Неточные совпадения
Смерть,
в глазах Толстого, хранит
в себе какую-то глубокую
тайну. Смерть серьезна и величава. Все, чего она коснется, становится тихо-строгим, прекрасным и значительным — странно-значительным
в сравнении с жизнью.
В одной из своих статей Толстой пишет: «все покойники хороши». И
в «Смерти Ивана Ильича» он рассказывает: «Как у всех мертвецов, лицо Ивана Ильича было красивее, главное, — значительнее, чем оно было у живого».
Вот —
тайная община просветленных учеников древнего Орфея. Изнуренные постом, со
строгими, скорбными лицами,
в оливковых венках и льняных одеждах, сходятся они на
тайные свои радения. Что там творится — из посторонних никто не знает. Какими-то таинственными обрядами верующие очищаются от земной скверны, стряхивают с себя греховные думы о ничтожных земных делах и
в тихих молитвенных экстазах сливаются душою с великим страдальцем-богом.
«Вы можете перестать смеяться, молодые друзья мои, потому что вам больше нет нужды оставаться пессимистами. Можно смеяться, но нельзя жить смехом. И
в смехе вовсе не нуждается искусство здешнего утешения.
Строгая и радостная
тайна здешней жизни много глубже и серьезнее, чем ваш смех».
И тогда—то во всей наготе // Обнаружились личные страсти // И послышались речи — не те: // «Это яд, уж давно отравлявший // Наше общество, силу забрал!» — // Восклицал, словно с неба упавший, // Суясь всюду, сморчок генерал // (Как цветы, что в ночи распускаются, // Эти люди в чинах повышаются //
В строгой тайне — и в жизни потом // С непонятным апломбом являются // В роковом ореоле своем). // «Со времен Петрашевского строго // За развитьем его я следил, // Я наметил поборников много, // Но… напрасно я труд погубил!
Неточные совпадения
И поделом:
в разборе
строгом, // На
тайный суд себя призвав, // Он обвинял себя во многом: // Во-первых, он уж был неправ, // Что над любовью робкой, нежной // Так подшутил вечор небрежно. // А во-вторых: пускай поэт // Дурачится;
в осьмнадцать лет // Оно простительно. Евгений, // Всем сердцем юношу любя, // Был должен оказать себя // Не мячиком предрассуждений, // Не пылким мальчиком, бойцом, // Но мужем с честью и с умом.
«Я стал слишком мягок с нею, и вот она уже небрежна со мною. Необходимо быть
строже. Необходимо овладеть ею с такою полнотой, чтоб всегда и
в любую минуту настраивать ее созвучно моим желаниям. Надо научиться понимать все, что она думает и чувствует, не расспрашивая ее. Мужчина должен поглощать женщину так, чтоб все
тайные думы и ощущения ее полностью передавались ему».
Если вы с ним заговаривали, то он смотрел на вас чрезвычайно пристально и внимательно, с
строгой вежливостью выслушивал каждое слово ваше, как будто
в него вдумываясь, как будто вы вопросом вашим задали ему задачу или хотите выпытать у него какую-нибудь
тайну, и, наконец, отвечал ясно и коротко, но до того взвешивая каждое слово своего ответа, что вам вдруг становилось отчего-то неловко и вы, наконец, сами радовались окончанию разговора.
Увидел
в синем дыму лицо молящейся матери и сперва удивился: «Как она сюда попала?» — забыл, что всю дорогу шел с нею рядом, но сейчас же понял, что и это нужно, долго рассматривал ее
строгое, как бы углубленное лицо и также одобрил: «Хорошая мама: скоро она так же будет молиться надо мною!» Потом все так же покорно Саша перевел глаза на то, что всего более занимало его и все более открывало
тайн: на две желтые, мертвые, кем-то заботливо сложенные руки.
И таких предписаний, — исходящих как бы от самой природы и от знающего
тайны ее знахаря,
строгих и точных, совершенно напоминающих по форме своей нормы любого права и, однако, столь отличных от них по существу, — так много записано и рассеяно
в устном предании, что приходится считаться с этим древним и вечно юным правом, отводить ему почетное место, помнить, что забывать и изгонять народную обрядность — значит навсегда отказаться понять и узнать народ.