Неточные совпадения
— Но позвольте, — сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, — зачем вы исчисляете все их качества, ведь
в них
толку теперь нет никакого, ведь это всё
народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.
Уставши, наконец, тянуться, выправляться,
С досадою Барбосу он сказал,
Который у воза хозяйского лежал:
«Не правда ль, надобно признаться,
Что
в городе у вас
Народ без
толку и без глаз?
Свежесть утра веяла над пробудившимися Сорочинцами. Клубы дыму со всех труб понеслись навстречу показавшемуся солнцу. Ярмарка зашумела. Овцы заблеяли, лошади заржали; крик гусей и торговок понесся снова по всему табору — и страшные
толки про красную свитку,наведшие такую робость на
народ в таинственные часы сумерек, исчезли с появлением утра.
Пошли, пошли и зашумели, как море
в непогоду,
толки и речи между
народом.
Газета тогда
в глухой провинции была редкость, гласность заменялась слухами,
толками, догадками, вообще — «превратными толкованиями». Где-то
в верхах готовилась реформа, грядущее кидало свою тень, проникавшую глубоко
в толщу общества и
народа;
в этой тени вставали и двигались призраки, фоном жизни становилась неуверенность. Крупные черты будущего были неведомы, мелочи вырастали
в крупные события.
Когда я лег спать
в мою кроватку, когда задернули занавески моего полога, когда все затихло вокруг, воображение представило мне поразительную картину; мертвую императрицу, огромного роста, лежащую под черным балдахином,
в черной церкви (я наслушался
толков об этом), и подле нее, на коленях, нового императора, тоже какого-то великана, который плакал, а за ним громко рыдал весь
народ, собравшийся такою толпою, что край ее мог достать от Уфы до Зубовки, то есть за десять верст.
После я узнал, что Параше и другим с этих пор строго запретили сообщать мне нелепые
толки, ходившие
в народе.
— Ни зерна не поняла, хи! Навешивал, навешивал я ей
в уши-те — не понимат, вижу! Ай ты, господи-богородице-Никола, скольки
народу на земле, а
толку нету!
— Нет, Иван Андреич, неправда! Он и люди его
толка — против глупости, злобы и жадности человечьей! Это люди — хорошие, да; им бы вот не пришло
в голову позвать человека, чтобы незаметно подпоить да высмеять его; время своё они тратят не на игру
в карты, на питьё да на еду, а на чтение добрых и полезных книг о несчастном нашем российском государстве и о жизни
народа;
в книгах же доказывается, отчего жизнь плоха и как составить её лучше…
В городе было покойно,
народ ходил
в театр, только
толки о войне, конечно, занимали все умы.
— А почему знать? может быть, и добьемся
толку. Жаль, что со мной народу-то немного, а то бы я не выпустил из села ни одной души, пока не узнал, где теперь их боярин. Статься не может, чтоб
в целой отчине не нашлось никого, кто б знал, куда он запропастился.
Предыдущие сутки я провел на Святом озере, у невидимого града Китежа, толкаясь между
народом, слушая гнусавое пение нищих слепцов, останавливаясь у импровизованных алтарей под развесистыми деревьями, где беспоповцы, скитники и скитницы разных
толков пели свои службы, между тем как
в других местах,
в густых кучках
народа, кипели страстные религиозные споры.
Возвратясь домой (Бенни жил
в редакции, где все
в это время заняты были обстоятельствами ужасного бедствия), Бенни разделял общее мнение, что вредных
толков, распространяющихся
в народе о том, что Петербург поджигают студенты, скрывать не следует, а, напротив, должно немедленно и энергически заявить, что такие
толки неосновательны и что, для прекращения их, полиция столицы обязана немедленно назвать настоящих поджигателей, буде они ей известны.
Сейчас
народ повалит из церквей!
Вмешайтеся
в толпу; глаза и уши
Насторожить! Сегодня панихида
Царевичу Димитрию идет,
Отрепьева ж клянут; так будут
толки!
В наше время сочувствовать мода,
Мы помочь бы тебе и не прочь,
Безответная жертва
народа, —
Да себе не умеем помочь!»
А погонщик недаром трудился —
Наконец-таки
толку добился!
Да и основная мысль пьесы, что молодец бежит
в лес от злых
толков, решительно нейдет к нашему простому, умному
народу: она могла родиться разве только у человека, пожившего между сплетнями светского общества.
Миронка был маленький, вертлявый мужик, давно разъезжающий с Александром Ивановичем. Он слыл за певца, сказочника и балагура.
В самом деле, он иногда выдумывал нелепые утки и мастерски распускал их между простодушным
народом и наслаждался плодами своей изобретательности. Очевидно было, что Василий Петрович, сделавшись загадкою для ребят, рубивших лес, сделался и предметом
толков, а Миронка воспользовался этим обстоятельством и сделал из моего героя отставного комедианта.
— Зверь бесчувственный, и тот больше понимает, чем этот
народ, — заговорил он, — сколько им от меня внушений было, — на голове зарубил, что блажен человек, иже и скоты милует… ничего
в толк не берут!
Конечно, по хозяйской части, как и
в купеческом деле, много и глупого счастья бывает, а если насчет работников взять, так все едино-единственно зависит от того, кто как ремесло
в толк взял, а другая главная пружина состоит и
в том: каков ты и
в поведении, особенно нонече, потому что
народ год от года стал баловатее: иной парень бывает по мастерству и не так расторопен, да поведения смирного, так он для хозяина нужней первейшего работника.
Народ, что у него работал, не сподручен к такому делу: иной и верен был, и человек постоянный, да по посуденной части
толку не смыслит, а у другого и
толк был
в голове, да положиться на него боязно.
