Неточные совпадения
Пред ним встала
картина, напомнившая заседание масонов
в скучном романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь;
в конце стола — патрон, рядом с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по другую сторону — Кутузов
в тужурке инженера путей сообщения.
— Да ведь проповедуют это бездомные, — сказал сидевший
в конце стола светловолосый человек, как бы прижатый углом его к стене под тяжелую раму какой-то темной
картины.
В зале делалось душно, особенно когда зажгли лампы. Свидетелям не было
конца. Все самые тайные подвиги Полуянова выплывали на свет божий. Свидетельствовала крестьяне, мещане, мелкие и крупные купцы, какие-то бабы-торговки, — все это были данники Полуянова, привыкшие ему платить из года
в год. Страница за страницей развертывалась
картина бесконечного сибирского хищения. Многое Полуянов сам забыл и с удивлением говорил...
Чем дальше подвигался Полуянов, тем больше находил недостатков и прорух
в крестьянском хозяйстве. И земля вспахана кое-как, и посевы плохи, и земля пустует, и скотина затощала. Особенно печальную
картину представляли истощенные поля, требовавшие удобрения и не получавшие его, —
в этом благодатном краю и знать ничего не хотели о каком-нибудь удобрении. До сих пор спасал аршинный сибирский чернозем. Но ведь всему бывает
конец.
Сахалинская администрация сажает людей на участки как-нибудь, не соображаясь с обстоятельствами и не заглядывая
в будущее, а при таком нехитром способе создавать новые населенные пункты и хозяйства, селения, поставленные даже
в сравнительно благоприятные условия, как Рыковское,
в конце концов все-таки дают
картину полного обнищания и доходят до положения Верхнего Армудана.
— Просто-запросто есть одно странное русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «рыцаря бедного», отрывок без начала и
конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей
картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже
в том, чтобы сыскать сюжет для
картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на «рыцаря бедного», кто первый, не помню…
Тут следует большой промежуток, то есть темное пятно или полинявшее место
в картине давно минувшего, и я начинаю себя помнить уже очень больным, и не
в начале болезни, которая тянулась с лишком полтора года, не
в конце ее (когда я уже оправлялся), нет, именно помню себя
в такой слабости, что каждую минуту опасались за мою жизнь.
Как ни усердствовали крестьяне, как ни старались сельские начальники, но к
концу осени окрестности будущего chateau представляли собою скорее
картину недавнего геологического переворота, нежели что-нибудь с чем-нибудь сообразное; даже ямы, свидетельствовавшие о пребывании
в этом месте крестьянских дворов и гумен, не были заровнены.
И если над всем этим представить себе палящий весенний полдень, какой иногда бывает на нашем далеком севере
в конце апреля, — вот
картина, которая всегда производила и будет производить на мою душу могучее, всесильное впечатление.
В конце 1840 г. были напечатаны
в «Отечественных записках» отрывки из «Записок одного молодого человека», — «Город Малинов и малиновцы» нравились многим; что касается до остального,
в них заметно сильное влияние гейневских «Reisebilder» [«Путевых
картин» (нем.).].
Засыпая
в своей кровати крепким молодым сном, Нюша каждый вечер наблюдала одну и ту же
картину:
в переднем углу, накрывшись большим темным шелковым платком, пущенным на спину
в два
конца, как носят все кержанки, бабушка молится целые часы напролет, откладываются широкие кресты, а по лестовке отсчитываются большие и малые поклоны.
На полянке, с которой был виден другой
конец пруда, стоял мольберт, за ним сидел
в белом пиджаке высокий, величественный старец, с седой бородой, и писал
картину. Я видел только часть его профиля.
— Но, простите, я не знаю, при чем тут Красновский, — сказал я, тоже вставая и подходя к
картине в другом
конце кабинета.
Вошли
в какой-то двор, долго шагали
в глубину его, спотыкаясь о доски, камни, мусор, потом спустились куда-то по лестнице. Климков хватался рукой за стены и думал, что этой лестнице нет
конца. Когда он очутился
в квартире шпиона и при свете зажжённой лампы осмотрел её, его удивила масса пёстрых
картин и бумажных цветов; ими были облеплены почти сплошь все стены, и Мельников сразу стал чужим
в этой маленькой, уютной комнате, с широкой постелью
в углу за белым пологом.
