Неточные совпадения
Косяков уже шагал по двору. Ночь была светлая, и Косяков боязливо оглядывался
в сторону дома, точно боялся какой засады. Вот и знакомый старый
ларь. Сняв осторожно замок и накладку, Косяков еще раз оглянулся кругом и по пояс опустился
в глубокий
ларь, где долго шарил руками
в овсе, прежде чем ущупал заветный узелок. Достав узелок из
ларя, Косяков вернулся с ним
в Зотушкин флигелек, проверил там деньги и передал Зотушке ту самую жилку, которую когда-то привез Михалко из Полдневской от Маркушки.
В глубине корпуса, около ряда низеньких печей с маленькими отверстиями, испускавшими ослепительный белый свет, каким светит только добела накаленное железо, двигались какие-то человеческие фигуры, мешавшие
в печах длинными железными клюками; где-то капала вода, сквозной ветер тянул со
стороны водяного
ларя, с подавленным визгом где-то вертелось колесо, заставляя дрожать даже чугунные плиты, которыми был вымощен весь пол.
Шум ярмарки умолкал; толпа
в городе постепенно редела; скидывались ятки, запирались
лари, лавки; купцы и покупатели расходились во все
стороны, и все тише да тише становилось на улицах, на площади, между рядами телег, подвод, укутанных и увязанных на ночь
в рогожи.
Лариса почти не оборонялась: это ей было и не под силу; делая усилия вырваться, она только плотнее падала
в объятия Горданова. Даже уста ее, теперь так решительно желавшие издать какой-нибудь звук, лишь шевелились, невольно отвечая
в этом движении поцелуям замыкавших их уст Павла Николаевича.
Лара склонялась все более и более на его
сторону, смутно ощущая, что окно под ней уплывает к ее ногам; еще одно мгновение, и она
в саду. Но
в эту минуту залаяла собака и по двору послышались шаги.
Эта «кровь» была обыкновенное красное чернило:
в этом не могло быть ни малейшего сомнения.
Лара отвернулась
в сторону и не смотрела.
Филетер Форов, выйдя
в отставку и водворясь среди родства Катерины Астафьевны, сначала был предметом некоторого недоброжелательства и косых взглядов со
стороны Ларисиной матери; да и сама
Лара, подрастая, стала смущаться по поводу отношений тетки к Форову; но Филетер Иванович не обращал на это внимания.
Глафира Васильевна все это повыспросила и, открыв, что
Ларе хочется быть любимою мужем, или, по крайней мере, что ее мучит недостаток восторженного обожания с его
стороны, пустила
в чашу ее бед каплю нового острого яда.
О плане этом никто не высказал никакого мнения, да едва ли о нем не все тотчас же и позабыли. Что же касается до генеральши, то она даже совсем не обращала внимания на эту перемолвку. Ее занимал другой вопрос: где же Лариса? Она глядела на все
стороны и видела всех: даже, к немалому своему удивлению, открыла
в одном угле Ворошилова, который сидел, утупив свои золотые очки
в какой-то кипсек, но
Лары между гостями не было. Это смутило Синтянину, и она подумала...
Так и продолжалась жизнь наших супругов
в течение целого года: со
стороны мужа шла ровная предупредительность, а со
стороны Лары — натянутое молчание, прерывавшееся для разнообразия лишь вспышками вроде описанной и заключавшееся тоже внезапным обрывом на недоговоренном слове.