Неточные совпадения
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.]
есть все-таки сечение, и это
сознание подкрепляло его.
В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
В первый раз он понял, что многоумие
в некоторых случаях равносильно недоумию, и результатом этого
сознания было решение: бить отбой, а из оловянных солдатиков образовать благонадежный резерв.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но
было бы скучно. Разумеется, я, может
быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что
в моих руках власть, какая бы она ни
была, если
будет, то
будет лучше, чем
в руках многих мне известных, — с сияющим
сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Но помощь Лидии Ивановны всё-таки
была в высшей степени действительна: она дала нравственную опору Алексею Александровичу
в сознании ее любви и уважения к нему и
в особенности
в том, что, как ей утешительно
было думать, она почти обратила его
в христианство, то
есть из равнодушно и лениво верующего обратила его
в горячего и твердого сторонника того нового объяснения христианского учения, которое распространилось
в последнее время
в Петербурге.
Когда она вошла
в спальню, Вронский внимательно посмотрел на нее. Он искал следов того разговора, который, он знал, она, так долго оставаясь
в комнате Долли, должна
была иметь с нею. Но
в ее выражении, возбужденно-сдержанном и что-то скрывающем, он ничего не нашел, кроме хотя и привычной ему, но всё еще пленяющей его красоты,
сознания ее и желания, чтоб она на него действовала. Он не хотел спросить ее о том, что они говорили, но надеялся, что она сама скажет что-нибудь. Но она сказала только...
Смутное
сознание той ясности,
в которую
были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное, ожидание свидания — всё соединялось
в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это
было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее
в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.
Что он испытывал к этому маленькому существу,
было совсем не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного не
было в этом чувстве; напротив, это
был новый мучительный страх. Это
было сознание новой области уязвимости. И это
сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо,
был так силен, что из-за него и не заметно
было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул.
Происходили ли эти слезы от
сознания несправедливости к нему, от любви к дворянству или от натянутости положения,
в котором он находился, чувствуя себя окруженным врагами, но волнение сообщилось, большинство дворян
было тронуто, и Левин почувствовал нежность к Снеткову.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых,
в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной
в нем на
сознании своих недостатков; во-вторых,
в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал
в газетах, но той, что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни
были, и в-третьих — главное —
в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Доктор остался очень недоволен Алексеем Александровичем. Он нашел печень значительно увеличенною, питание уменьшенным и действия вод никакого. Он предписал как можно больше движения физического и как можно меньше умственного напряжения и, главное, никаких огорчений, то
есть то самое, что
было для Алексея Александровича так же невозможно, как не дышать; и уехал, оставив
в Алексее Александровиче неприятное
сознание того, что что-то
в нем нехорошо и что исправить этого нельзя.
Кроме того, она не могла
быть привлекательною для мужчин еще и потому, что ей недоставало того, чего слишком много
было в Кити — сдержанного огня жизни и
сознания своей привлекательности.
На Таню сначала подействовала жалость за Гришу, потом
сознание своего добродетельного поступка, и слезы у ней тоже стояли
в глазах; но она, не отказываясь,
ела свою долю.
В душе его боролись желание забыть теперь о несчастном брате и
сознание того, что это
будет дурно.
Отчаяние его еще усиливалось
сознанием, что он
был совершенно одинок со своим горем. Не только
в Петербурге у него не
было ни одного человека, кому бы он мог высказать всё, что испытывал, кто бы пожалел его не как высшего чиновника, не как члена общества, но просто как страдающего человека; но и нигде у него не
было такого человека.
— С его сиятельством работать хорошо, — сказал с улыбкой архитектор (он
был с
сознанием своего достоинства, почтительный и спокойный человек). — Не то что иметь дело с губернскими властями. Где бы стопу бумаги исписали, я графу доложу, потолкуем, и
в трех словах.
Он послал седло без ответа и с
сознанием, что он сделал что то стыдное, на другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал
в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого
были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Те же
были воспоминания счастья, навсегда потерянного, то же представление бессмысленности всего предстоящего
в жизни, то же
сознание своего унижения.
В выражении Христа должно
быть и выражение жалости, потому что
в нем
есть выражение любви, неземного спокойствия, готовности к смерти и
сознания тщеты слов.
Левин видел, что
в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которою он
был несогласен; но он продолжал излагать свою мысль, состоящую
в том, что русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю. И чтобы доказать это положение, он поторопился прибавить, что, по его мнению, этот взгляд Русского народа вытекает из
сознания им своего призвания заселить огромные, незанятые пространства на востоке.
