Неточные совпадения
Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы и пути открывает пред ним
война? Она поставила под ружье такое количество людей, что, конечно, продлится недолго, — не хватит средств воевать года. Разумеется, Антанта победит австро-германцев. Россия получит выход
в Средиземное море, укрепится на Балканах. Все это — так, а — что выиграет он? Твердо, насколько мог, он решил: поставить себя на видное место. Давно
пора.
Она понимала, что если она до сих
пор могла укрываться от зоркого взгляда Штольца и вести удачно
войну, то этим обязана была вовсе не своей силе, как
в борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но
в открытом поле перевес был не на ее стороне, и потому вопросом: «как я могу знать?» она хотела только выиграть вершок пространства и минуту времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.
Украйна глухо волновалась.
Давно
в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли
войны,
Роптали, требуя кичливо,
Чтоб гетман узы их расторг,
И Карла ждал нетерпеливо
Их легкомысленный восторг.
Вокруг Мазепы раздавался
Мятежный крик:
пора,
пора!
Но старый гетман оставался
Послушным подданным Петра.
Храня суровость обычайну,
Спокойно ведал он Украйну,
Молве, казалось, не внимал
И равнодушно пировал.
Но во время турецкой
войны дети и внуки кимряков были «вовлечены
в невыгодную сделку», как они объясняли на суде, поставщиками на армию, которые дали огромные заказы на изготовление сапог с бумажными подметками. И лазили по снегам балканским и кавказским солдаты
в разорванных сапогах, и гибли от простуды… И опять с тех
пор пошли бумажные подметки… на Сухаревке, на Смоленском рынке и по мелким магазинам с девизом «на грош пятаков» и «не обманешь — не продашь».
С тех
пор как пала Иудея, Римская империя разделилась и потонула
в бесчисленных ордах варваров, основались новые царства, водворилась готическая тьма средневековья с гимнами небу и стонами еретиков; опять засверкала из-под развалин античная жизнь, прошумела реформация; целые поколения косила Тридцатилетняя
война, ярким костром вспыхнула Великая революция и разлилась по Европе пламенем наполеоновских
войн…
Войной озабочен,
в семействе своем
Отец ни во что не мешался,
Но крут был
порою; почти божеством
Он матери нашей казался,
И сам он глубоко привязан был к ней.
— И на случай
войны не без пользы, — согласился Перекусихин 1-й, — там, какова
пора ни мера, а мы — готовы! Милости просим
в гости, честные господа!
Те, которые оправдываются по первому способу, прямо, грубо утверждая, что Христос разрешил насилие:
войны, убийства, — сами себя отвергают от учения Христа; те, которые защищаются по второму, третьему и четвертому способу, сами путаются, и их легко уличить
в их неправде, но эти последние, не рассуждающие, не удостаивающие рассуждать, а прячущиеся за свое величие и делающие вид, что всё это ими или еще кем-то уже давно решено и не подлежит уже никакому сомнению, — эти кажутся неуязвимыми и будут неуязвимы до тех
пор, пока люди будут находиться под действием гипнотического внушения, наводимого на них правительствами и церквами, и не встряхнутся от него.
— Хочешь? — продолжала Елена, — покатаемся по Canal Grande. [Большому каналу (ит.).] Ведь мы, с тех
пор как здесь, хорошенько не видели Венеции. А вечером поедем
в театр: у меня есть два билета на ложу. Говорят, новую оперу дают. Хочешь, мы нынешний день отдадим друг другу, позабудем о политике, о
войне, обо всем, будем знать только одно: что мы живем, дышим, думаем вместе, что мы соединены навсегда… Хочешь?
Он объяснил ей, что общество
в опасности, что покуда остается неразоренным очаг революций, до тех
пор Европа не может наслаждаться спокойствием, что
в самом Навозном существует громадный наплыв неблагонадежных элементов, которые, благодаря интриге, всюду распространяют корни и нити, и что он, Феденька, поставил себе священнейшею задачей объявить им
войну, начав с акцизного ведомства и кончая судебными и земскими учреждениями.
Изобразить надо все эти мерзости
в стиле полудикого варварства, хитрость хищного зверя
в каждом лице, грубую ложь и дикую силу, среди которых затравливаемый зверь — Гамлет, «первый
в Дании боец», полный благородных
порывов, борется притворством и хитростью с таким же орудием врага, обычным тогда орудием
войны удалых северян, где сила и хитрость — оружие…
В часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель
в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны —
А мне
пора,
пора уж отдохнуть
И погасить лампаду…
— Сенечка, — сказал я, — допустим, что это доказано:
война необходима… Но ты говоришь, что она будет продолжаться до тех
пор, пока существуют неблагонадежные элементы. Пусть будет и это доказанным; но,
в таком случае, казалось бы не лишним хоть признаки-то неблагонадежности определить с большею точностью.