Это происшествие вызвало среди врачей нашей больницы много
толков; говорили, разумеется, о дикости и жестокости русского
народа, обсуждали вопрос, имел ли право дежурный врач выписать больного, виноват ли он
в смерти ребенка нравственно или юридически и т. п.
В тот же день закрыты все народные читальни.
В объявлении говорилось, что «мера эта принята вследствие замеченного вредного направления некоторых из учрежденных
в последнее время народных читален, кои дают средства не столько для чтения, сколько для распространения между посещающими их лицами сочинений, имеющих целью произвести беспорядки и волнение
в народе, а также для распространения безосновательных
толков».
Между тем весть об этом происшествии быстро разнеслась по городу. Толпы
народа всех званий, возрастов и состояний затопили близлежащие улицы. Многие провожали это шествие, многие ограничивались простым любопытным глазеньем. Везде шли самые разноречивые
толки.
В иных кучках выражали сочувствие студентам,
в других сочувствие полиции.
Заходили по
народу толки, будто Патап Максимыч привез
в Осиповку несметное богатство сироты Смолокуровой и что сложено оно у него
в его каменной палатке.
Ужас и уныние шли вместе с холерой; вечером и на рассвете по всем церквам гудел колокольный звон, чтобы во всю ночь между звонами никто не смел выходить на улицу; на перекрестках дымились смрадные кучи навоза, покойников возили по ночам арестанты
в пропитанных дегтем рубахах, по домам жгли бесщадно все оставшееся после покойников платье, лекаря ходили по домам и все опрыскивали хлором, по
народу расходились
толки об отравлении колодцев…
Год толковали, на другой — перестали, — новые
толки в народе явились, старые разводить было не к чему, да и некогда.
Много таких споров, много и
толков сыздавна идет на Руси середи простого
народа… А сколько иногда
в тех спорах бывает ума, начитанности, ловкости
в словопрениях, сколько искусства!.. И весь этот народный ум дрождями, лестовками да антихристом занят!..
Один только случай, породивший
толки в народе, смутил малороссов.
Ропот
в народе и
толки дошли до старухи Натальи Демьяновны.
О причинах холеры,
в особенности после вызванных ею волнений, пошли
в народе самые нелепые
толки.
— Кости такие не бывают, — сказал мой сожитель, указывая на то место скелета, где должен быть таз. — Вообще, знаете ли, духовная пища, которую подают
народу, не первого сорта, — добавил он и испустил носом протяжный, очень печальный вздох, который должен был показать мне, что я имею дело с человеком, знающим
толк в духовной пище.
Эти отношения игуменьи к послушнице породили новые, уже несообразные
толки. Основанием некоторые из них имели даже Петербургские события, о которых людская молва, уподобляемая Русским
народом морской волне, донесла отголоски и
в стены московского девичьего монастыря.
Государыня расспрашивала его о происшествиях
в городе, о состоянии цен на жизненные припасы и о
толках про нее
в народе.
Посольство уехало из Москвы, но
толки о нем не прекратились
в народе. Молва увеличивала славу подвига. Говорили о бесчисленных воинствах, разбитых казаками, о множестве
народов, ими покоренных, о несметном богатстве, ими найденном.
Прошло несколько дней. На дворе стоял ноябрь
в самом начале.
В Москве ожидали приезда царя по случаю, как шли
толки в народе, обручения красавицы-княжны Евпраксии Васильевны Прозоровской с сыном казненного опального вельможи — молодым князем Воротынским, которому сам Иоанн обещал быть вместо отца.
Вскипел тут бесшумно
народ, стали то одну, то другую выпихивать, — бабы упираются, галки с крыш смеются,
толку ни на грош. Взяли тут бабы дело
в свои руки, пальцами туда-сюда потыкали, выхватили перекупку одну базарную, сырую бабеху
в полтора колеса
в обхвате… Подтащили к Федьке, головами показывают: честно, мол, выбрали, — болтливей ее ни одной сороки не было…
Фет, верно, был бы недоволен тем, что серый
народ без
толку тормошит его «милую крошку», но вины Фета
в том нет.
Но попы и московские дьяки издавна славились своею искательностью, а есть еще
народ, община, т. е. прихожане церкви Всемилостивого Спаса
в Наливках. Тут свой
толк и свой независимый разум. Они и сказались, только престранно: прихожане Спаса
в Наливках
в числе 42 «персон» подали от себя на высочайшее имя прошение,
в котором молили: «повели, всемилостивый государь, нашему приходскому попу Кирилле Федорову при оной нашей церкви служить по-прежнему, понеже он нам, приходским людям и вкладчикам, всем удобен».
В Кракове у поляков какие-то совсем иные нравы. Этого, вероятно, еще следы их прежней жизни. Я целый день проходил по городу с моим проводником
в кармане. Видел много, да все без
толку.
В шесть часов вечера зашел
в пивной погреб.
Народа тьма тьмущая. Около меня сидели два человека и говорили о политике, довольно смело, довольно дерзко для города, где есть австрийская гауптвахта. Они спросили себе полгуся, я тоже попросил гуся.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах;
в то время, когда ораторские таланты так быстро развились
в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда
в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия;
в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников;
в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли
в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств,
в которых никто не мог добиться
толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились
в неописанном восторге.
— Нас, — говорят, — за дикарей жалость берет; из них с этой возней совсем последний
толк выбьют; нынче мы их крестим, завтра ламы обращают и велят Христа порицать, а за штраф все что попало у них берут. Обнищевает бедный
народ и
в скоте и
в своем скудном разуме, — все веры перепутал и на все колена хромает, а на нас плачется.