Неточные совпадения
Кто написал гениальную хулу на Христа «об Иисусе Сладчайшем и о горьких плодах
мира», кто почувствовал темное начало
в Христе, источник смерти и
небытия, истребление жизни, и противопоставил «демонической» христианской религии светлую религию рождения, божественное язычество, утверждение жизни и бытия?
Когда же наступает момент пассивности
в отношении притяжения пустоты этого низшего
мира, когда по слабости
мир кажется пустым, плоским, лишенным измерения глубины, то скука делается диавольским состоянием, предвосхищением адского
небытия.
Промысел Божий и откровение Божие
в мире — не насилие над человечеством, а освобождение человечества от рабства у зла, возвращение утерянной свободы, не формальной свободы от совершенного бытия (свободы
небытия), а материальной свободы для совершенного бытия (свободного бытия).
Мир спасется во всей полноте своего бытия, но то, что есть
небытие в мире, но
мир лживо-призрачный спастись не может и не должен, может лишь сгореть.
В грехопадении произошло смешение бытия с
небытием, истины с ложью, жизни со смертью, и история
мира призвана Провидением разделить эти два царства, действительное и призрачное.
Гибели никто не обязан разделять, и из того, что кто-то
в мире уклоняется к
небытию, не следует, что я должен уклоняться к
небытию.
Спасение
мира есть вытеснение зла
в сферу
небытия, утверждение
мира истинно, о и уничтожение
мира ложного.
В мир вошла смерть, как сила
небытия, незримо присутствующая во всей твари и неотвратимо совершающая свою работу.
В мире, где свет и тьма, добро и зло, бытие и
небытие находятся
в смешении, можно понять, почему голубизне неба легко иногда предпочесть подземную щель крота или солнечному свету тьму подземелья, ибо и им присуще бытие, а следовательно, и нечто положительное, единственное, неповторяемое.
Мир идеальный, софийный, остается по ту сторону такого бытия-небытия, иначе говоря,
в нем нет места материи — ничто, и если и можно говорить о его бытии — сущести, то лишь
в особом смысле сверхбытия, до которого не достигает тень
небытия.
Каким образом возникает
мир, т. е. это смешение бытия и
небытия, каким образом вообще создается бытие и сверхбытийные семена бытия погружаются
в ничто?
Должны существовать идеи не только настоящих вещей, но и прошедших, даже идеи отрицания, относительного, гибнущего, смерти, уничтожения и под Сила этого аргумента заключается
в прямом отожествлении понятий, возникающих
в мире явлений и по поводу их, с самыми идеями, но это прямолинейное отожествление отнюдь не вытекает из платоновского учения, ибо
мир идей, хотя и имманентен
миру явлений, как его основа, но вместе с тем и принципиально от него отличается Идеи
в нем погружены
в становление и
небытие, терпят многочисленные преломления и отражения, собственно и составляющие область относительного.
Этот замысел мог появиться у такого тварного существа, которое, принадлежа к тварному
миру, по собственному опыту знало силу
небытия, ибо ее актуализировало
в себе как зло слепым бунтовщическим актом.
Поэтому-то система неоплатонизма и могла оказать философскую поддержку падавшему языческому политеизму: из сверхмирного и сверхбожественного Εν последовательно эманируют боги и
мир, причем нижние его этажи уходят
в тьму
небытия, тогда как верхние залиты ослепительным светом, —
в небе же загорается система божественных лун, светящих, правда, не своим, а отраженным светом, однако утвержденных на своде небесном.
Великая Матерь, земля сырая!
в тебе мы родимся, тобою кормимся, тебя осязаем ногами своими,
в тебя возвращаемся. Дети земли, любите матерь свою, целуйте ее исступленно, обливайте ее слезами своими, орошайте потом, напойте кровью, насыщайте ее костями своими! Ибо ничто не погибает
в ней, все хранит она
в себе, немая память
мира, всему дает жизнь и плод. Кто не любит землю, не чувствует ее материнства, тот — раб и изгой, жалкий бунтовщик против матери, исчадие
небытия.