— И будет эта
война продолжаться до тех
пор, пока
в обществе не перестанут находить себе место неблагонадежные элементы.
Безумные деньги тратились на труппу. Актеры получали неслыханное до сих
пор жалованье. Обстановка и костюмы стоили сумасшедших денег. Огромные сборы не покрывали расходов. Их оплачивал увлекавшийся театром Малкиель, еще пока не знавший счета нажитым
в два года
войны миллионам. Но, наконец, Нина Абрамовна вернулась к Москву, и снова начались, но только раз
в неделю, журфиксы. Приглашались уже только «первые персонажи».
Стараться истреблять всеми способами неприятеля, убивать до тех
пор, пока не убьют самого, — вот
в чем состоит народная
война и вот чего добиваются Наполеон и его французы.
Покуда все это происходило, Прокофий, подобно барину своему, тоже обнаруживал усиленную и несколько беспокойную деятельность; во-первых, он с тех
пор, как началась
война, стал читать газеты не про себя, но вслух — всей прислуге, собиравшейся каждый вечер
в просторной девичьей пить чай за общим столом.
По самому последнему зимнему пути поехали мы
в Аксаково, где ждала меня весна, охота, природа, проснувшаяся к жизни, и прилет птицы; я не знал его прежде и только тогда увидел и почувствовал
в первый раз — и вылетели из головы моей на ту
пору война с Наполеоном и университет с товарищами.
Много веков прошло с той
поры. Были царства и цари, и от них не осталось следа, как от ветра, пробежавшего над пустыней. Были длинные беспощадные
войны, после которых имена полководцев сияли
в веках, точно кровавые звезды, но время стерло даже самую память о них.
Положим, что мы рассуждаем с вами, например, при начале итальянской
войны; вы приходите
в неописанный восторг от статей,
в которых доказывается, что наконец пришла
пора свободы Италии и что австрийское иго нестерпимо и т. п., а мы спокойно замечаем вам, что ведь это, однако, ничего не значит, что надежды восхваляемых вами статей неосновательны, что союзом с Францией Италия теперь не приобретет себе истинной свободы.
Должно заметить, что Загоскину была не коротко знакома общественная жизнь губернских наших городов и вообще быт провинциальный: по четырнадцатому году его отправили
в Петербург, и только после окончания
войны 1812 года приезжал он, не более, как на год,
в пензенскую отцовскую деревню; с тех
пор он жил безвыездно сначала
в Петербурге, а потом
в Москве.
Отважные, удалые норманны, которых стихиями были
война, грабеж, презрение к опасности, меч и пламя, — внесли новый элемент
в наше отечество, и элемент этот тем сильнее должен был подействовать, что норманны стали у нас во главе государственного управления и пред ними должно было пасть родовое начало, господствовавшее до тех
пор у славян.
Генерал с поврежденной рукою
Также здесь налицо; до сих
порОт него еще дышит
войною,
Пахнет дымом Федюхиных гор.
В нем героя
война отличила,
Но игрок навсегда пострадал:
Пуля пальцы ему откусила…
Праздно бродит седой генерал!
Однако это не совсем так:
в глубине своей и власть все-таки сохраняет эротический
порыв, и это ощущается
в торжественные или критические моменты жизни народов (какова, напр.,
война).
Тогда он был
в университете, а потом пошел с ним на какую-то
войну, и тут-то Сид оказал барину великую заслугу, после которой они рассорились и не помирились до сих
пор.
— Ходили тоже и на
войну… Даром-то поместий
в те
поры не давали. Этакое лесное богатство, хоть бы у того же самого господина Низовьева… И вырубать его без пощады… все равно что первый попавшийся Колупаев…
С тех
пор я более уже не видал Ристори ни
в России, ни за границей вплоть до зимы 1870 года, когда я впервые попал во Флоренцию, во время Франко-прусской
войны. Туда приехала депутация из Испании звать на престол принца Амедея.
В честь испанцев шел спектакль
в театре"Николини", и Ристори, уже покинувшая театр, проиграла сцену из"Орлеанской девы"по-испански, чтобы почтить гостей.
В «Иуде» он пишет палестинские пейзажи,
в «Царе» (своеобразно-красивой вещи, почему-то, кажется, до сих
пор не напечатанной) он описывает ассирийскую пустыню,
в «Красном смехе» — японскую
войну.
— Говорю, тоски еще не чувствую. Над нами не каплет. Что ж, это вы хорошо делаете, что промежду нашим братом — купеческим сыном — обращаетесь. — Он стал говорить тише. — Давно
пора. Вы — бравый! И на
войну ходили, и учились, знаете все… Таких нам и нужно. Да что же вы
в гласные-то?