Когда мы вышли из-за мыса и полетели на Разбойника, нашим глазам представилась ужасная
картина: барка Лупана быстро погружалась одним
концом в воду… Палуба отстала, из-под нее с грохотом и треском сыпался чугун, обезумевшие люди соскакивали с борта прямо
в воду… Крики отчаяния тонувших людей перемешались с воем реки.
Она продолжалась два года с половиной, и хотя
в конце ясность ее помутилась, но
в благодарной памяти моей сохранились живее и отчетливее только утешительные
картины.
Но мной не считали нужным или интересным заниматься так, как вчера, и я скромно стал сзади. Возникли предположения идти осматривать оранжерею, где помещались редкие тропические бабочки, осмотреть также вновь привезенные
картины старых мастеров и статую, раскопанную
в Тибете, но после «Ксаверия» не было ни у кого настоящей охоты ни к каким развлечениям. О нем начали говорить с таким увлечением, что спорам и восклицаниям не предвиделось
конца.
Он старался придумать способ к бегству, средство, какое бы оно ни было… самое отчаянное казалось ему лучшим; так прошел час, прошел другой… эти два удара молотка времени сильно отозвались
в его сердце; каждый свист неугомонного ветра заставлял его вздрогнуть, малейший шорох
в соломе, произведенный торопливостию большой крысы или другого столь же мирного животного, казался ему топотом злодеев… он страдал, жестоко страдал! и то сказать: каждому свой черед; счастие — женщина: коли полюбит вдруг сначала, так разлюбит под
конец; Борис Петрович также иногда вспоминал о своей толстой подруге… и волос его вставал дыбом: он понял молчание сына при ее имени, он объяснил себе его трепет…
в его памяти пробегали
картины прежнего счастья, не омраченного раскаянием и страхом, они пролетали, как легкое дуновение, как листы, сорванные вихрем с березы, мелькая мимо нас, обманывают взор золотым и багряным блеском и упадают… очарованы их волшебными красками, увлечены невероятною мечтой, мы поднимаем их, рассматриваем… и не находим ни красок, ни блеска: это простые, гнилые, мертвые листы!..
Как живо вспоминаются мне эти долгие, тихие сеансы!
Картина подходила к
концу, и тяжелое, неопределенное чувство закрадывалось постепенно
в мою грудь. Я чувствовал, что, когда Надежда Николаевна перестанет быть нужна мне как натурщица, мы расстанемся. Я вспомнил наш разговор с Гельфрейхом
в день его переезда; часто, когда я вглядывался
в ее бледное, мрачное лицо,
в ушах моих звенели слова: «Ах, Андрей, Андрей, вытащи ее!»
Между прочим, я мечтал и об этом, и это были мечтания поистине отрадные. Сначала я душевно скорбел, рисуя себе
картину путника, выбивающегося из сил; но так как я человек добрый, то, разумеется, не оставлял его до
конца погибнуть и
в критическую минуту поспешал на помощь и предоставлял
в его распоряжение неприхотливое, но вполне удовлетворительное жилье. И глубока была моя радость, когда вслед затем перед моими глазами постепенно развертывалась
картина возрождения…
Уже две недели, как я перестал ходить
в академию: сижу дома и пишу. Работа совершенно измучила меня, хотя идет успешно. Следовало бы сказать не хотя, а тем более, что идет успешно. Чем ближе она подвигается к
концу, тем все страшнее и страшнее кажется мне то, что я написал. И кажется мне еще, что это — моя последняя
картина.
Август был
в половине, и стояла какая-то совсем отчаянная погода — дождь, дождь и дождь, мелкий и беспощадный, настоящий осенний дождь, который «зарядил» на целый месяц; провернулось, правда, несколько солнечных дней, но солнце светило таким печальным светом, и кругом было все так безнадежно серо, что на душе щемило от этих печальных
картин еще сильней, точно не было
конца этим серым низким тучам, которые ползли по небу расплывающимися мутными пятнами, с поспешностью перебираясь на юго-запад.
В конце июля моя работа была совсем почти кончена, оставалось еще собрать несколько сведений
в пеньковском архиве, а затем съездить
в Нижне-Угловский завод, чтобы там проверить кой-какие цифры, которые вошли
в мою работу; благодаря указаниям и помощи Гаврилы Степаныча мой труд представлял из себя очень интересную
картину экономической жизни Пеньковского завода, главная роль
в которой принадлежала ужасающей цифре смертности во всех возрастах, стоявшей, по-видимому,
в таком противоречии с наружным благосостоянием Пеньковки.