Если Слово Божие и говорит о «вечных мучениях», наряду с «вечной жизнью», то, конечно, не для того, чтобы приравнять ту и другую «вечность», — райского блаженства, как прямого предначертания Божия, положительно обоснованного
в природе
мира, и адских мук, порождения силы зла,
небытия, субъективности, тварной свободы.
Парменид учит нас, что есть только бытие,
небытия же вовсе не существует; правда, он имел при этом
в виду свое неподвижное, абсолютное Единое, субстанцию
мира, которой только и принадлежит бытие, вне же ее ничего нет.
В применении к такому понятию абсолютного, очевидно, не имеет никакого значения идея
небытия. Однако не так просто обстоит это
в применении к действию Абсолютного, к творческому акту, которым оно вызывает к существованию несуществовавшее доселе, т. е.
небытие, творит из ничего.
Но, попадая
в мир бытия-небытия,
в кеному материальности, они вступают
в связь с principia individuationis
в отрицательном смысле.
В том, что
небытие, ничто, сделалось материей бытия, было вызвано к жизни, сказалась самоотверженная любовь Божия и безмерное божественное смирение;
в этом же проявилась и безмерная мудрость, и всемогущество Божие, создающее
мир из ничего.
Таков, по Платону, окружающий нас телесный
мир: каждая вещь
в нем находится между
миром идей (причастна идее) и
небытием.]
в смысле Платона).
Мир не может вовсе не удаться, иначе говоря, тварный меон не может разложиться обратно
в укон, потонуть
в беспредельности — άπειρον,
небытие не может волнами своими всплеснуть до неба и победить божественную силу, однако
в силу свободы своей
мир может задерживаться
в состоянии меональности, не достигая высшей степени бытия.
Действительно, если устранить из мысли и чувства ничто как основу твари, то различие между Абсолютным и
миром, Творцом и творением, улетучивается,
мир сам по себе представляется абсолютным или, что то же, абсолютность приписывается бытию, которое
в действительности соотносительно
небытию, а потому и вообще относительно.
С одной стороны, оно есть ничто,
небытие, но, с другой — оно же есть основа этого становящегося
мира, начало множественности или метафизическое (а затем и трансцендентальное) место этого
мира, и
в этом именно смысле Платон и определяет материю как «род пространства (το της χώρας), не принимающий разрушения, дающий место всему, что имеет рождение» (52 а) [Ср. там же. С. 493.].
Но рядом с этим
мир имеет и низшую «подставку» — υποδοχή [Более точный перевод: подоснова, «субстрат» (греч.).], которая есть «место» распавшейся, актуализированной множественности, находящей свое единство лишь во временно-пространственном процессе,
в становлении, бытии-небытии; слои бытия переложены здесь слоями
небытия, и бытие находится
в нерасторжимом, как свет и тень, союзе с
небытием.
И как только плотина бытия прорвана была актом грехопадения,
небытие излилось
в мир и наводнило все существующее: смерть стала всеобщим и последним врагом.
Мир множественный и индивидуальный есть
мир вторичный, отраженный, не вполне реальный,
в нем бытие смешано с
небытием.
Но ложно было бы, безбожно и бесчеловечно до последнего Божьего суда разделять человечество на два лагеря, на людей, живущих
в Божьем
мире,
в бытии и воспринимающих реальности, и на людей, живущих
в мире фантасмагорическом,
в небытии и потерявших способность воспринимать реальности.
Но
небытие это принимает адский характер после опыта бытия, после опыта жизни
в Божьем
мире.
Фантазмы же заменяют Божий замысел о
мире другим замыслом, который есть разложение бытия, и
небытие и есть отказ от соучастия
в деле Божьем,
в продолжении миротворения.
Гегель по-своему открывал ту истину, что, для того чтобы
в мире возможно было новое становление, динамика, необходимо
небытие, ничто.
Поэтому она вводит
в мир фантасмагорический, поэтому она есть путь к
небытию.
Теперь мы переходим от
мира фантазмов,
мира небытия в мир любви, т. е.
в мир бытия.
Творчество же есть прорыв из ничего, из
небытия, из свободы
в бытие и
мир.
Абсолютно новое
в мире возникает лишь через творчество, т. е. свободу, вкорененную
в небытии.