Неточные совпадения
В то
время обряд отсылки строптивых рабов
в рекрутское присутствие совершался самым коварным образом. За намеченным субъектом потихоньку следили, чтоб он не бежал или не повредил себе чего-нибудь, а затем
в условленный момент внезапно
со всех сторон окружали его, набивали на
ноги колодки и сдавали с рук на руки отдатчику.
Улита стояла ни жива ни мертва. Она чуяла, что ее ждет что-то зловещее. За две недели, прошедшие
со времени смерти старого барина, она из дебелой и цветущей барской барыни превратилась
в обрюзглую бабу. Лицо осунулось, щеки впали, глаза потухли, руки и
ноги тряслись. По-видимому, она не поняла приказания насчет самовара и не двигалась…
Она обвилась руками вокруг его шеи и прижалась горячим влажным ртом к его губам и
со сжатыми зубами,
со стоном страсти прильнула к нему всем телом, от
ног до груди. Ромашову почудилось, что черные стволы дубов покачнулись
в одну сторону, а земля поплыла
в другую, и что
время остановилось.
К тому
времени ром
в бутылке стал на уровне ярлыка, и оттого казалось, что качка усилилась. Я двигался вместе
со стулом и каютой, как на качелях, иногда расставляя
ноги, чтобы не свернуться
в пустоту. Вдруг дверь открылась, пропустив Дэзи, которая, казалось, упала к нам сквозь наклонившуюся на меня стену, но, поймав рукой стол, остановилась
в позе канатоходца. Она была
в башмаках, с брошкой на серой блузе и
в черной юбке. Ее повязка лежала аккуратнее, ровно зачеркивая левую часть лица.
Но, если не ошибаюсь, этот своеобразный фокус состоит
в том, что она, идя за мною следом шаг за шагом,
нога в ногу, и неотступно глядя на меня,
в то же
время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать, отождествляет себя
со мною.
Все шло чин чином, и крестьяне, несмотря на тесноту, наблюдали почтительное молчание; но
в ту самую минуту, как молодой, по тогдашнему обычаю, бросил наземь и начал топтать
ногами стклянку с вином, из которой во
время венчанья пил попеременно
со своей невестою, народ зашумел, и глухой шепот раздался на церковной паперти.
Нина, танцевавшая
со Свежевским, воспользовалась тем
временем, когда ее кавалер, дирижировавший мазуркой, устраивал какую-то сложную фигуру, и побежала
в уборную, легко и быстро скользя
ногами в такт музыке и придерживая обеими руками распустившиеся волосы.
Со всем тем лицо ее выражало более суеты и озабоченности, чем когда-нибудь; она перебегала от крылечка
в клетушку, от клетушки к задним воротам, от задних ворот снова к крылечку, и во все
время этих путешествий присутствовавшие могли только видеть одни
ноги тетушки Анны: верхняя же часть ее туловища исчезала совершенно за горшками, лагунчиками, скрывалась за решетом, корчагою или корытом, которые каждый раз подымались горою на груди ее, придерживаемые
в обхват руками.
Но
в это
время глаза мельника устремляются на плотину — и он цепенеет от ужаса: плотины как не бывало; вода гуляет через все снасти… Вот тебе и мастак-работник, вот тебе и парень на все руки!
Со всем тем, боже сохрани, если недовольный хозяин начнет упрекать Акима: Аким ничего, правда, не скажет
в ответ, но уж зато с этой минуты бросает работу, ходит как словно обиженный, живет как вон глядит; там кочергу швырнет, здесь
ногой пихнет, с хозяином и хозяйкой слова не молвит, да вдруг и перешел
в другой дом.
Три раза
со своей артелью, состоявшей исключительно из татар, отплывал он от берега и три раза возвращался обратно на веслах с большими усилиями, проклятиями и богохульствами, делая
в час не более одной десятой морского узла.
В бешенстве, которое может быть понятно только моряку, он срывал прикрепленный на носу образ Николая, Мир Ликийских чудотворца, швырял его на дно лодки, топтал
ногами и мерзко ругался, а
в это
время его команда шапками и горстями вычерпывала воду, хлеставшую через борт.
До самых дверей стала живая улица, и дальше все сдедалось, как обещал проводник. Даже и твердое упование веры его не осталось
в постыжении: расслабленный исцелел. Он встал, он сам вышел на своих
ногах «славяще и благодаряще». Кто-то все это записал на записочку,
в которой,
со слов проводника, исцеленный расслабленный был назван «родственником» орловского купца, через что ему многие завидовали, и исцеленный за поздним
временем не пошел уже
в свой бедный обоз, а ночевал под сараем у своих новых родственников.
Абрашка
в это
время колол дрова. Заинтересованный шумом, он равнодушно вышел за ворота, пригляделся и вдруг
со всех
ног кинулся
в дом. Через минуту дверь отворилась. Мне показалось, что оттуда мелькнуло дуло ружья, но тотчас же дверь захлопнулась опять. Не прошло и минуты, как из юрты появилась красивая жена Абрама, а за ней — сам Абрам покорно шел с пустыми руками…
В пять часов мы обедали на Невском
в огромном и скверном ресторане. Двухсветная зала, румыны, плюшевая мебель, электричество, зеркала, вид монументального метрдотеля, а
в особенности зрелище восьмипудовых, величественно-наглых лакеев во фраках, с крутыми усищами на толстых мордах, — все это совершенно ошеломило моего наивного друга. Во все
время обеда он сидел растерянный, неловкий, заплетая
ноги за передние ножки стула, и только за кофе сказал
со вздохом, медленно качая головой...