— Как? Вполне ясно,
в войне наступает перелом. До сих
пор мы всё отступали, теперь удержались на месте.
В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и побегут до самого моря. Главная работа будет уж казакам… Войск у них больше нет, а к нам подходят все новые… Наступает зима, а японцы привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут зимою запищат!
Шла
война с Турцией,
в которой один лишь Александр Васильевич обнаружил до сей
поры блестящее дарование и решительным ударом подвинул
войну к исходу, если бы его победами сумели воспользоваться. Англия, Пруссия и Польша вооружились и угрожали другой
войной, более вероятной, чем шведская.
Мы вступили
в междоусобную
войну с миссис Флебс. Она, как видно, не желает уступить мне ни капельки своих прав на Володю. Я уважаю
в ней всякие добродетели; но теперь я сама собственными глазами убедилась, что ее характер не годится для ребенка, вышедшего из того состояния, когда его нужно только мыть, поить, кормить и одевать. Она слишком сурова и требовательна. У Володи натура нервная, а ум будет, кажется, не очень быстрый. Нет ничего легче, как запугать его на первых
порах.
Мы до сих
пор, выражаясь языком Суворова, «заманиваем» японцев, и хотя бои под Тюренченом и Вафангоу окончились для нас значительными потерями, но ничего не изменили
в заранее определённом плане компании, плане, где всё происшедшее являлось лишь прелюдией
войны, а сама «
война» должна начаться вскоре, но ещё, действительно, не начиналась.
Густав Бирон родился
в 1706 году
в отцовском именьице Каленцеем и рос
в ту
пору, когда отчизна его, Курляндия, пройденная из конца
в конец русскими войсками, была разорена
войной, залегала пустырями от Митавы до самого Мемеля, не досчитывалась семи восьмых своего обычного населения, зависела и от Польши и от России, содержала на свой счет вдову умершего герцога Анну Иоанновну, жившую
в Митаве, и заочно управлялась герцогом Фердинандом, последним представителем Кетлерова дома, не выезжавшим из Данцига и не любимым своими подданными.
Уроки русско-турецкой
войны приняты безусловно к сведению и санитарная часть поставлена образцово. Доказательством этого служит отсутствие до сих
пор в русской армии массовых заболеваний, несмотря на резкие перемены температуры — невыносимые жары днём и холодные ночи.
— Хо-хо! — третий, с подстриженным треугольником волос под носом, расхохотался. — Еще
в нарпите тебе водку продавай!.. Нет, как
в четырнадцатом году продажу по случаю
войны прекратили, с той
поры я не пью. И до чего же хорошо!
Ему, дескать, хоть и четырнадцать годков — детская
пора! к тому ж он такой разумник, такой смиренник, — однако ж Андрюша постриг по милости великого князя Ивана Васильевича; а с именем пострига вертится у каждого
в голове: коли он на
войну готов, так не дитя!
Как это случилось, не могу взять
в толк и до сих
пор, но вчера я примкнул к манифестантам, носившим по поводу
войны с Турцией флаги и портрет, и часа три шатался с ними по всем улицам, пел, кричал «ура» и вообще отличался.
— Зачем же этакое злодейство. Жилы кажному человеку нужны… Есть у меня
в Острове, рукой подать, миловидный брат. У купца Калашникова по хлебной части служит. Близнецы мы с ним, как два полтинника одного года. Только он глухарь полный, потому
в детстве пуговицу
в ухо сунул, так по сию
пору там и сидит, — должно, предвидел, — чтобы на
войну не брали… Вы уж, как знаете, его
в Псков предоставьте, — заместо меня
в лучшем виде три дня рыбкой пролежит и не хухнет. Чистая работа…
Он сказал, что
войны наши с Бонапартом до тех
пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться
в Европейские дела,
в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на Востоке, а
в отношении Бонапарта одно — вооружение на границе и твердость
в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как
в седьмом году.
Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что высшим по положению русским людям казалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать
в позицию en quarte или en tierce, сделать искусное выпадение
в prime [Четвертую, третью, первую.] и т. д., — дубина народной
войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех
пор, пока не погибло всё нашествие.
В-четвертых же и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех
пор как существует мир, не было
войны при тех страшных условиях, при которых она происходила
в 1812 году, и русские войска
в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать бòльшего, не уничтожившись сами.
Историческое море, не направлялось как прежде,
порывами от одного берега к другому: оно бурлило
в глубине. Исторические лица не носились как прежде, волнами от одного бèpeгa к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие движение масс приказаниями
войн, походов, сражений, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…