Неточные совпадения
Нужно заметить, что у некоторых дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем
в глаза и все вдруг заговорят
в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней
прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и
дело станут повторять
в то
время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
Было
время, когда и
в нашем
прекрасном отечестве все жители состояли как бы под следствием и судом, когда воздух был насыщен сквернословием и когда всюду, где бы ни показался обыватель, навстречу ему несся
один неумолимый окрик: куда лезешь? не твое
дело!
— Начало относится к
временам доисторическим.
В один прекрасный майский
день одна девица, по имени Вера, получает по почте письмо с целующимися голубками на заголовке. Вот письмо, а вот и голуби.
— Messieurs, последнее слово этого
дела — есть всепрощение. Я, отживший старик, я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая сила не иссякла
в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших
времен. Произошло лишь
одно: перемещение целей, замещение
одной красоты другою! Все недоумение лишь
в том, что
прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей?
А
в это
время меня произвели
в корнеты, и вдруг…
в один прекрасный день, пред весною тысяча восемьсот пятьдесят пятого года
в скромном жилище моем раздается бешеный звонок, затем шум
в передней, бряцанье сабли, восклицания безумной радости, и
в комнату ко мне влетает весь сияющий Постельников!..
Длинные, нестерпимо жаркие, скучные
дни,
прекрасные томительные вечера, душные ночи, и вся эта жизнь, когда от утра до вечера не знаешь, на что употребить ненужное
время, и навязчивые мысли о том, что она самая красивая и молодая женщина
в городе, и что молодость ее проходит даром, и сам Лаевский, честный, идейный, но однообразный, вечно шаркающий туфлями, грызущий ногти и наскучающий своими капризами, — сделали то, что ею мало-помалу овладели желания и она как сумасшедшая
день и ночь думала об
одном и том же.
В одно время личность бывает исполнена сознанием своей нравственной цели, является так, как есть,
прекрасною в глубочайшем смысле слова; но
в другое
время человек занят бывает чем-нибудь имеющим только посредственную связь с целью жизни его, и при этом истинное содержание характера не проявляется
в выражении лица; иногда человек бывает занят
делом, возлагаемым на него только житейскою или жизненною необходимостью, и при этом всякое высшее выражение погребено под равнодушием или скукою, неохотою.
Сашка действительно
прекрасный пловец и нырок. Бросившись на
одну сторону лодки, он тотчас же глубоко
в воде заворачивает под килем и по
дну плывет прямехонько
в купальню. И
в то
время, когда на лодке подымается общая тревога, взаимные упреки, аханье и всякая бестолочь, он сидит
в купальне на ступеньке и торопливо докуривает чей-нибудь папиросный окурок. И таким же путем совершенно неожиданно Сашка выскакивает из воды у самой лодки, искусственно выпучив глаза и задыхаясь, к общему облегчению и восторгу.
Женщины не остались равнодушными
в общем
деле, и много
прекрасных писем получил Загоскин от женщин, совершенно ему незнакомых:
одним словом, он сделался знаменитостью, модным человеком, необходимостью обедов, балов, раутов и бесед с литературным направлением, львом тогдашнего
времени.
Все
время, проведенное мною
в этот
день на службе, я продумал об этом моем знакомом незнакомце, об этом Филиппе Кольберге, без отчета которому моя maman не проводила ни
одного дня и регулярно получаемые письма которого всегда брала трепещущей рукою и читала по нескольку раз с глубоким и страстным вниманием, а иногда даже и со слезами на своих
прекрасных глазах.
Время идет, —
день за
днем, год за годом… Что же, так всегда и жить, — жить, боясь заглянуть
в себя, боясь прямого ответа на вопрос? Ведь у меня ничего нет. К чему мне мое честное и гордое миросозерцание, что оно мне дает? Оно уже давно мертво; это не любимая женщина, с которою я живу
одной жизнью, это лишь ее труп; и я страстно обнимаю этот
прекрасный труп и не могу, не хочу верить, что он нем и безжизненно-холоден; однако обмануть себя я не
в состоянии. Но почему же, почему нет
в нем жизни?
Время шло. Прошло два года, когда
в один прекрасный день «сенаторский курьер» привез Павлу Кирилловичу высочайший приказ о назначении его сенатором. Приказ был подписан и Аракчеевым.