— Дал столько, за сколько иной
в наше
время продал бы совесть свою, всю,
со всеми варьяциями-с… если бы только что-нибудь дали-с. Только меня варом обдало, когда я положил
в карман денежки. Право, я не знаю, как это
со мной всегда делается, господа, — но вот ни жив ни мертв, губами шевелю,
ноги трясутся; ну, виноват, виноват, совсем виноват,
в пух засовестился, готов прощенья просить у Федосея Николаича…
Но вот раздался кабинетный звонок, и дежурный канцелярист, застегивая последнюю пуговицу вицмундира,
со всех
ног бросился на призыв его превосходительства. По прошествии некоторого
времени он опять показался
в зале и собственноручно открыл самым торжественным образом половину двери. Послышались веские шаги, с легким скрипом — и
в дверях появился Непомук Анастасьевич Гржиб-Загржимбайло.
Ночевал он
в частном доме, всю ночь чувствовал отвращение к рыбе и думал о трех рублях и четвертке чаю. Рано утром, когда небо стало синеть, ему приказали одеться и идти. Два солдата
со штыками повели его
в тюрьму. Никогда
в другое
время городские улицы не казались ему так длинны и бесконечны. Шел он не по тротуару, а среди улицы по тающему, грязному снегу. Внутренности всё еще воевали с рыбой, левая
нога немела; калоши он забыл не то
в суде, не то
в частном доме, и
ноги его зябли…
Теркин сел, и коляска
со звоном ржавых гаек и шарнир покатила книзу. Он не стерпел — взял извозчика, испытывая беспокойство ожидания: чем пахнет на него жизнь
в этих священных стенах, на которых
в смутные
времена иноки защищали мощи преподобного от польских полчищ и бросали под
ноги вражьих коней град железных крючковатых гвоздей, среди грохота пушек и пищалей.
Он ясно помнит: когда его ранили
в грудь навылет и он упал, еще некоторое
время, до потери сознания, он подрыгивал
ногами, как будто кому подтанцовывал. И теперь он вспоминает об этой атаке
со странным чувством: отчасти
со страхом, отчасти как будто с желанием еще раз испытать то же самое.
— Да, разумеется, «началил», да это ничего, без того и невозможно. А вот голод — это ужасно. Бывало,
в госпожин пост и оскребки из деревянной чашки все
со щепой переешь и, что
в земле случаем
ногами втоптано, везде выковыряешь да проглотишь, а теперь вот через это староверское злое безумие и умирай без
времени, а детей пусти по миру.
Глядя на него, бабушка вдруг срывает
со своей головы платок и начинает тоже выделывать руками и
ногами разные штуки, молча, уставившись глазами
в одну точку. И
в это
время, я думаю,
в головах мальчика и старухи сидит ясная уверенность, что их жизнь погибла, что надежды нет…
В нескольких десятках верст от Москвы и на столько же почти
в сторону от большой тверской дороги стоял деревянный терем, окруженный
со всех сторон вековыми елями и соснами. При первом взгляде на него можно было безошибочно сказать, что прошел уже не один десяток лет, когда топор звякнул последний раз при его постройке. Крылья безостановочного
времени, видимо, не раз задевали его и оставили на нем следы свои. Добрые люди давно не заносили
ноги через его порог.
Один, преклонив голову к колесу, спит; другой перевязывает товарищу руку; далее, ближе к корме, два воина,
со слезами на глазах, берутся за голову и
ноги, по-видимому, умершего товарища и собираются бросить его
в речную могилу, уносящую столь же быстро, как
время, все, что ей ни поверят.
В нескольких десятках верст от Москвы и на столько же почти
в сторону от большой тверской дороги стоял деревянный терем, окруженный
со всех сторон вековыми елями и соснами. При первом взгляде на него можно было безошибочно сказать, что прошел уже не один десяток лет, когда топор звякнул последний раз при его постройке. Крылья безостановочного
времени не раз задевали его и оставили на нем следы свои. Добрые люди давно не заносили
ноги через его порог.
В то
время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и
ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах;
в то
время, когда ораторские таланты так быстро развились
в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда
в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия;
в то
время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников;
в то
время, когда
со всех сторон появились вопросы (как называли
в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств,
в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились
в неописанном восторге.
Несколько раз
в короткую майскую ночь с зарей, сливающейся с зарей, Альбина выходила из горницы постоялого двора мимо вонючей галереи на заднее крыльцо. Казак все еще не спал и, спустив
ноги, сидел на стоявшей подле тарантаса пустой телеге. Только перед рассветом, когда петухи уже проснулись и перекликались
со двора на двор, Альбина, сойдя вниз, нашла
время переговорить с мужем. Казак храпел, развалившись
в телеге. Она осторожно подошла к тарантасу и толкнула ящик.