хлопушка, которою колотил людей, как мух, не зная, однако ж, за что их душил: одним словом, немой, готовый по первому взгляду своего повелителя накинуть петлю; другой — ловкий, умный лазутчик, советник, фактор и допросчик по всем делам, где дух человека и гражданина выказывал себя
в словах, или даже намеках, благородным противником властолюбивой личности временщика.
— Да, вообрази, женюсь! Это случилось как-то внезапно… У нее есть кузен, молодой офицер, мерзкий шалун, который выдал мою
тайну, и я был должен объяснить мои намерения… Конечно, не бог знает что: мы с нею просто ходили и гуляли, но этот достопочтенный старик, ее отец… он наивен так же, как сама Пеллегрина, и это не удивительно, потому что он женился на матери Пеллегрины, когда ему было всего двадцать лет, и его покойная жена держала его
в строгих руках до самой смерти… Она умерла год тому назад.