— Народ не может не знать:
сознание своих судеб всегда
есть в народе, и
в такие минуты, как нынешние, оно выясняется ему, — утвердительно сказал Сергей Иванович, взглядывая на старика-пчельника.
— Во-первых, не качайся, пожалуйста, — сказал Алексей Александрович. — А во вторых, дорога не награда, а труд. И я желал бы, чтобы ты понимал это. Вот если ты
будешь трудиться, учиться для того, чтобы получить награду, то труд тебе покажется тяжел; но когда ты трудишься (говорил Алексей Александрович, вспоминая, как он поддерживал себя
сознанием долга при скучном труде нынешнего утра, состоявшем
в подписании ста восемнадцати бумаг), любя труд, ты
в нем найдешь для себя награду.
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили
в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали
в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы
было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда
было спокойно — выражало
сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то
есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
Она скоро заметила, что нет сонливости;
сознание было ясно, как
в разгаре дня, даже тьма казалась искусственной, тело, как и
сознание, чувствовалось легким, дневным.
Да и что такое эти все, все муки прошлого! Всё, даже преступление его, даже приговор и ссылка казались ему теперь,
в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем, не мог
в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и
в сознании должно
было выработаться что-то совершенно другое.
В коридоре
было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал
в его душу,
в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.
Ей
было только четырнадцать лет, но это
было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое детское
сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный
в темную ночь, во мраке,
в холоде,
в сырую оттепель, когда выл ветер…
После первого, страстного и мучительного сочувствия к несчастному опять страшная идея убийства поразила ее.
В переменившемся тоне его слов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей ничего еще не
было известно, ни зачем, ни как, ни для чего это
было. Теперь все эти вопросы разом вспыхнули
в ее
сознании. И опять она не поверила: «Он, он убийца! Да разве это возможно?»
В сознании о смерти и
в ощущении присутствия смерти всегда для него
было что-то тяжелое и мистически ужасное, с самого детства; да и давно уже он не слыхал панихиды.
Он, конечно, не мог, да и не хотел заботиться о своем болезненном состоянии. Но вся эта беспрерывная тревога и весь этот ужас душевный не могли пройти без последствий. И если он не лежал еще
в настоящей горячке, то, может
быть, именно потому, что эта внутренняя беспрерывная тревога еще поддерживала его на ногах и
в сознании, но как-то искусственно, до времени.
— Мысль, что «
сознание определяется бытием», — вреднейшая мысль, она ставит человека
в позицию механического приемника впечатлений бытия и не может объяснить, какой же силой покорный раб действительности преображает ее? А ведь действительность никогда не
была — и не
будет! — лучше человека, он же всегда
был и
будет не удовлетворен ею.
Однако чувства его
были противоречивы, он не мог подавить
сознания, что жестоко и, конечно, незаслуженно оскорблен, а
в то же время думал...
Клим улыбнулся, внимательно следя за мягким блеском бархатных глаз;
было в этих глазах нечто испытующее, а
в тоне Прейса он слышал и раньше знакомое ему
сознание превосходства учителя над учеником. Вспомнились слова какого-то антисемита из «Нового времени»: «Аристократизм древней расы выродился у евреев
в хамство».
Его несколько тревожила сложность настроения, возбуждаемого девушкой сегодня и не согласного с тем, что он испытал вчера. Вчера — и даже час тому назад — у него не
было сознания зависимости от нее и не
было каких-то неясных надежд. Особенно смущали именно эти надежды. Конечно, Лидия
будет его женою, конечно, ее любовь не может
быть похожа на истерические судороги Нехаевой,
в этом он
был уверен. Но, кроме этого,
в нем бродили еще какие-то неопределимые словами ожидания, желания, запросы.
Было совершенно ясно, что эти изумительно нарядные женщины, величественно плывущие
в экипажах, глубоко чувствуют силу своего обаяния и что сотни мужчин, любуясь их красотой, сотни женщин, завидуя их богатству, еще более, если только это возможно, углубляют
сознание силы и власти красавиц, победоносно и бесстыдно показывающих себя.
Если исключить деревянный скрип и стук газеток «Союза русского народа», не заметно
было, чтоб провинция, пережив события 905–7 годов,
в чем-то изменилась, хотя, пожалуй, можно
было отметить, что у людей еще более окрепло
сознание их права обильно и разнообразно кушать.