В дальнем
конце пруда чуть виднелась темная линия далекого леса, зубчатой стеной встававшего из белого тумана, который волнами ползал около берегов; полный месяц стоял посредине неба и озарял всю
картину серебристым светом, ложившимся по воде длинными блестящими полосами.
Когда я вошел
в комнату Мухоедова, мне представилась такая
картина: сам Мухоедов, бледный и взволнованный, бегал по комнате, Глафира Митревна и Фатевна стояли
в противоположных
концах комнаты и кричали
в два голоса.
Перед оставшимися на поле вдруг сформировалась новая живая и страшная
картина: бревно сшибло сошки и весь замет, за которым скрывался
в секрете Флегонт, а потом, перескочив через него, оно ткнулось и закопалось другим
концом в дальнем сугробе; Сганарель тоже не терял времени. Перекувыркнувшись три или четыре раза, он прямо попал за снежный валик Храпошки…
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад;
в саду росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на
конце главной аллеи,
в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад
в барские покои, хотя
в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых
картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Яркую
картину процесса выработки опытности дал Пирогов
в своих нашумевших «Анналах Дерптской хирургической клиники», изданных на немецком языке
в конце тридцатых годов.
Но потом,
в конце романа,
в мрачной и страшной
картине падения человеческого духа, когда зло, овладев существом человека, парализует всякую силу сопротивления, всякую охоту борьбы с мраком, падающим на душу и сознательно, излюбленно, со страстью отмщения принимаемым душою вместо света, —
в этой
картине — столько назидания для судьи человеческого, что, конечно, он воскликнет
в страхе и недоумении: «Нет, не всегда мне отмщение, и не всегда Аз воздам», и не поставит бесчеловечно
в вину мрачно павшему преступнику того, что он пренебрег указанным вековечно светом исхода и уже сознательно отверг его».
Когда Катя разговаривала с Корсаковым, ей представлялась
картина: хрупкая ладья несется по течению
в бешеном, стихийном потоке, среди шипящей пены и острых порогов, а сидящие
в ладье со смертельными усилиями только следят, чтобы ладья не опрокинулась, не дала течи, не налетела на подводную скалу. И верят, что,
в конце концов, выплывут на широкую, светлую реку. А толчки, перекатывающиеся волны, треск бортов, — все это было естественно и неизбежно.
Внезапное появление «лютого врага» захватило Теркина всего. История его исключения запрыгала
в его мозгу
в образах и
картинах с начала до
конца.
Не нужно забывать и того, что на таких театрах, как"Porte St.Martin"и"Ambigu", развился и исторический театр с эпохи
В.Гюго и А.Дюма-отца. Все эти исторические представления — конечно, невысокого образца
в художественном смысле; но они давали бойкие и яркие
картины крупнейших моментов новой французской истории.
В скольких пьесах Дюма-отца и его сверстников (вплоть до
конца 60-х годов) великая революция являлась главной всепоглощающей темой.
С Рикуром я долго водил знакомство и, сколько помню, посетил его и после войны и Коммуны.
В моем романе"Солидные добродетели"(где впервые
в нашей беллетристике является
картина Парижа
в конце 60-х годов) у меня есть фигура профессора декламации
в таком типе, каким был Рикур. Точно такого преподавателя я потом не встречал нигде: ни во Франции, ни
в других странах, ни у нас.
Недавно
в одной из книжек «Вестника Европы» Эмиль Золя набросал
картину жизни и нравов современной парижской молодежи, которая из всех
концов Франции стремится
в Латинский квартал.
В конце концов восторженные, огненные речи друга возымели свое действие на Николая Павловича;
в нем проснулся тот русский богатырь-солдат, который скрыт под тонким мундиром всякого честного офицера, и он с воодушевлением стал рисовать Андрею Павловичу
картины их будущей бивачной жизни, заранее предвкушая сладость несомненной победы над «общеевропейским врагом», «палачом свободы», «насадителем военной тирании» Наполеоном, этим воплощенным зверем Апокалипсиса.
Тихо, все еще любуясь
картиной, прошел Стягин к паперти, поднялся на нее и еще раз постоял, глядя на уходящие
в полумрак улицы Остоженку и Пречистенку и
конец бульвара.