Клим приподнял голову ее, положил себе на грудь и крепко прижал рукою. Ему не хотелось видеть ее глаза,
было неловко, стесняло
сознание вины пред этим странно горячим телом. Она лежала на боку, маленькие, жидкие груди ее некрасиво свешивались обе
в одну сторону.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без
сознания, подобрал
в поле приказчик отца Спивак; привез его
в усадьбу, и мальчик рассказал, что он
был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей,
был не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик убежал от него, спрятался
в лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
Она будила его чувственность, как опытная женщина, жаднее, чем деловитая и механически ловкая Маргарита, яростнее, чем голодная, бессильная Нехаева. Иногда он чувствовал, что сейчас потеряет
сознание и, может
быть, у него остановится сердце.
Был момент, когда ему казалось, что она плачет, ее неестественно горячее тело несколько минут вздрагивало как бы от сдержанных и беззвучных рыданий. Но он не
был уверен, что это так и
есть, хотя после этого она перестала настойчиво шептать
в уши его...
Она точно не слышала испуганного нытья стекол
в окнах, толчков воздуха
в стены, приглушенных, тяжелых вздохов
в трубе печи. С необыкновенной поспешностью, как бы ожидая знатных и придирчивых гостей, она стирала пыль, считала посуду, зачем-то щупала мебель. Самгин подумал, что, может
быть,
в этой шумной деятельности она прячет
сознание своей вины перед ним. Но о ее вине и вообще о ней не хотелось думать, — он совершенно ясно представлял себе тысячи хозяек, которые, наверное, вот так же суетятся сегодня.
Трудно
было разобраться
в беспорядочном течении вялых мыслей, а они слагались
в обидное
сознание какой-то измены самому себе.
Самгин почувствовал, что он теряет
сознание, встал, упираясь руками
в стену, шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам
было больно, как будто горячая пыль набилась
в них. Он зажег спичку, увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги
были мягкие, точно у пьяного.
Этот стол
был отделен от всех других
в зале не только измеримым пространством, но и
сознанием сидевших за ним неизмеримости своего значения.
«Да, она умнеет», — еще раз подумал Самгин и приласкал ее.
Сознание своего превосходства над людями иногда возвышалось у Клима до желания
быть великодушным с ними.
В такие минуты он стал говорить с Никоновой ласково, даже пытался вызвать ее на откровенность; хотя это желание разбудила
в нем Варвара, она стала относиться к новой знакомой очень приветливо, но как бы испытующе. На вопрос Клима «почему?» — она ответила...
— Домой, — резко сказала Лидия. Лицо у нее
было серое,
в глазах — ужас и отвращение. Где-то
в коридоре школы громко всхлипывала Алина и бормотал Лютов, воющие причитания двух баб доносились с площади. Клим Самгин догадался, что какая-то минута исчезла из его жизни, ничем не обременив
сознание.
Особенно ценным
в Нехаевой
было то, что она умела смотреть на людей издали и сверху.
В ее изображении даже те из них, о которых почтительно говорят, хвалебно пишут, становились маленькими и незначительными пред чем-то таинственным, что она чувствовала. Это таинственное не очень волновало Самгина, но ему
было приятно, что девушка, упрощая больших людей, внушает ему
сознание его равенства с ними.
И то, что за всеми его старыми мыслями живет и наблюдает еще одна, хотя и неясная, но, может
быть, самая сильная, возбудило
в Самгине приятное
сознание своей сложности, оригинальности, ощущение своего внутреннего богатства.
Может
быть, от этого
сознания бесполезной силы
в себе Тарантьев
был груб
в обращении, недоброжелателен, постоянно сердит и бранчив.
Захар продолжал всхлипывать, и Илья Ильич
был сам растроган. Увещевая Захара, он глубоко проникся
в эту минуту
сознанием благодеяний, оказанных им крестьянам, и последние упреки досказал дрожащим голосом, со слезами на глазах.
Он обращался фамильярно и грубо с Обломовым, точно так же, как шаман грубо и фамильярно обходится с своим идолом: он и обметает его, и уронит, иногда, может
быть, и ударит с досадой, но все-таки
в душе его постоянно присутствует
сознание превосходства натуры этого идола над своей.
Но там еще шаги ее
были нерешительны, воля шатка; она только что вглядывалась и вдумывалась
в жизнь, только приводила
в сознание стихии своего ума и характера и собирала материалы; дело создания еще не начиналось, пути жизни угаданы не
были.